После того как не стало мужа я нашла его второй телефон и поняла, что 40 лет жила с монстром, а не с человеком…

Телефон завибрировал на полированном дереве стола. Не его. Не тот, на который я звонила ему тысячи раз, слыша в ответ неизменное «В роуминге, дорогая».

Этот был тонкий, черный, безликий. Я нашла его в потайном кармане его дорожной сумки, когда разбирала вещи. Дмитрий умер неделю назад.

Я смотрела на экран, как на змею. Палец сам потянулся и смахнул уведомление. Пароля не было. Глупость или безграничная самоуверенность?

На экране открылся чат. Имя «Солнышко» и фотография смеющейся блондинки, обнимающей моего мужа.

На фоне — море, пальмы. Подпись под фото: «Наш рай. Жду тебя в ноябре, любимый». Фото было сделано три месяца назад.

В те дни Дмитрий «запускал новый филиал в Новосибирске».

Я прокрутила галерею. Вот они в ресторане. Вот она в его рубашке. Вот он держит на руках маленькую девочку с такими же светлыми волосами.

Комната поплыла. Сорок лет. Сорок лет завтраков, редких совместных отпусков, его вечных командировок, от которых он так уставал. Я гладила ему рубашки для этих поездок. Собирала аптечку.

Нужно было кому-то это показать. Чтобы не сойти с ума в одиночестве.

Я набрала номер сына.

— Кирилл, приезжай. Срочно.

Он приехал через полчаса, встревоженный. В его глазах я была хрупкой вдовой, убитой горем.

— Мам, что случилось? Тебе плохо?

Я молча протянула ему телефон. Он взял его с недоумением, потом его лицо начало меняться. Сначала недоверие. Потом — брезгливость.

— Это что? — его голос сел. — Какой-то дурацкий розыгрыш? Фотомонтаж?

— Посмотри даты, Кирилл. Просто посмотри.

Он листал. Его пальцы, так похожие на пальцы отца, дрожали. Он открывал папки. «Мадрид». «Токио». «Каир».

Везде были женщины. Разные. И везде был он, мой муж, их муж, улыбающийся, счастливый, живой. Совсем не тот уставший от командировок человек, которого я знала.

— Этого не может быть… — прошептал Кирилл, опуская телефон. — Он же… любил тебя. Нас.

Вопрос повис в воздухе. Любил? Кого из нас?

Внутри меня что-то окаменело. Горечь утраты сменилась другим чувством — холодным, острым любопытством исследователя.

Если был второй телефон, то что еще?

Я встала и пошла в его кабинет. Святая святых. Место, куда мне вход был заказан под предлогом «не нарушай мой рабочий порядок». Кирилл пошел за мной.

Я методично начала обыск. Книги. Ящики стола. Папки с документами. Ничего. Все было идеально, как в аптеке. Слишком идеально.

Мой взгляд упал на тяжелый персидский ковер. Я опустилась на колени и потянула за край. Кирилл помог. Под ковром, в паркете, была доска, которая едва заметно отличалась по цвету.

Я поддела ее ногтем. Поддалась легко. Внутри, в неглубокой нише, обитой бархатом, лежали они.

Еще семь телефонов.

Аккуратные, как коллекция бабочек. Каждый на своем месте. Некоторые старые, кнопочные. Другие — почти новые.

Кирилл издал какой-то сдавленный звук. А я просто смотрела. Сорок лет я прожила не с человеком. Я делила дом, постель и жизнь с расчетливым, многоликим существом, для которого я была лишь одной из его коллекций.

Кирилл отшатнулся от ниши в полу, словно оттуда пахнуло тленом.

— Мама, не надо. Давай закроем это. Выбросим. Сожжем. Зачем тебе это знать? Отца больше нет. Какая теперь разница?

Его голос — голос разумного, взрослого сына, который пытается уберечь мать от боли. Но я слышала в нем другое. Страх. Он боялся не за меня. Он боялся за себя. За свой мир, в котором отец был героем.

— Мне есть разница, — ответила я ровным тоном, который удивил даже меня саму. Я достала один из телефонов. Потом второй. Они были холодными, тяжелыми. — Я хочу знать, с кем я прожила сорок лет.

Я выложила все восемь аппаратов на стол, рядом с первым. Получился уродливый натюрморт.

Целая тайная жизнь, разложенная на полированной поверхности. Мы с Кириллом молча смотрели на них. Он — с ужасом, я — с растущим азартом археолога, наткнувшегося на гробницу неизвестного фараона.

— Нужны зарядные устройства, — сказала я деловито. — У него в ящике стола целый ворох. Подбери подходящие.

Кирилл колебался.

— Мам, я прошу тебя, остановись. Это его грехи. Не твои. Ты его помнишь хорошим, пусть так и останется.

— Хорошим? — я усмехнулась. Усмешка вышла скрипучей, неживой. — Хороший человек не лжет каждый день на протяжении сорока лет. Он не строит свою жизнь на обмане.

Это не грехи, Кирилл. Это его суть. А я хочу знать эту суть. Неси зарядки.

Он сдался. Принес целую коробку проводов. Мы были похожи на саперов, пытающихся обезвредить минное поле. Один за другим телефоны оживали.

И на нас хлынул поток чужих жизней. Сообщения. Фотографии. Видео. Десятки женщин. Сотни имен. «Милая», «Котенок», «Жизнь моя». Он был нежен с ними со всеми. Обещал. Клялся в любви. Каждой.

На одном из самых новых телефонов, помимо переписок, была всего одна папка с документами, защищенная паролем. Я несколько раз ввела комбинации, которые знала. Даты рождения, годовщина свадьбы.

Ничего. Кирилл наблюдал за мной, и в его взгляде читалась надежда, что эта последняя дверь останется закрытой.

— Может, хватит? — почти умолял он.

Я посмотрела на заставку телефона. Фотография Дмитрия, одного. Улыбающегося. Самодовольного. И меня осенило. Я ввела его собственную дату рождения. Папка открылась.

Внутри был один файл. «Проект «Бессмертие»».

Это был не просто набор документов. Это был его подробный, циничный дневник. План. Философия.

Десятки страниц, где он с холодной точностью описывал создание своей подпольной империи. Он называл свои семьи «филиалами», а детей — «активами».

Наша с Кириллом семья проходила под кодовым названием «Прикрытие-1» или «База».

«Для легализации крупных доходов и свободы передвижения, — писал он, — необходимо иметь безупречную репутацию на родине. Жена-домохозяйка, сын, квартира в центре — идеальный фасад.

Они — моя страховка, моя точка обнуления, куда я всегда могу вернуться уставшим героем».

Я читала вслух. Кирилл слушал, и его лицо становилось серым.

В файле было все. Названия оффшорных компаний. Номера счетов на поддельные имена. Схемы вывода средств.

Имена людей, которые ему помогали. И вишенка на торте — брачный контракт, который он подсунул мне на подпись сорок лет назад, назвав «формальностью для прописки».

Контракт, по которому мы с сыном в случае его смерти оставались ни с чем.

— Он… он все спланировал, — прошептал Кирилл. — Каждый шаг.

— Он не спланировал одного, — сказала я, закрывая файл. — Своей смерти. И того, что его архив попадет ко мне.

— Мама, мы должны… мы должны это уничтожить, — голос Кирилла дрогнул. — Сожги это. Прошу тебя. Никто не должен знать. Это… это позор.

И в этот момент что-то произошло. Его слова — «уничтожить», «позор» — стали последним толчком.

Сорок лет я жила в тени, была удобной, незаметной. Была «прикрытием». И теперь мой собственный сын предлагал мне продолжить эту роль. Спрятать правду, чтобы сохранить иллюзию.

Иллюзию чего? Порядочного отца? Счастливой семьи?

Все. Хватит.

— Нет, — сказала я. Мой голос прозвучал так твердо, что Кирилл вздрогнул. — Уничтожать ничего не будем.

Я взяла со стола телефон с открытым файлом.

— Что ты делаешь? — в его голосе зазвучала паника. — Мама, не смей! Ты хочешь судиться? С кем? С призраком? С фондом, у которого лучшие адвокаты мира? Нас раздавят! Нас выставят сумасшедшими!

— Я не собираюсь судиться. Суд — это долго и грязно. Я собираюсь вести переговоры.

Я нашла в контактах номер «Юрист». Без имени. Просто функция. И нажала на вызов.

— Мама, положи трубку! — Кирилл шагнул ко мне, попытался вырвать телефон.

Я отстранилась. Взглянула на него так, что он замер. В моем взгляде больше не было ни скорби, ни растерянности.

Там было что-то другое. То, чего он никогда во мне не видел. И чего я сама в себе не подозревала.

— Ты боишься позора, Кирилл? — спросила я тихо. — А я сорок лет жила в нем, даже не зная об этом. Твой отец построил мир, в котором нам с тобой не было места. Он стер нас. Так вот, я не позволю ему это сделать.

На том конце провода ответили. Мужской, спокойный, ничего не выражающий голос.

— Слушаю.

Я сделала вдох.

— Здравствуйте. Меня зовут Анна. Я — официальная вдова Дмитрия. И я знаю обо всем. О семьях. О детях. О фонде. И о «Проекте «Бессмертие»».

На другом конце провода на мгновение воцарилась пауза, которая показалась мне оглушительной.

— Я думаю, нам нужно встретиться, — продолжила я, глядя прямо в испуганные глаза своего сына. — И не только нам с вами.

Я хочу собрать всех. Всех его жен. Всех его детей. Устроим, так сказать, большое семейное воссоединение.

Уверена, нам будет что обсудить. Например, как поделить империю нашего общего мужа и отца.

Встреча состоялась через неделю в безликом конференц-зале дорогого отеля.

Юрист, представившийся господином Вольским, оказался человеком с лицом игрока в покер и глазами рептилии.

Он был уверен, что перед ним убитая горем, истеричная вдова, которую легко запугать и откупиться малой кровью.

Он ошибся.

По его просьбе прилетели и остальные. Испанка Кармен с сыном-подростком. Хрупкая японка Юки с дочерью. Француженка Софи, приехавшая одна. Турчанка Айла с двумя сыновьями.

Они смотрели друг на друга с плохо скрываемой враждебностью. Каждая считала себя главной любовью его жизни, а остальных — досадным недоразумением.

Я сидела во главе стола. Кирилл — рядом со мной, бледный, но решительный. Перед собой я демонстративно выложила восемь телефонов.

— Благодарю всех, что приехали, — начала я. Вольский хотел было меня прервать, но я подняла руку. — Господин Вольский, ваш клиент, мой покойный муж, был человеком незаурядным.

Он создал не просто бизнес-империю. Он создал иллюзию для каждой из нас.

Я включила проектор. На экране появились фотографии. Дмитрий с Кармен в Мадриде. Дмитрий с Юки в Киото. С Софи в Париже. С Айлой в Стамбуле. И со мной, в этой самой квартире, где он был «уставшим от командировок» мужем.

Женщины ахнули. Их дети смотрели на экран с недоумением.

— Как видите, наш муж и отец был очень… разносторонним, — продолжила я. — И очень предусмотрительным. Он оставил трастовый фонд для своих… признанных детей. И оставил брачный контракт для нас с сыном, по которому мы не получаем ничего.

Вольский кашлянул.

— Анна Петровна, я понимаю ваше горе, но это дела давно минувших дней. Завещание неоспоримо. Предлагаю обсудить размер вашей компенсации за сорок лет брака и не выносить сор из избы.

— Компенсации? — я улыбнулась. — Нет, господин Вольский. Я не хочу компенсацию. Я хочу справедливости.

Я вывела на экран следующий слайд. Это была титульная страница из файла Дмитрия. «Проект «Бессмертие»».

— Мой муж был не просто обманщиком. Он был гениальным преступником. Он использовал поддельные личности для открытия счетов и регистрации оффшорных компаний.

Его империя — это карточный домик, построенный на налоговых махинациях в десятке стран.

Лицо Вольского стало каменным. Другие женщины переглядывались, не до конца понимая, о чем речь.

— Что вы хотите сказать? — процедил юрист.

— Я хочу сказать, что этот трастовый фонд, который вы представляете, наполнен грязными деньгами.

И как только я передам полную версию этого файла, — я похлопала по небольшой флешке рядом с собой, — в Интерпол и налоговые службы соответствующих стран, от фонда не останется и пыли.

А его бенефициары и управляющие станут объектами пристального внимания.

В зале повисла тяжелая пауза. Кармен что-то яростно зашептала по-испански. Софи побледнела. Они начали понимать.

— Вы блефуете, — сказал Вольский, но в его голосе уже не было уверенности.

— Проверьте, — я пожала плечами. — У вас есть ровно двадцать четыре часа, чтобы подготовить для меня и моего сына новое соглашение. Я не претендую на всю империю. Мне не нужно чужое.

Я хочу получить то, что мне положено за сорок лет жизни, которую у меня украли. За жизнь моего сына, которого вычеркнули.

Пятьдесят процентов от всех реальных активов. Чистыми. Переведенными на наши счета. Взамен я отдам вам эту флешку и забуду о вашем существовании.

Я встала.

— В противном случае, завтра утром этот «большой семейный альбом» станет достоянием общественности.

А вы, дамы, — я обвела взглядом оцепеневших женщин, — будете делить не миллионы, а долги и судебные издержки. Выбирайте.

Я развернулась и пошла к выходу. Кирилл последовал за мной. В его глазах я впервые увидела не жалость, а восхищение.

Мы не оборачивались. Мы знали, что они согласятся.

Потому что монстр, построивший эту империю лжи, научил их всех бояться. А я, его тень, его «прикрытие», научилась у него другому.

Не бояться ничего. И бить точно в цель.

Оцените статью
После того как не стало мужа я нашла его второй телефон и поняла, что 40 лет жила с монстром, а не с человеком…
— Прогони ее, она тебе не пара, — умоляла мать сына