Он всё разрушил, а потом долго и безуспешно пытался собрать назад. «Я звонил ей годами, плакал, как ребёнок…» — так Микки Рурк спустя много лет говорил о своей бывшей жене Кэрри Отис. Их роман начался с того, что он увидел её — и будто узнал.
Всё началось с того, что Рурк просто устал. На кастинге к фильму «Дикая орхидея» он уже лениво перебирал длинноногих моделей, которым поручили «соблазнить взглядом». Ничего не цепляло. И тут появилась она — высокая, хрупкая, со странной, упрямой болью в глазах. Кэрри Отис.
«Моя партнёрша — только она», — сказал он, вцепившись в девушку, будто в последний шанс почувствовать что-то настоящее. Режиссёр не спорил. Кто станет перечить актёру из «9 ½ недель», у которого в ту пору был один из самых притягательных взглядов Голливуда?
Кэрри на тот момент была больше «травмой», чем женщиной. Алкогольное детство, побеги из дома, запрещённые вещества, модельный бизнес, где тебя оценивают по бёдрам и губам.
С первого класса в её рюкзаке лежала фляжка. Родители жили от вечеринки до вечеринки и решили, что делают лучшее, отдав её в элитную школу. Но там она только глубже погрузилась в зависимость.
Позже, в 18 лет, Кэрри подписала первый контракт с модельным агентством, и попала в полную зависимость от его главы, который забрал её паспорт и контролировал каждый шаг. Фото в белье приносили славу, но не уважение.
А Микки… Микки к тому моменту уже умел драться, страдать и молчать. Его били в детстве отчим и братья, мать предпочитала не вмешиваться. Иногда он часами сидел в старом шкафу — единственном месте, где никто не трогал. В школе — побои, на улице — криминал. Только бокс стал спасением.
Спустя годы — актёрская студия, в которую он поступил как будто назло всей своей боли. Не для того, чтобы стать звездой, а чтобы выжить, но по-другому.
Ревность, страсть и побои
После «Орхидеи» они были неразлучны. Съёмки стали прелюдией к настоящему роману, а роман — к свадьбе. В 1992 году они поженились. И начался настоящий ад.
Рурк сходил с ума от ревности. Он запрещал жене сниматься, вмешивался в её контракты, а однажды даже отправил «людей в чёрном» к агенту, который опубликовал откровенные фото Кэрри. Агент выжил, но с трудом, Кэрри — тоже.
Он не хотел, чтобы на её тело смотрел кто-то, кроме него. Когда однажды в журнале опубликовали откровенные фото Кэрри, он пришёл в ярость. Отправил разбираться с агентом жены людей, у которых были кулаки вместо аргументов. Снимки уничтожили, а Кэрри — снова осталась с синяками.
Она теряла себя… Погрязла в диетах, таблетках для похудения, в анорексии и приступах тревоги. Но вместо поддержки получала обвинения и фингалы под глазом. И даже огнестрельное ранение… случайное, но всё же.
Кэрри молчала. До тех пор, пока не случился сердечный приступ. Тогда она подала на развод, в 1998 году.
Он всё ещё звонил
И вот тут, казалось бы, конец. Но нет. Всё самое болезненное случилось уже потом.
Три года Кэрри была замужем за другим, а Рурк всё звонил. Он плакал в трубку, умолял начать сначала, угрожал её новому мужу. Писал письма. Молился и пил. Он тогда жил в крошечной квартире с собаками, без работы, без предложений, без лица — пластика и бокс сделали своё дело.
«Я был в отчаянии и в полном одиночестве. И это длилось годами», — признавался он позже.
А Кэрри жила, сначала выживала, потом — оживала. Лечилась, рожала, писала книги. Она давно простила, но не забыла, и не вернулась. Даже когда у неё родились дочери, у него осталась лишь память.
Он понял. Но поздно
В 2008-м, когда весь мир рукоплескал фильму «Рестлер», в котором Рурк сыграл свою душу, он, кажется, понял. Всё, что разрушил, всё, что мог бы спасти, он не спас.
Он не женился снова и не стал отцом. Он не построил новую жизнь. Актёр — да. Настоящий, сильный, глубокий. Но как мужчина, он так и остался в прошлом — там, где была Кэрри с серыми глазами и болью, которую он так и не научился не причинять.
Ему уже за семьдесят, теперь он ходит по монастырям, изредка снимается в эпизодах. Молится, плачет и говорит: «Я никогда не буду тем Микки. Я всё понял, но слишком поздно».
А Кэрри?
Кэрри уже за пятьдесят. Она снова позирует для камер, но уже в другом статусе, с другим выражением лица. Она основала проект, который помогает юным моделям не попасть туда, где была она. Она научилась жить не наперекор, а по любви.
И главное, как она считает: «Я хочу, чтобы у моих дочерей было право голоса». Не красоты, не успеха, а голоса.
Она больше не жертва. Она — мать, жена, человек с опытом и осознанностью. И она использует свой голос не для мести, а чтобы защитить тех, кто только начинает путь, по которому ей пришлось пройти босиком.
Иногда любовь — это не то, что нас спасает. А то, что ранит сильнее всего. Рурк и Отис были слишком похожи: оба с детства не знали, что значит жить в любви. И поэтому не смогли подарить её друг другу, лишь только сожгли чувства.
А он ведь действительно любил, но только не понимал, как это делать. И теперь расплачивается…
