— Опять гречка?
Вопрос Антона прозвучал не как упрёк, а скорее как констатация неизбежного, как комментарий к прогнозу погоды, обещающему вечные дожди. Он с усталым вздохом сел за стол, на котором уже стояли две тарелки с аккуратными горками коричневой крупы и одиноким островком отварной куриной грудки, бледной, как больничный халат. Варя поставила рядом с его тарелкой стакан с чаем, в котором плавал пакетик, переживший уже второе заваривание, отдавая воде лишь бледный намёк на цвет.
— Да, — ответила она ровно, не отрываясь от процесса раскладывания приборов. Её голос был голосом бухгалтера, зачитывающего годовой отчёт — безэмоциональный и точный. — Зато мы сегодня закрыли ещё пять тысяч. Я закрасила новый квадратик. Осталось сто тридцать два.
Она кивнула в сторону холодильника, на котором висел распечатанный лист А4, озаглавленный «НАША КВАРТИРА». Лист был расчерчен на мелкие квадраты, каждый из которых символизировал определённую сумму. Закрашенный тёмно-зелёным фломастером квадрат означал ещё один шаг к цели — первому взносу на ипотеку. Варя была архитектором и прорабом этого маленького семейного проекта, его двигателем и строгим контролёром. Она выучила наизусть все скидочные каталоги окрестных супермаркетов, научилась штопать носки так, что шов был почти незаметен, и забыла, когда в последний раз покупала себе что-то, кроме самого необходимого.
Антон потыкал вилкой в курицу, потом поднял на неё глаза, полные вселенской скорби, которую он старательно культивировал последние месяцы.
— Я понимаю, Варь. Ты у меня молодец, просто золото. Просто… так устал на работе. Опять кормят завтраками. Финансовый директор вернулся из отпуска, обещал на следующей неделе всё решить. Кризис, сама понимаешь. Ещё немного, и всё наладится. Мы заживём.
Она села напротив, её собственная порция была чуть меньше. Она ела молча, методично, как будто выполняла очередную задачу в своём длинном списке дел. Она слышала эти слова про «завтраки» и «кризис» уже третий месяц. Раньше она сочувствовала, гладила его по плечу, говорила, что они прорвутся, что она верит в него. Сейчас она просто принимала это как данность, ещё один фактор в её сложном уравнении по накоплению капитала. Его финансовые трудности лишь подстёгивали её собственную изобретательность в экономии. Вчера она три часа потратила на то, чтобы перелицевать воротник на его любимой рубашке, сэкономив на покупке новой.
После ужина он уселся на диван с ноутбуком, погрузившись в мир каких-то форумов с яркими картинками, а Варя занялась подсчётами. Она перепроверяла чеки, заносила расходы в таблицу на телефоне. Каждая копейка была на счету. Эта скрупулёзность успокаивала её, давала ощущение контроля над ситуацией. Она строила их будущее. Строила его из гречки, дешёвого чая и ежедневного, упорного отказа от любых маленьких радостей.
Резкий звонок в дверь заставил её вздрогнуть. Антон оторвался от экрана.
— Кого это ещё принесло в такое время?
Варя пошла открывать. На пороге стоял хмурый мужчина в униформе курьерской службы, державший в руках огромную, почти кубическую коробку из плотного картона. Она была такой большой, что почти полностью скрывала его за собой.
— Доставка для Антона Ковалёва. Распишитесь здесь.
Варя молча расписалась. Курьер, кряхтя, втащил коробку в коридор и тут же ушёл. Она заняла почти всё свободное пространство, упершись одним боком в вешалку, другим — в стену. Антон подошёл, с любопытством разглядывая посылку.
— Странно. Я ничего не заказывал. Наверное, ошибка какая-то.
Варя провела рукой по гладкой поверхности картона. Никаких опознавательных знаков, кроме транспортной наклейки с их адресом.
— Может, тебе с работы что-то прислали? Подарок какой-нибудь? — предположила она без особого энтузиазма.
— Да что мне могут прислать с работы, где зарплату задерживают? — усмехнулся он. — Ладно, давай посмотрим, что там, раз уж притащили.
Он принёс с кухни нож. Варя наблюдала, как он с каким-то мальчишеским азартом разрезает скотч. Внутри, утопая в пенопластовых гранулах, лежало что-то массивное, упакованное в цветную глянцевую коробку. Она не разбиралась в этом, но даже ей было понятно — вещь дорогая. Очень дорогая. Настолько дорогая, что её присутствие в их квартире, где каждый рубль был учтён и оправдан, казалось абсурдным, как появление породистого скакуна в коммунальной кухне.
Антон с натужным кряхтением вытащил внутреннюю, глянцевую коробку из пенопластовой крошки. На чёрном фоне, переливаясь лаком, был изображён гигантский, закованный в броню робот. Сложная вязь иероглифов и кричащая надпись на английском «Goliath-7: Collector’s Edition» ничего Варе не говорили. Но она видела лицо мужа. На нём смешались плохо скрываемый восторг, паника и виноватая радость ребёнка, укравшего конфету.
— Надо же, — пробормотал он, стараясь придать голосу беззаботности. — Точно ошибка. Какому-то богатому гику предназначалось, а привезли нам. Надо будет завтра позвонить им, пусть забирают.
Он попытался отодвинуть коробку в угол, но Варя остановила его, положив руку на глянцевую поверхность. Её прикосновение было лёгким, но Антон отдёрнулся, словно от удара. Она не смотрела на него. Её взгляд был прикован к изображению робота.
— Дай нож, — сказала она тихо.
— Зачем? Варь, не надо. Это чужое, не будем вскрывать.
— Нож, — повторила она, и в её голосе появилась сталь. Он нехотя протянул ей канцелярский нож.
Её движения были точными и выверенными, как у хирурга. Она аккуратно разрезала круглые пломбы из скотча, не повредив картон. Подняла крышку. Внутри, в идеально подогнанном ложе из чёрного бархатного пластика, лежал он. Монструозная фигура высотой в полметра, выполненная с маниакальной детализацией. Каждый сустав, каждый гидравлический поршень, каждая заклёпка на броне была проработана. Пахло дорогой краской и новым пластиком. Этот запах был чужеродным в их квартире, пропитанной ароматами гречки и дешёвого стирального порошка.
Варя молча смотрела на эту дорогую игрушку. Она видела не робота. Она видела месяцы своей жизни. Вот этот блестящий наплечник — это три недели без кофе по утрам. Вот эта пушка на предплечье — это её старые джинсы, которые она заштопала в третий раз. Вся эта фигура была отлита из её сэкономленных денег, из её отказов, из её надежд.
Её пальцы нащупали что-то в боковом отделении ложемента. Это был сложенный вчетверо лист. Кассовый чек. Она развернула его. Ровные, безжалостные цифры смотрели на неё. «Коллекционная фигурка Goliath-7 – 1 шт.». И напротив — цена. Сто пятьдесят тысяч рублей.
— Варь, я всё объясню, — зачастил Антон, увидев чек в её руках. — Это… это не то, что ты думаешь! Я сейчас… мне надо воздуха глотнуть.
Он выскользнул за дверь, оставив её одну с этим пластиковым идолом и бумажкой, которая была приговором. Варя не двинулась с места. Она просто стояла и смотрела на чек. Сто пятьдесят тысяч. Три месяца их накоплений. Восемнадцать закрашенных квадратиков на её плане. Она медленно подняла голову и посмотрела на холодильник, на свой лист с закрашенными ячейками. Карта её усилий. И рядом, на полу, стоял монумент его предательству.
Она взяла чек. Внизу, мелким шрифтом, был указан адрес и телефон магазина. «Мир Коллекционера». Она достала свой телефон. Её пальцы не дрожали. Она набрала номер с холодной решимостью человека, проводящего инвентаризацию.
— «Мир Коллекционера», добрый день, — ответил бодрый мужской голос.
— Здравствуйте, — произнесла Варя ровно и чётко. — Я звоню по поводу заказа номер семь-три-четыре. Коллекционная фигура.
— А, «Голиаф»! Да, конечно, помню! — радостно отозвался продавец. — Ваш муж вчера его выбирал. Такой счастливый был, как ребёнок! Редкая вещь, поздравляю с приобретением!
Варя сделала паузу, подбирая слова.
— Скажите, пожалуйста, я просто уточняю для отчётности. Платёж прошёл нормально?
— О, более чем! Наличными, всё до копеечки. Сто пятьдесят тысяч. Он так аккуратно отсчитывал, из конверта доставал. Сразу видно, человек готовился к покупке мечты!
— Спасибо. Вы мне очень помогли, — сказала Варя и нажала отбой.
Она положила телефон на стол. Всё встало на свои места. Конверт. Тот самый конверт, в который она складывала наличные, прежде чем отнести их в банк. Он лежал в ящике комода, под стопкой постельного белья. Он просто взял его. Взял их общее будущее и обменял его на кусок раскрашенного пластика. Она медленно подошла к коробке и посмотрела в стеклянные глаза робота. В них не было ничего, кроме пустого, глянцевого отражения её собственного лица. И в этом отражении она впервые за долгое время не увидела ни усталости, ни надежды. Только холодную, звенящую ясность.
Дверь открылась не сразу. Ключ в замке повернулся медленно, с неуверенной паузой, будто кто-то снаружи прислушивался, пытаясь оценить обстановку внутри. Антон вошёл в коридор, стараясь ступать как можно тише. Он не смотрел в сторону кухни, его взгляд был устремлён в пол, словно он надеялся найти там ответы или, по крайней мере, укрытие.
Варя не двигалась. Она сидела за кухонным столом, прямая, как струна. Перед ней на столешнице, словно вещдоки, лежали чек и её телефон. Огромная коробка с роботом стояла рядом, занимая стул Антона, безмолвный и глянцевый соучастник. Воздух был густым и неподвижным. Антон сделал несколько шагов и остановился в дверном проёме, не решаясь войти.
— Я… я всё могу объяснить, — начал он. Его голос был немного хриплым, как будто он долго молчал или, наоборот, слишком много говорил сам с собой на лестничной клетке. — Ты правильно подумала, я соврал. Это не ошибка курьера. Я купил его. Помнишь у меня зарпалту задерживали? А потом её выдали… Но… Но с компенсацией, и вот я решил…
— Задержали зарплату, говоришь? А вот продавец утверждает, что ты вчера оставил у него сто пятьдесят тысяч за этого винтажного робота! Забирай своих роботов и иди жить к своей маме! Наша семья для тебя закрыта!
—Зачем ты так сразу? Понимаешь, это не просто игрушка. Это вложение! — Он ухватился за это слово, как утопающий за соломинку, и его понесло. — Это лимитированное издание, их всего тысяча штук на весь мир! Через год, через два оно будет стоить в три, в четыре раза дороже! Я читал на форумах, я всё изучил! Это как акции купить, только надёжнее. Я хотел сделать нам сюрприз. Продать его потом и сразу внести половину взноса!
Он говорил быстро, сбивчиво, размахивая руками. Он строил на её глазах хлипкую конструкцию из оправданий, надеясь, что она выдержит. Он смотрел на неё с отчаянной мольбой, ожидая понимания, прощения, может быть, даже восхищения его предприимчивостью.
Варя позволила ему закончить. Когда он замолчал, выдохшись, она медленно, с подчёркнутой аккуратностью, взяла со стола чек. Она не смотрела на цифры, она знала их наизусть.
— Вложение, — повторила она. Это был не вопрос, а утверждение, произнесённое с ледяной, почти научной интонацией. — Интересная финансовая стратегия. Расскажи мне, Антон, из каких средств ты сформировал этот инвестиционный портфель?
Он побледнел.
— Ну… я же говорю… У меня были кое-какие… сбережения. Я не всё тебе рассказывал. — Сбережения? — она слегка наклонила голову, словно не расслышала.
— Это те самые сбережения, которые мы три месяца собирали по копейке? Которые лежали в конверте, в нашем комоде, под стопкой нашего постельного белья?
Каждое слово было маленьким, острым осколком стекла. Антон вздрогнул. Он понял, что она знает всё. Его жалкая легенда про «вложение» рассыпалась в пыль.
— Я хотел как лучше, — пробормотал он, переходя к последнему рубежу обороны — давлению на жалость. — Ты так зациклилась на этой экономии, мы жить перестали! Никакой радости, одна гречка и закрашенные квадратики! Я хотел… хотел сделать что-то для себя! Для души!
— Для души, — кивнула Варя, и в уголках её губ промелькнуло что-то похожее на усмешку, но без тени веселья. — Душа, значит, запросила пластика на сто пятьдесят тысяч. А моя душа, по-твоему, чего просит? Может, она просит новое пальто, потому что старому уже семь лет? Или сходить в кино, куда мы не ходили уже год? Или просто купить к чаю нормальный торт, а не самые дешёвые вафли по акции?
Она встала. Медленно обошла стол и остановилась прямо перед ним. Она была ниже его на голову, но сейчас казалось, что это она смотрит на него сверху вниз.
— Ты не в робота инвестировал, Антон. Ты обналичил моё доверие. Ты взял мои усилия, мои отказы, моё терпение и обменял их на эту… вещь. Ты решил, что твоя минутная хотелка важнее нашего общего дома. Так что не надо мне рассказывать про «вложения» и «радость для души». Назови вещи своими именами. Ты украл. У меня. У нас.
Слово «украл» повисло в воздухе, плотное и удушливое, как дым. Оно окончательно уничтожило остатки его самообладания. Лицо Антона исказилось, из умоляющего превратилось в злое и обиженное.
— Украл? Ты с ума сошла? Я не крал! Это наши общие деньги! НА-ШИ! Я тоже работаю, между прочим! Я вкладываюсь в эту семью!
— Ты? — Варя издала короткий, сухой смешок, лишенный всякой радости. — Как именно ты вкладываешься, Антон? Тем, что приходишь домой и жалуешься на задержки зарплаты? Тем, что вздыхаешь над тарелкой с гречкой, которую я купила на последнюю сотню, выкроенную из бюджета? Давай я тебе покажу твои «вложения».
Она шагнула к нему и дёрнула ворот его рубашки. Той самой, которой она вчера подарила вторую жизнь.
— Вот твоё вложение. Мои три часа времени. Она указала на его ботинки, которые сама чистила и подклеивала на прошлой неделе. — И вот. Она обвела рукой их крошечную, до стерильности убранную кухню. — И вот это всё. Каждый сэкономленный на еде рубль. Каждый отказ от похода в кафе с подругами. Каждый закрашенный зелёный квадратик на холодильнике. Вот это — мои вложения. А теперь покажи мне свои. Ах, да…
Она развернулась и указала на блестящего идола, застывшего в своей бархатной гробнице.
— Вот оно. Твоё единственное вложение за последние три месяца. Прямая инвестиция в конец всего.
Антон смотрел на неё, тяжело дыша. Он понял, что проиграл. Все его аргументы были разбиты, вся ложь вскрыта. И тогда он перешёл к последнему, что у него оставалось — к прямой атаке.
— Да ты просто… Ты меня душишь своей экономией! Превратила жизнь в тюрьму! Шаг влево, шаг вправо — расстрел! Нельзя купить себе ничего, нельзя порадоваться! Ты стала мегерой, одержимой этой ипотекой!
Он почти кричал, но Варя оставалась непоколебимой. Она слушала его с тем же холодным интересом, с каким слушала продавца из магазина. Словно собирала последние данные для окончательного отчёта. Когда он замолчал, она выдержала паузу, давая его словам раствориться в тишине.
— Да если бы не моя экономия, мы бы вообще никогда ни на что не накопили! Жили бы как бомжи! Забирай своих роботов и иди жить к своей маме! Наша семья для тебя закрыта!
Она подошла к коробке. Её движения были плавными и целенаправленными. Она аккуратно вынула из бархатного ложа инструкцию и пакетик с какими-то мелкими деталями и положила их роботу на грудь. Затем взяла крышку.
— Что ты делаешь? — прошептал он, наблюдая за ней с нарастающим ужасом.
— Помогаю тебе собраться, — ответила она, не глядя на него. Она накрыла коробку крышкой. Мягкий, глухой щелчок прозвучал в тишине кухни как выстрел.
— Тот продавец ещё сказал, что ты был счастлив, как ребёнок. Что ты аккуратно отсчитывал деньги из конверта. Из нашего конверта, Антон. Так что хватит. Мне всё понятно. Повторяю ещё раз: забирай своих роботов и иди жить к своей маме. Наша семья для тебя закрыта.
Она произнесла это как непреложный факт. Не как угрозу, не как ультиматум. Как констатацию смерти.
— Варь, ты несерьёзно… Варя, прекрати… — он попытался схватить её за руку, но она отступила на шаг, и его пальцы сомкнулись на пустом месте.
Она подтолкнула коробку к нему.
— Бери. Это твой первый взнос. В твою новую, отдельную жизнь. Потому что в нашей жизни твоему вложению места нет.
Он смотрел то на неё, то на коробку. На его лице отражалась целая гамма чувств: неверие, страх, обида. Он всё ещё ждал, что это какая-то жестокая шутка, что сейчас она остановится. Но она не остановилась. Она просто стояла и ждала. Молчаливая, спокойная и абсолютно чужая.
Наконец, он сдался. Сгорбившись, он обхватил обеими руками огромную коробку. Она была тяжёлой. Неповоротливой. Он неуклюже развернулся и пошёл к выходу. Варя следовала за ним на расстоянии. Он открыл дверь, переступил порог и только тогда обернулся в последний раз, с надеждой заглядывая ей в глаза. Он не нашёл там ничего.
Она закрыла за ним дверь и повернула ключ в замке. Затем, не раздеваясь, прошла на кухню. Подошла к холодильнику, сняла с него магнитами лист с надписью «НАША КВАРТИРА». Взяла со стола чёрный маркер, которым Антон обычно подписывал диски. Секунду подумала. И твёрдой, уверенной рукой зачеркнула слово «НАША». Оставив только «КВАРТИРА». И повесила лист обратно…
