Марина перемешивала салат оливье, стараясь не думать о предстоящем вечере. За окном уже сгущались сумерки, на кухонном столе выстроились в ряд тарелки с нарезкой, пироги с капустой остывали на решётке. Всё как обычно перед семейным ужином у свекрови. Всё как всегда — тщательно, аккуратно, с надеждой, что на этот раз обойдётся.
— Мам, а бабушка будет ругаться? — семилетняя Вика крутилась возле холодильника, пытаясь незаметно стащить кусочек колбасы.
— Не трогай, это для стола, — механически отозвалась Марина. — И бабушка не ругается.
— Ругается. А тётя Лена всегда говорит, что ты неправильно нас одеваешь.
Марина сжала губы. Из комнаты донёсся голос мужа:
— Маринка, ты готова? Мать звонила, просила не опаздывать.
Готова. Конечно, готова. Восемь лет замужества научили её быть готовой к этим воскресным сборищам, где вся семья Кирилла собиралась за одним столом: свекровь Галина Петровна, деверь Андрей с женой Светой, и, конечно, Лена — золовка, сестра Кирилла, старшая, авторитетная, всегда знающая, как надо жить.
В машине Марина смотрела в окно, слушая вполуха, как Кирилл рассказывает детям про какой-то новый проект на работе. Вика и четырёхлетний Тимоша притихли на заднем сиденье — они тоже чувствовали особую атмосферу этих визитов. Не то чтобы их там не любили, нет. Просто любили как-то условно, с постоянными оговорками и замечаниями.
— Только, пожалуйста, не вступай в пререкания с Леной, — негромко попросил Кирилл, притормаживая перед светофором. — Ты же знаешь, какая она. Слово за слово, потом весь вечер испорчен.
Марина повернулась к нему:
— Значит, мне просто молчать, когда она в очередной раз начнёт?
— Ну не молчать, но… дипломатичнее. Она же моя сестра.
«А я кто? — хотела спросить Марина. — Коврик, о который можно вытирать ноги?» Но промолчала. Как обычно.
Свекровь встретила их в нарядном шёлковом халате, пахнущем дорогими духами. Галина Петровна всегда следила за собой — в свои шестьдесят три она выглядела элегантно и строго.
— Ну наконец-то, а то Лена уже час как приехала, ждём вас, — она чмокнула внуков в макушки, окинула придирчивым взглядом Марину. — Ой, а чего это ты пришла в джинсах? Я же просила поприличнее одеться, у нас семейный ужин.
— Добрый вечер, Галина Петровна, — Марина сняла куртку. — Это новые джинсы, вполне приличные.
— Ну, если ты считаешь… — свекровь многозначительно вздохнула и поплыла к кухне.
Из гостиной уже доносились голоса. Лена сидела на диване, положив ногу на ногу, в безупречном бежевом костюме и с идеальной укладкой. Рядом её муж Олег листал что-то в телефоне, рядом их дочь Кристина — пятнадцатилетняя барышня с наращенными ресницами и презрительной складкой у рта.
— А, Кирюша приехал, — Лена поднялась, чмокнула брата в щёку. — И Марина, здравствуй. Ой, ты похудела, что ли? Или это джинсы так стройнят?
— Здравствуй, Лена.
— Нет, правда, лицо какое-то осунувшееся. Ты витамины пьёшь? Надо следить за собой, а то знаешь, в нашем возрасте…
«Тебе тридцать девять, мне тридцать три» — мысленно поправила Марина, но вслух сказала только:
— Спасибо, я в порядке.
Андрей с женой Светой появились следом — они жили в соседнем подъезде и обычно приходили позже всех. Света, полноватая блондинка с добрым круглым лицом, сразу кинулась помогать накрывать на стол, а Андрей по привычке включил телевизор — у них так всегда, фоном новости или футбол.
За столом началась привычная суета. Галина Петровна разливала по рюмкам настойку на клюкве собственного приготовления, Кирилл нарезал хлеб, дети уткнулись в тарелки. Марина расставляла салаты, чувствуя на себе оценивающий взгляд золовки.
— Ой, а это ты что, оливье принесла? — Лена придвинула к себе тарелку. — Интересно, посмотрим… Ага, так и есть, майонез. Марина, ну я же тебе говорила, что майонез — это прошлый век. Надо заправлять греческим йогуртом с горчицей. А то мы все тут на диетах, а ты майонез тащишь.
— Дети любят майонезный, — спокойно ответила Марина, усаживаясь на своё обычное место между Викой и Тимошей.
— Вот именно, дети! — подхватила Лена. — А ты вообще в курсе, сколько в майонезе трансжиров? Это же детям нельзя! Мы Кристине с трёх лет только органические продукты, правда, Олег?
Олег хмыкнул, не отрываясь от телефона.
— Лена, ну не начинай, — устало попросил Кирилл. — Давайте уже выпьем, поедим.
— Я не начинаю, я просто обеспокоена здоровьем племянников, — Лена говорила с этой фирменной интонацией заботы, за которой так хорошо читалось осуждение. — Ладно, проехали. Ой, а пироги чьи?
— Марининые, — Галина Петровна поставила блюдо на стол. — Она сегодня весь день пекла.
Лена взяла кусочек, откусила, задумчиво прожевала.
— Тесто суховато, — вынесла она вердикт. — Надо было больше масла добавить. И капуста не дожарена, чувствуется. Мариночка, я тебе рецепт хороший скину, там всё расписано — сколько чего, при какой температуре.
Марина сглотнула комок в горле. Пироги она делала по рецепту своей бабушки, они всегда получались пышными, вкусными. Кирилл их обожал, дети за обе щёки уплетали. Но Лена всегда находила изъян.
— Спасибо, я своим рецептом довольна.
— Ну как хочешь, — Лена пожала плечами и принялась накладывать себе салат. — Я просто хотела помочь. Ты же видишь, что не получается, а гордость не позволяет признать.
Кирилл положил Марине руку на колено под столом — предупреждающе, успокаивающе. Она изо всех сил старалась дышать ровно.
Ужин продолжался. Андрей рассказывал про работу, Света тихо подливала всем чай, Галина Петровна расспрашивала Кристину про школу. А Лена, как всегда, находила повод высказаться.
— Вика, девочка, а почему ты в такой кофточке? — она наклонилась к племяннице. — Это ещё с прошлого года, да? Маловата уже.
— Нормальная кофточка, — Вика покраснела, втянула голову в плечи.
— Ну что ты, какая нормальная, рукава короткие. Мариша, надо ребёнку обновить гардероб, она же растёт. Вот Кристине я каждый сезон новое покупаю, полностью. Да, дорого, но дети должны выглядеть достойно.
— У Вики нормальная одежда, — Марина почувствовала, как внутри что-то натягивается, как струна.
— Ну если ты считаешь нормальным одеть ребёнка в растянутую кофточку с катышками… — Лена отпила глоток вина. — Я просто говорю, что думаю. Не обижайся.
— Лен, да хватит уже, — подал голос Андрей. — При чём тут одежда?
— А что такого? Я о детях беспокоюсь. Вообще, Марина, ты бы больше времени уделяла их развитию. Кристина в семь лет уже английский знала, в музыкалку ходила, в бассейн. А Вика что? Только школа?
— Вика ходит на танцы, — Марина чувствовала, как голос дрожит. — И в художественную студию.
— Танцы! — Лена фыркнула. — Марина, танцы — это не образование. Это так, для физкультуры. Надо языки, математику, программирование. В современном мире без этого никуда.
— Может, она ещё в космонавты пусть готовится? — не выдержала Марина. — Ей семь лет, Лена!
— Вот именно, семь! Самый важный возраст для развития! А ты её в какие-то танцульки отдала, время тратишь. Кирилл, ты как отец, должен был настоять на серьёзных занятиях.
Кирилл неловко откашлялся:
— Лен, ну при чём тут я? Мы с Мариной вместе решаем.
— Ага, вместе, — Лена скривилась. — Я вижу, как решаете. Она решает, а ты киваешь. Брат, ты вообще мужик в семье или как?
— Лена! — Галина Петровна нахмурилась. — Довольно.
— Мам, я же не со зла, я правду говорю! — Лена повысила голос. — Вот скажи сама, разве Марина хорошо следит за детьми? Вика вечно растрёпанная, Тимошка у неё постоянно с соплями. А готовить? Помнишь, в прошлый раз она борщ принесла — одна вода! Я своей собаке такое не дам!
В ушах зазвенело. Марина ощутила, как восемь лет молчаливого терпения, проглоченных обид и стиснутых зубов вдруг достигли предела. Струна лопнула.
— Я так устала от критики, что высказала золовке всё, что думаю при всех, — услышала она свой голос, странно спокойный и громкий. — Хочешь правду, Лена? Давай правду.
За столом воцарилась тишина. Все уставились на Марину — Кирилл с испугом, Галина Петровна с возмущением, Света с округлившимися глазами. Лена замерла с рюмкой в руке.
— Восемь лет, — продолжала Марина, и голос её окреп, зазвучал увереннее, — восемь лет я выслушиваю твои замечания. Про готовку, про воспитание, про внешний вид, про всё на свете. Ни разу, слышишь, ни разу ты не сказала, что я что-то сделала хорошо. Ни разу.
— Марин… — начал Кирилл, но она подняла руку.
— Нет, дай мне договорить. Лена, ты хочешь знать правду? Твоя Кристина, которая в семь лет английский знала, в пятнадцать не может связать двух слов без мата. Да, я слышала, как она на улице с подружками разговаривает. Твои «органические продукты» не мешают ей курить за гаражами — Вика видела, но я попросила её не рассказывать, чтобы не устраивать скандал.
Лена побелела.
— Ты… ты как смеешь!
— Смею, — Марина почувствовала странную лёгкость, будто сбросила с плеч тяжеленный рюкзак. — Я смею сказать то, что все здесь молчат из вежливости. Ты считаешь себя идеальной матерью, идеальной хозяйкой? Знаешь, что Олег говорил Кириллу на его день рождения, когда выпили? Что устал от твоего контроля, что дома не вздохнуть, что ты замучила его и дочь своими требованиями.
Олег поперхнулся, попытался что-то сказать, но Марина не остановилась:
— Про борщ. Тот борщ, который был «одна вода», дети съели за раз и попросили добавки. А твой пресловутый «правильный» борщ, который ты привозила на прошлой неделе, Кирилл втихаря вылил в унитаз — он сказал, что невозможно есть бульон с тремя листьями капусты и половинкой картошки, потому что ты боишься калорий.
— Кирилл? — Лена повернулась к брату, и в голосе её прорезалась обида.
Кирилл опустил глаза в тарелку.
— Про одежду, — Марина разогналась, и слова сыпались, как из прорванного мешка. — У Вики вся одежда качественная, чистая и подходящая по размеру. Эта кофточка — из новой коллекции, мы купили её месяц назад. А то, что она не от «Гуччи» и не за двадцать тысяч — это моё решение. Я не хочу, чтобы мои дети росли с мыслью, что их ценность определяется ценником на одежде.
— Мариночка, успокойся, — вмешалась Галина Петровна, но в голосе её не было обычной властности — только растерянность.
— Нет, Галина Петровна, не успокоюсь. Потому что молчала слишком долго. — Марина посмотрела на свекровь. — Вы тоже виноваты. Вы позволяете Лене говорить со мной так, будто я прислуга, а не жена вашего сына. Будто я чужая.
— Да что ты себе позволяешь! — взвилась Лена. — Я из благих побуждений! Хотела помочь!
— Помочь? — Марина усмехнулась. — Лена, ты хочешь помочь или самоутвердиться? Восемь лет я пытаюсь понять, почему ты так со мной. И знаешь, что я поняла? Ты завидуешь.
— Я? Завидую? Тебе? — Лена вскочила. — Да у меня всё есть! Карьера, квартира в центре, машина!
— Да, всё есть. Кроме тёплых отношений с дочерью, которая тебя боится. Кроме близости с мужем, который от тебя устал. Кроме простого человеческого счастья, когда ты просто можешь сесть за стол и не критиковать, не оценивать, не поучать. Я работаю обычным бухгалтером, у нас трёшка на окраине, мы не ездим на курорты каждый год. Но мои дети бегут ко мне с радостью, а не со страхом получить нагоняй за грязные руки. Мой муж… — она посмотрела на Кирилла, — мой муж знает, что дома его любят таким, какой он есть, а не таким, каким он должен быть по чьим-то стандартам.
Лена стояла, открыв рот. Кристина, впервые за вечер оторвавшаяся от телефона, смотрела на мать так, будто видела её впервые.
— Восемь лет, — тихо повторила Марина, — я терпела. Ради Кирилла, ради семьи, ради мира. Но знаешь что? Мир, купленный ценой моего достоинства, мне не нужен. Дети должны видеть, что мать имеет право защищать себя. Что нельзя позволять себя унижать даже родственникам.
— Я тебя не унижала! — голос Лены дрогнул. — Я правда хотела…
— Хотела что? — Марина встала. — Научить меня жить? Лена, я прекрасно знаю, как жить. Может, не по твоим стандартам, но я счастлива. А ты? Ты счастлива?
Повисла тяжёлая тишина. Лена стояла, сжав кулаки, по щекам её текли слёзы — настоящие, не наигранные.
— Ты не имела права, — прошептала она. — Не имела права говорить про Кристину, про Олега…
— А ты имела право восемь лет говорить про моих детей? Про меня? — Марина вдруг почувствовала усталость, такую глубокую, что захотелось просто сесть и закрыть глаза. — Лена, я не хотела тебя обидеть. Честно. Но терпение не бесконечно.
Вика тихонько всхлипнула. Марина посмотрела на дочь — бледное личико, испуганные глаза.
— Прости, солнышко, — она погладила Вику по голове. — Не надо было при детях. — Марина взяла сумку. — Кирилл, я пошла. Вызову такси.
— Подожди, — он встал. — Мы вместе.
— Нет, посиди с семьёй. Разберитесь. А мне нужно побыть одной.
Галина Петровна смотрела на невестку долгим взглядом, в котором читалось столько всего — возмущение, обида, но и что-то ещё. Уважение?
— Марина, — окликнула она. — Пироги очень вкусные. Правда.
Это было неожиданно. Марина кивнула, не доверяя голосу, и вышла.
На улице была слякоть, влажный ветер трепал волосы. Марина достала телефон, вызвала такси и прислонилась к стене подъезда. Руки дрожали — не от холода, от выброса адреналина.
Она наконец-то сказала. Всё.
Такси приехало быстро. По дороге домой Марина смотрела в окно на размытые огни города и думала — не о том, что будет дальше, не о реакции Кирилла, не о скандале. Она думала о том, что впервые за много лет чувствует себя живой. Не удобной, не безотказной, не терпеливой — а живой, настоящей.
Дома она стянула джинсы, надела домашние штаны и футболку, заварила крепкий чай. Села у окна, обняв кружку обеими руками. Телефон молчал. Хорошо.
Кирилл вернулся около полуночи. Зашёл тихо, снял ботинки, прошёл в комнату. Марина сидела на диване с книгой.
— Где дети? — спросил она.
— У мамы остались. Вика попросилась переночевать с Тимошкой, Галина Петровна не против.
— Понятно.
— Лена рыдала полчаса.
— Жалко её?
— Жалко. Но… — он потер лицо руками. — Но ты права. Боже, Марин, ты права. Я просто не хотел это признавать. Легче было делать вид, что всё нормально, что Лена просто такая заботливая, что надо потерпеть.
— Терпела я. Ты закрывал глаза.
— Да, — он кивнул. — Да. Прости. Я трус. Боялся конфликта, боялся расстроить мать, сестру. И жертвовал тобой.
Марина отложила книгу.
— Кирилл, я не святая. Наговорила лишнего, знаю. Особенно про Кристину и Олега. Это было ниже пояса.
— Но правда?
— Правда.
Он вздохнул:
— Лена… она потом успокоилась немного. Сказала, что не понимала. Что действительно хотела помочь, научить. Что сама так выросла — мама всегда поправляла, критиковала, и Лена думала, что так правильно.
— Галина Петровна? — удивилась Марина.
— Угу. Мать вообще молчала весь вечер, потом сказала, что была слишком строга с нами. Что Лена стала такой из-за её воспитания — всегда надо лучше, всегда недостаточно хорошо. — Кирилл взял жену за руку. — Мать просила передать… она сказала, что ты молодец. Что надо было раньше поставить Лену на место.
Марина не удержалась от усмешки:
— Вот так новость.
— Я горжусь тобой, — тихо сказал Кирилл. — Серьёзно. Ты была… сильной. А я — слабым.
— Не надо. Просто впредь будь на моей стороне, ладно? Я твоя жена. Мы команда.
— Команда, — повторил он и притянул её к себе.
Они сидели, обнявшись, слушая тиканье часов на стене. Марина закрыла глаза. Да, впереди будет непросто. Отношения с Леной не наладятся за день, может, и вообще никогда не станут тёплыми. Галина Петровна вряд ли кардинально изменится. Но что-то сдвинулось.
Марина защитила себя. И это дорогого стоило.
