— Я нашёл покупателя. На твою однушку.
Слова упали на кухонный стол вместе с тонкой папкой из дешёвого пластика. Хлопок был негромким, но окончательным, как выстрел стартового пистолета. Лариса не вздрогнула. Нож в её руке, только что методично кромсавший сочный стебель сельдерея для салата, замер на полпути. Она медленно подняла голову. Денис стоял, прислонившись бедром к кухонному гарнитуру, скрестив руки на груди. На его лице играла самодовольная, расслабленная ухмылка человека, который только что решил за всех важную проблему.
— Ты нашёл покупателя на мою квартиру? — переспросила она. Голос был ровным, без единой вопросительной нотки. Это была не просьба повторить, а констатация абсурда. — Не спросив меня?
Денис лениво пожал плечами, будто её вопрос был самой большой глупостью, которую он слышал за сегодня.
— А что тебя спрашивать? Я мужчина, я решаю. Это для общего блага, Лариса. Деньги дают отличные, почти без торга. Вложим их в мой бизнес, через год удвоим, если не утроим. Купим дом, машину нормальную, а не это корыто. Ты же сама хотела жить лучше. Вот он, шанс. Я его для нас нашёл.
Он говорил об этом так, будто дарил ей подарок. Великое одолжение. Он не видел разницы между «их общим» и «её личным». Вернее, для него всё «её» автоматически становилось «их общим», а вот «его» — оставалось исключительно его. Лариса положила нож на разделочную доску. Аккуратно, лезвием от себя. Она вытерла руки о полотенце, и каждое её движение было преувеличенно спокойным, выверенным.
— Я не буду продавать квартиру, Денис.
Он даже не сразу понял. Улыбка на его лице застыла, а потом медленно сползла, уступая место недоумению, переходящему в раздражение.
— В смысле? Ты что, не поняла? Я договорился уже. Люди ждут.
— Это твои проблемы, что ты договорился, — так же ровно ответила она, глядя ему прямо в глаза. — Эта квартира — мой доход и моя подушка безопасности. Она досталась мне от бабушки, и она не продаётся. Тем более ради твоего «бизнеса», который уже третий по счёту за последние пять лет.
Последняя фраза попала в цель. Его лицо исказилось. Расслабленная поза исчезла, он выпрямился, став выше и агрессивнее. Он сделал шаг к ней.
— Ты сейчас о чём вообще? Ты хочешь сказать, что не веришь в меня? Что я рискую, стараюсь для семьи, а ты будешь сидеть на своей бабкиной развалюхе и вставлять мне палки в колёса?
— Я хочу сказать, что моя квартира не будет разменной монетой в твоих авантюрах, — отчеканила Лариса. Её спокойствие, казалось, только подливало масла в огонь. Он ждал спора, крика, эмоций. А получал в ответ холодную, непробиваемую стену.
И тогда он взорвался. Это был не крик, а сдавленный, полный ярости рык.
— Я сказал, что продам твою вторую квартиру, значит, продам! Так что, милая моя, рот закрой и перепиши её на меня по-хорошему! Иначе пожалеешь!
Он навис над ней, в его глазах плескалась откровенная угроза. В этот момент он не был мужем. Он был захватчиком, который пришёл отнимать чужое. Лариса смотрела на него долгим, холодным, изучающим взглядом. Она видела не его гнев, а его слабость. Его страх, что у него опять ничего не получится. И этот страх делал его по-настоящему опасным.
Она молчала несколько секунд, давая ему насладиться своим, как он думал, триумфом. А потом едва заметно кивнула.
— Хорошо. Я перепишу.
Денис победно выдохнул, его плечи расслабились. Он уже был готов снисходительно похлопать её по плечу, но она продолжила, и её следующие слова заморозили воздух на кухне.
— Но не на тебя. А на мою мать. Завтра же.
Она обошла его, взяла со стола свой телефон. Её пальцы уверенно заскользили по экрану.
— И договор аренды этой квартиры мы тоже переоформим. Так что можешь искать деньги на свой бизнес в другом месте. Разговор окончен.
Она демонстративно поднесла телефон к уху, глядя ему прямо в лицо с ледяным вызовом. Он смотрел на неё, и на его лице медленно проступало осознание, что это не конец битвы. Это было её официальное объявление войны.
Денис не двинулся с места. Он смотрел на спину жены, на телефон, прижатый к её уху, и его мозг лихорадочно обрабатывал информацию. Прямая атака провалилась. Его напор, его уверенность, его мужское «я сказал» разбились о её ледяное спокойствие. Он ожидал чего угодно: слёз, уговоров, скандала с битьём посуды. Но он получил холодный, точный и унизительный ответный удар. Она не просто отказала — она показала ему, что у неё есть свой план, и он, Денис, в этом плане всего лишь досадная помеха.
Злость внутри него сменилась расчётливой яростью. Он понял, что идти напролом бесполезно. Она выстроила оборону. Значит, нужно было зайти с тыла, ударить туда, где она не ждёт. Или, наоборот, ждёт, но не сможет защититься. Он дождался, пока она закончит свой демонстративный «звонок», и, когда она положила телефон на стол, он развернулся и вышел из кухни. Он не стал продолжать спор. Он молча прошёл в спальню, взял свой телефон и плотно прикрыл за собой дверь.
Через час в их дверь позвонили. Настойчиво, но без агрессии. Лариса открыла. На пороге стояла её мать, Тамара Ивановна. Женщина ещё не старая, с ухоженным лицом, на котором, однако, навсегда застыло выражение деятельной озабоченности. Она была одета в дорогое, но немного старомодное пальто и сжимала в руках ридикюль, словно это был портфель с государственными бумагами.
— Здравствуй, дочка. Денис позвонил сразу после тебя. Сказал, у вас тут решается вопрос будущего. Я сразу приехала.
Она вошла в квартиру, неся с собой запах хороших духов и тревоги. Из спальни тут же вышел Денис. Его лицо выражало скорбную решительность. Он подошёл к тёще, взял её под руку, провёл в гостиную.
— Спасибо, что приехали, Тамара Ивановна. Я уж не знал, что и делать. Лариса совсем меня не слышит.
Они сели на диван, и Лариса, оставшись стоять в дверях, наблюдала за разворачивающейся сценой. Это был хорошо срежиссированный спектакль. Денис, в роли непонятого гения и заботливого мужа, и её мать, в роли мудрой спасительницы семьи.
— Ларочка, иди сюда, сядь с нами, — позвала мать, похлопав по месту рядом с собой. Её голос был мягким, вкрадчивым, но в нём уже звучали нотки увещевания. — Денис мне всё рассказал. Какой он у тебя молодец, о будущем думает, дело своё открыть хочет. Настоящий мужчина, добытчик. А ты что?
Лариса молча подошла и села в кресло напротив. Она не собиралась садиться между ними, становиться частью их союза.
— Я всё сказала Денису, — спокойно ответила она. — Моя квартира не продаётся.
Тамара Ивановна тяжело вздохнула, обменявшись с Денисом понимающим взглядом.
— Дочка, ну что ты как маленькая? Это же не для него, это для вас. Для семьи. Мужчине нужна поддержка, вера в него. А ты упираешься из-за каких-то кирпичей. Подумаешь, квартира. Сегодня она есть, а завтра… всё что угодно может случиться. А крепкий семейный бизнес — это опора, это фундамент на всю жизнь. Денис ведь не на гулянки просит. Он в семью вложить хочет.
Она говорила правильные, обкатанные годами слова, которые матери говорят дочерям. Слова, против которых, по её мнению, невозможно возразить. Денис сидел рядом, кивал, поддакивал. — Я же ей то же самое объясняю. Мы ведь не чужие люди. Мы одна команда.
Лариса смотрела на них. На своего мужа, который так ловко перетянул на свою сторону её мать. На свою мать, которая с такой лёгкостью предала её интересы ради абстрактного «блага семьи» и иллюзии «успешного зятя». Она поняла, что ультиматум провалился. Началась осада. Психологическая, изматывающая, которую возглавили два самых близких ей человека. Они действовали слаженно, как опытные напарники. Один давил авторитетом и амбициями, вторая — материнской заботой и вековыми устоями. И оба они смотрели на неё как на препятствие, которое нужно устранить.
— Ты знаешь, Денис, мой покойный муж, отец Ларочки, всегда говорил: «Кто не рискует, тот не пьёт шампанского», — начала Тамара Ивановна за ужином. Она аккуратно размазывала масло по куску хлеба, глядя при этом не на него, а на зятя. — Он был человеком старой закалки, но понимал — чтобы что-то получить, нужно сначала что-то вложить.
Денис благодарно кивнул, подхватывая эстафету.
— Вот и я о том же, Тамара Ивановна. Это не риск, это просчитанный шаг. Я всё изучил, все подводные камни. Рынок сейчас на подъёме. Через полтора-два года мы будем смеяться, вспоминая, как Лариса сомневалась.
Они сидели за столом втроём, но разговор вели вдвоём. Лариса была третьей, но лишней. Она молча двигала вилкой по тарелке, перемешивая гречку с подливой от котлеты. Она не ела, а лишь создавала видимость участия в трапезе. Её присутствие было необходимо им как объект давления, как молчаливый зритель их спектакля, который, по их замыслу, должен был вот-вот сломаться и зааплодировать.
Пребывание матери в их доме превратилось в круглосуточную пытку вежливостью. Каждый день начинался и заканчивался одной и той же темой, завёрнутой в разные обёртки. Утром за кофе Тамара Ивановна мечтательно рассказывала, как её подруга съездила с семьёй на Мальдивы, потому что «её зять — деловой человек, не боится принимать решения». Днём, пока Лариса была на работе, Денис, очевидно, продолжал обработку, потому что к вечеру энтузиазм тёщи достигал новых высот.
— Я тут подумала, — говорила она, пока они смотрели вечерние новости. — Когда деньги появятся, первым делом надо будет дачу в порядок привести. Крыльцо новое, баньку подлатать. Будем на выходные ездить, шашлыки жарить. Всей семьёй.
— Сначала машину, — возражал Денис, но в его голосе не было спора, а лишь уточнение деталей уже утверждённого плана. — На этом ведре далеко не уедешь. Я присмотрел отличный кроссовер, немецкий. Надёжный, вместительный. Как раз для семейных поездок.
Они обсуждали цвет машины, марку гриля для дачи, и даже породу собаки, которую можно будет завести, когда они переедут в дом побольше. Они говорили о деньгах от продажи её квартиры так, будто они уже лежали на их общем банковском счёту. Лариса была исключена из этого будущего. Ей отводилась лишь одна функция — поставить подпись на документах, дать ключ от их счастья, а потом смиренно отойти в сторону.
Лариса перестала спорить. Она поняла, что любые её слова, любые аргументы будут использованы против неё. Её логика будет названа упрямством, её осторожность — эгоизмом, её право на собственность — предательством семейных интересов. Она выбрала другую тактику. Она молчала. Но её молчание не было пассивным. Это было молчание снайпера в засаде, который не двигается и почти не дышит, но внимательно следит за каждым движением цели через оптический прицел. Она слушала, запоминала, анализировала. Каждое их слово, каждый самодовольный взгляд, которым они обменивались через её голову, становились гирьками на чаше весов, которая неумолимо склонялась в одну сторону.
Однажды вечером Денис не выдержал её отстранённости. — Лариса, ты вообще с нами? Мы тут будущее планируем, твоя мать за нас переживает, а ты сидишь, будто тебя это не касается.
Она медленно подняла на него глаза. Взгляд был пустой, безэмоциональный.
— Почему же не касается? Я слушаю. Очень интересно.
И в этом ледяном «интересно» было столько презрения, что Денис осёкся. Тамара Ивановна обеспокоенно посмотрела на дочь, потом на зятя. Она чувствовала, что что-то идёт не так. Их давление не размягчало оборону, а наоборот, превращало её в закалённую сталь. Воздух в квартире стал плотным, тяжёлым. Он был пропитан невысказанными угрозами, фальшивой заботой и молчаливым, концентрированным сопротивлением. Осада достигла своего пика. Они оба чувствовали, что ещё один, последний нажим — и крепость падёт. Они не понимали одного: крепость не собиралась сдаваться. Она готовилась к контратаке.
Неделя осады завершилась в субботу вечером. Тамара Ивановна испекла свой фирменный яблочный пирог, аромат корицы и печёных яблок заполнил квартиру, создавая обманчивое ощущение домашнего уюта. Денис принёс бутылку дорогого вина, которое они с тёщей демонстративно открыли, будто отмечая грядущее событие. Лариса молча сидела за столом, ковыряя вилкой кусочек пирога на своей тарелке. Её молчание, которое они всю неделю принимали за упрямство, теперь казалось им знаком капитуляции. Они решили, что она просто устала бороться. Настало время для финального аккорда.
Денис налил себе и тёще вина, нарочито проигнорировав бокал Ларисы. Он поднял свой, посмотрел на Тамару Ивановну, а потом перевёл тяжёлый, победный взгляд на жену.
— Ну что, Лариса. Я думаю, ты достаточно подумала. Пора заканчивать это детское упрямство. Мы дали тебе время.
Тамара Ивановна тут же подхватила, её голос сочился фальшивой материнской заботой.
— Доченька, мы же тебе только добра желаем. Это всё для твоего будущего, для вашего с Денисом счастья. Пора уже принять взрослое, правильное решение.
Денис поставил бокал на стол. Звук был резким, как удар молотка. Он наклонился вперёд, опираясь ладонями о стол, и посмотрел на Ларису в упор. Его лицо было жёстким, не терпящим возражений. Он произнёс слова медленно, с расстановкой, наслаждаясь каждым звуком, вкладывая в них всю тяжесть своего недельного раздражения и предвкушение триумфа.
— Я сказал, что продам твою вторую квартиру, значит, продам! Так что, милая моя, перепиши её на меня по-хорошему!
В наступившей после его слов тишине Лариса спокойно положила вилку на тарелку. Она подняла голову. В её глазах не было ни страха, ни гнева. Только спокойная, холодная ясность.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Я всё сделала.
Торжествующая улыбка на лице Дениса стала ещё шире. Он откинулся на спинку стула, победно глянув на тёщу. Тамара Ивановна облегчённо выдохнула и заулыбалась. Вот и всё. Крепость пала.
— Вот и умница, дочка! — проворковала она. — Я знала, что ты у меня благоразумная девочка.
Лариса смотрела на мать, и её взгляд был таким, словно она видела её впервые.
— Да. Я переписала квартиру. Вчера. На тебя, мама.
Тамара Ивановна застыла, а потом её лицо расплылось в самодовольной улыбке. Она бросила на Дениса взгляд, полный превосходства. Вот как надо было действовать, а не орать. Через материнский авторитет. Денис на мгновение нахмурился, ему не нравилось, что квартира оформлена не на него, но тут же расслабился — какая разница, тёща была полностью на его стороне, это лишь формальность.
— Но есть один нюанс, — продолжила Лариса тем же ровным голосом. Воздух в комнате начал меняться. Она достала из кармана домашних брюк сложенный вчетверо лист бумаги и положила его на стол. — Как новый владелец, мама, ты, конечно, имеешь право распоряжаться своим имуществом. Поэтому я, как твой доверенный представитель, вчера же сдала эту квартиру. Вот копия договора.
Денис и Тамара Ивановна уставились на бумагу.
— Что значит «сдала»? — первым пришёл в себя Денис.
— Это значит, что там уже живут люди. Очень приятная семья. Договор заключён на два года. С полной предоплатой за весь срок. Без права досрочного расторжения с нашей стороны. Любые попытки выселить их раньше срока обойдутся в тройной размер неустойки. Сумма, которой у тебя, мама, на счетах нет и никогда не было.
Улыбка сползла с лица Тамары Ивановны. Она смотрела то на дочь, то на зятя, не понимая, в какую ловушку попала.
— Но… деньги… — пролепетал Денис, его лицо начало багроветь. — Где деньги от аренды?
И тут Лариса нанесла последний, сокрушительный удар.
— Деньги? А деньги я получила наличными. Всю сумму за два года вперёд. И сегодня утром я отвезла их в надёжное место, о котором вы оба даже не догадываетесь. Так что можешь искать деньги на свой бизнес в другом месте. Разговор окончен.
На кухне стало абсолютно тихо. Было слышно лишь, как гудит холодильник. Победная ухмылка на лице Дениса сменилась выражением тупого шока, который быстро перерастал в бешенство. Тамара Ивановна смотрела на дочь с ужасом и запоздалым пониманием. Она поняла, что была лишь пешкой в игре, которую с треском проиграла. Её использовали оба, но победила только дочь, оставив и мать, и мужа с абсолютно бесполезным для них активом.
Лариса встала из-за стола. Она больше не смотрела на них. Она просто указала рукой в сторону коридора.
— Дверь там, если кому-то из вас что-то не нравится. Задерживать я никого не буду. А если мне сейчас что-то не понравится, то вы оба вылетите отсюда вон очень быстро, потому что это тоже моя квартира, и никому из вас двоих она не принадлежит. А да, мам, я когда переписывала на тебя ту квартиру, оставила ещё одно отступление, что ты не можешь её продать в течении десяти лет, иначе квартира перейдёт опять в мою собственность.
Денис хотел что-то возразить, но просто не мог найти слов. Да и слова жены о том, что он и его тёща могу отсюда вылететь навивала на него какую-то панику. Так что больше никто из них не старался посягнуть на имущество Ларисы, потому что для все для них это было опасно…
