— Да чего ты завелась-то? Ну подумаешь, пыль села. Тряпочкой протрем, и будет как новая, — Костя стоял, небрежно прислонившись бедром к заднему крылу белоснежной «Мазды», и с видом оскорбленной невинности ковырял зубочисткой во рту. На его футболке расплывалось пятно от пота, а кроссовки были облеплены жирным черноземом, который теперь комьями отваливался прямо на асфальт парковки.
Ирина медленно обошла автомобиль по кругу. Ещё утром эта машина сверкала на солнце, пахла дорогим кондиционером для кожи и была воплощением её личного, тяжело заработанного комфорта. Сейчас перед ней стояло нечто, напоминающее трактор, вернувшийся с весенней пахоты. Пороги были забрызганы серой грязью так густо, что цвет кузова под ними не угадывался вовсе. На белом лаке левой двери красовалась длинная, рваная царапина — след от ветки, которая, судя по глубине борозды, была не меньше локтя толщиной.
Ирина остановилась напротив мужа, глядя на него не как на супруга, а как на досадную помеху, внезапно возникшую на пути. В её взгляде не было ни слез, ни истерики — только холодный калькулятор, подсчитывающий убытки.
— Тряпочкой? — переспросила она ледяным тоном, от которого у нормального человека по спине побежали бы мурашки. Но Костя был непробиваем в своей простоте. — Ты предлагаешь мне тереть это тряпочкой?
— Ну на мойку загоним, делов-то, — отмахнулся он, сплевывая щепку под ноги. — Мать попросила помочь, у неё спина, Ир. Не на электричке же ей переться с этими помидорами. Ты сама подумай, ей уже не восемнадцать лет, ей ещё не хватало ящики таскать.
Ирина резко дернула ручку задней двери. Салон, её любимый салон с перфорированной бежевой кожей, встретил её густым, спертым запахом прелой земли, дешевых удобрений и чего-то кислого, напоминающего скисшее молоко. Зрелище внутри заставило её пальцы непроизвольно сжаться в кулак.
На заднем сиденье, прямо на коже, стояли пластиковые поддоны. Из них, словно метастазы, во все стороны торчали стебли какой-то ботвы. Но самое страшное было не это. Видимо, на кочках машину трясло так, что земля из горшков высыпалась, щедро припудрив сиденья черной торфяной крошкой. А в ногах пассажира валялась штыковая лопата. Грязная, с налипшими комьями глины, она лежала прямо на ворсовом коврике, касаясь черенком дверной карты.
— Я не разрешала тебе брать мою машину, чтобы возить рассаду твоей мамы на дачу! Теперь весь салон в грязи, бампер поцарапан, а ты говоришь: «Ничего страшного, помоем»? Это моя машина, купленная до брака, Костя!
— Ой, ну началось, — Костя закатил глаза, демонстрируя всем своим видом, как он устал от её меркантильности. — «Моя, твое»… Мы семья или где? У тебя машина простаивает, а маме помощь нужна. Ты бы видела, как мама обрадовалась, когда я подъехал. Соседка, теть Валя, чуть слюной не подавилась от зависти. Говорит: «Вот какой сын у тебя, Тамара, на иномарке возит!». А ты… Железяка тебе дороже людей.
— Ты лгал мне, — Ирина захлопнула дверь с такой силой, что машина качнулась. — Ты сказал: «Дай ключи, я переставлю машину в тень, а то салон нагреется». У тебя даже прав нет, Костя! Ты понимаешь, что если бы тебя остановили гаишники, машину забрали бы на штрафстоянку? Ты сел за руль без прав, без страховки на свое имя и поперся в область по пробкам!
— Да я вожу лучше любого твоего таксиста! — огрызнулся он, наконец отлипая от крыла. — Я в армии на «Урале» ездил, пока ты в институте штаны протирала. Что мне этот твой автомат? Газ нажал — она поехала. Ерунда. А гаишников там нет, я же огородами ехал, через поле.
— Через поле? — Ирина посмотрела на колесные арки, из которых свисала сухая трава. — Ты погнал городской седан с клиренсом пятнадцать сантиметров через поле?
— Ну там грунтовка нормальная, только в одном месте лужа была, — Костя беспечно пожал плечами. — Ну, буксанул пару раз, подумаешь. Выехала же! Зверь-машина, кстати, тянет хорошо. Только вот… — он на секунду замялся, но тут же вернул себе уверенный вид. — Там снизу что-то шкрябало немного, когда мы с мамой обратно ехали. Наверное, ветка застряла.
Ирина подошла к переднему бамперу. Справа, внизу, черный пластик был вырван с креплений и торчал уродливым зубом. Противотуманная фара болталась на проводке, глядя в асфальт пустым глазом. Хромированная накладка была вдавлена внутрь.
— Ветка, говоришь? — тихо спросила она.
— Ну, может, камень какой задел, я не смотрел, — буркнул Костя, впервые отводя взгляд. — Ир, ну хватит пилить! Я устал, как собака. Весь день на грядках, маме помогал, потом обратно по жаре… Пойдем домой, пожрем чего-нибудь, а завтра я ведром воды всё ополосну. Чё ты трагедию устраиваешь на ровном месте? Бампер — это расходник. Пластмасса.
Ирина смотрела на него и видела перед собой совершенно чужого человека. Три года брака куда-то испарились, оставив после себя лишь недоумение: как она могла жить с этим существом, которое считает нормальным взять чужую вещь, испортить её и еще требовать ужин?
— Ты прав, Костя. Пластмасса, — сказала она, доставая телефон. — Только эта пластмасса стоит больше, чем ты заработал за последний год.
— Опять ты деньгами тычешь! — взвился он. — Да, сейчас у меня временные трудности, но я ищу себя! А ты ведешь себя как… как мещанка! Для тебя вещи важнее отношений! Мама говорила, что ты жадная, но я не верил. А теперь вижу — права была Тамара Ивановна. Жадная и есть.
Ирина молча нажала кнопку на брелоке, блокируя замки. Машина пискнула, мигнув аварийкой.
— Ключи, — коротко бросила она, протягивая руку ладонью вверх.
— Зачем? — набычился Костя. — Я же сказал, завтра помою.
— Ключи сюда. Быстро.
В её голосе зазвенел металл. Костя, что-то пробурчав про «психопатку», сунул руку в карман грязных джинсов и вытащил брелок. Вместе с ним на асфальт высыпалось немного земли. Он швырнул ключи ей в ладонь.
— На, подавись своим сокровищем. Больше не попрошу, раз ты такая. Сама будешь мою маму возить в следующий раз.
— Следующего раза не будет, — ответила Ирина, пряча ключи в сумку. — Иди домой. Мне нужно ещё кое-что проверить.
Костя, гордо задрав нос, пошел к подъезду, оставляя за собой след из осыпающегося чернозема. Ирина осталась одна перед своей изувеченной машиной. Она присела на корточки перед разбитым бампером и включила фонарик на телефоне. Луч света выхватил не только вырванный пластик, но и маслянистое пятно, медленно натекающее на асфальт под защитой картера. Ситуация была гораздо хуже, чем казалось на первый взгляд.
— Ты хоть понимаешь, что под машиной лужа? — Ирина вошла в кухню, брезгливо обходя грязные следы, которые тянулись от прихожей до холодильника. Она не стала разуваться, чувствуя, что в этом доме понятие чистоты временно упразднено.
Костя сидел за столом и с аппетитом уплетал вчерашние котлеты, макая их прямо в майонез, выдавленный горкой на край тарелки. Он даже не переоделся. Грязная футболка липла к потному телу, а руки, которыми он брал хлеб, всё еще хранили траурную кайму под ногтями.
— Это конденсат, — буркнул он с набитым ртом, не поднимая глаз. — От кондиционера капает. Физику в школе учить надо было, Ир. Ты вечно паникуешь на ровном месте.
— Конденсат не бывает черным и вязким, Костя. И он не пахнет горелой синтетикой, — Ирина бросила сумку на подоконник. Звук удара кожи о пластик прозвучал как выстрел. — Я сейчас светила фонариком. Там защита картера висит на одном болте. Она выгнута дугой. Ты чем-то ударился днищем. Сильно ударился.
Костя перестал жевать и с досадой швырнул вилку на стол. Она звякнула, подпрыгнув на скатерти.
— Ну, было дело, — неохотно признал он, откидываясь на спинку стула. Стул жалобно скрипнул. — Там колея глубокая оказалась, трактор проехал до нас. Я, может, чиркнул пару раз. Но, Ир, ты пойми ситуацию! Мама попросила довезти прямо до калитки. У неё давление скачет, ей нельзя пешком идти от дороги. А там глина размокшая после дождя. Я газу дал, чтобы не завязнуть. Машина-то низкая, не для русских дорог твоя японка сделана. Неженка, как и ты.
— Ты поехал по тракторной колее? — Ирина смотрела на него, пытаясь уложить в голове масштаб катастрофы. — На седане со спортивным обвесом? Ты в своем уме? Почему ты не остановился на асфальте? Там идти сто метров!
— Сто метров для пожилого человека — это марафон! — Костя повысил голос, переходя в наступление. Это была его любимая тактика: когда аргументы заканчивались, включать морализаторство. — Тебе плевать на здоровье моей матери, тебе лишь бы бампер твой блестел! А то, что она меня вырастила, ночей не спала — это ничего не значит? Я сын, я обязан помочь. И если ради этого надо проехать по грязи — я проеду.
— Ты не просто проехал по грязи. Ты уничтожил подвеску, — Ирина говорила тихо, но в каждом слове сквозило ледяное бешенство. — Я только что заглянула в салон при свете. Костя, скажи мне, зачем ты пихал лопату в салон? У машины есть багажник. Огромный, пустой багажник.
Костя поморщился, словно от зубной боли.
— В багажнике были мешки с навозом. Мама купила у фермера по дешевке, грех было не взять. А они пахнут. Я не хотел, чтобы в багажнике воняло, там же обшивка войлочная, впитает.
— Поэтому ты положил навоз в багажник, а грязную лопату кинул в салон, на кожаный коврик и пластиковую панель двери? — логика мужа была настолько извращенной, что Ирина на секунду потеряла дар речи. — Ты поцарапал карту двери черенком. Там глубокая борозда, прямо по мягкому пластику. Это не полируется, Костя. Это замена детали.
— Ой, да кто там смотрит на твою дверь в ногах! — взмахнул он руками. — Наклейку прилепи. Или пленкой затяни. Развела трагедию из-за царапины. Главное — мы дело сделали. Рассада высажена, навоз завезен. Мама счастлива. Ты бы видела, как она гордилась! Соседка, тетя Валя, вышла, рот разинула: «Ой, Тамара, какая машина богатая, какой сын заботливый!». Маме это важно, понимаешь? Статус! Чтобы люди видели, что она не брошенная, что у неё есть поддержка.
Ирина вдруг поняла. Дело было не в больной спине. И не в давлении. Дело было в дешевых понтах. Тамаре Ивановне захотелось пыли в глаза пустить дачным кумушкам, прокатиться, как барыня, прямо к крыльцу на белой иномарке. А Костя, этот великовозрастный маменькин сынок, радостно исполнил прихоть, убивая чужое имущество ради минуты материнского триумфа.
— Значит, статус… — медленно проговорила Ирина. — А ты не подумал, что этот «статус» стоит денег? Моих денег. Я плачу кредит, я плачу страховку, я плачу за ТО. А ты просто берешь и ломаешь всё ради того, чтобы тетя Валя позавидовала?
— Мы одна семья! — рявкнул Костя, снова хватаясь за вилку. Аппетит у него, видимо, не пропадал даже во время апокалипсиса. — Твои деньги — это наши деньги. И машина наша. По закону, между прочим. Так что имею право пользоваться. А то, что поцарапал — ну, бывает. Издержки эксплуатации. Техника должна работать, а не в гараже пылиться.
— Машина куплена до брака, — напомнила Ирина, чувствуя, как внутри натягивается струна. — И кредит я закрывала со своей зарплаты, пока ты «искал себя» полгода. Ты к ней не имеешь никакого отношения. Ты даже за бензин ни разу не заплатил.
— Ах, вот ты как заговорила! — Костя вскочил, опрокинув стул. — Я, между прочим, по дому помогаю! Полку прибил в прошлом месяце! Мусор выношу! А ты… Ты мелочная, Ира. Сухая и мелочная. У тебя калькулятор вместо сердца. Мать предупреждала, что ты такая будешь, когда денег понюхаешь.
Он подошел к ней вплотную, дыша чесноком и перегаром от выпитого за ужином пива.
— Я не буду ничего чинить, — заявил он, глядя ей прямо в глаза с вызовом. — Принципиально. Чтобы ты поняла, что люди важнее вещей. Поездишь с царапиной, корона не упадет. А бампер я скотчем подклею завтра, будет держаться лучше нового. У меня руки, слава богу, из нужного места растут, не то что у твоих сервисменов-разводил.
Ирина смотрела на него и видела не мужа, а наглого, самодовольного варвара, который ворвался в её упорядоченную жизнь и теперь топчет её грязными сапогами, прикрываясь высокими словами о сыновнем долге. Скотчем. Он собрался клеить бампер японского седана скотчем.
— Не надо скотчем, — сказала она совершенно спокойным, мертвым голосом. — И руками своими ничего трогать не смей. Завтра я поеду в сервис. На эвакуаторе. Потому что с таким картером я двигатель не запущу.
— Ну и дура, — фыркнул Костя, возвращаясь к котлетам. — Деньги девать некуда — плати. А я спать пойду. Устал я с вами, истеричками. Что мать мозг выносила всю дорогу своими советами, как рулить, что ты теперь нудишь.
Он демонстративно повернулся к ней спиной, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Ирина постояла минуту, глядя на его сутулую спину, на крошки, летящие на пол, на грязные пятна на линолеуме. Потом молча развернулась и ушла в спальню. Спать она не собиралась. Ей нужно было найти документы на машину, гарантийную книжку и номер круглосуточного эвакуатора. Завтра будет тяжелый день. И очень дорогой. Но платить за него будет не она.
Вечером следующего дня в квартире стояла плотная, наэлектризованная тишина, какую можно встретить в операционной перед ампутацией. Ирина вернулась домой поздно. Она не стала переодеваться в домашнее, не пошла в душ смывать городскую пыль. Она прошла в гостиную, где Костя, вытянув ноги на диване, смотрел какой-то глупый сериал про ментов, и молча положила перед ним на журнальный столик плотный лист бумаги с логотипом официального дилера.
Костя лениво скосил глаза. На экране телевизора кого-то допрашивали, но настоящая драма разворачивалась здесь, на полированной поверхности стола ИКЕА.
— Что это? — спросил он, не тянясь к бумаге. В его голосе звучала скука человека, которого отвлекают от важного отдыха ерундой.
— Это цена твоего вчерашнего подвига, Костя, — Ирина села в кресло напротив, скрестив руки на груди. Её лицо было бледным, но абсолютно спокойным. Страшным спокойствием. — Читай. Итоговая сумма внизу, жирным шрифтом.
Костя хмыкнул, взял лист и пробежал глазами по строчкам. Сначала его лицо выражало скепсис, потом брови поползли вверх, а затем рот приоткрылся в немом возмущении.
— Сто сорок восемь тысяч?! — взвизгнул он, отшвыривая смету, словно она обожгла ему пальцы. — Ты совсем рехнулась, Ира? Они тебя развели как лохушку! За что тут платить? За мойку и полировку?
— Не только, — голос Ирины звучал сухо, как шорох сухих листьев. — Пункт первый: замена защиты картера и кронштейнов крепления. Ты их вырвал «с мясом». Пункт второй: замена правого подкрылка. Пункт третий: покраска переднего бампера и правой двери со снятием и переходом. Царапина до грунта, Костя. Но самое интересное — это пункт четвертый. Химчистка салона с полным разбором.
— С каким еще разбором? — Костя вскочил с дивана, начав нервно расхаживать по комнате. — Пропылесосить надо было, и всё!
— Вонь не уходит, — отрезала Ирина. — Твой навоз протёк. Жижа впиталась в ковролин под задним сиденьем и попала в стыки. Мастер сказал, что если не снять сиденья и не поднять пол, через неделю в машине будет пахнуть как в общественном сортире на вокзале. Они будут снимать обшивку, промывать всё специальной химией и сушить. Это стоит денег. Больших денег.
— Да это развод! — заорал Костя, тыча пальцем в сторону окна. — У меня друг, Витёк, в гаражах, он бы тебе за пятерку всё сделал! Тряпкой протер, «вонючку» повесил — и нормально! А ты поперлась к официалам! Ты специально это делаешь, чтобы меня унизить? Чтобы показать, какая ты богатая?
— Я поехала туда, где мне вернут машину в том состоянии, в котором она была до того, как ты её украл, — Ирина даже не моргнула. — Мне не нужен «Витёк» и его тряпка. Мне нужна моя машина. Чистая и исправная.
— Я не крал! — лицо Кости пошло красными пятнами. — Я взял машину у жены!
— Без спроса. Не имея прав. И испортил её.
В этот момент на столе завибрировал телефон Кости. На экране высветилось фото Тамары Ивановны в цветастом платке. Костя схватил трубку, как утопающий хватается за круг, и тут же включил громкую связь. Видимо, надеялся на поддержку тяжелой артиллерии.
— Алло, сынок! — бодрый голос свекрови разорвал напряженную атмосферу комнаты. — Ну как ты там? Отдохнул? Ирочка не ругается больше из-за пустяков? Я тут тете Вале рассказала, как мы с ветерком доехали, она до сих пор охает!
— Мам, тут такое… — Костя жалобно посмотрел на жену, ища сочувствия у телефонной трубки. — Ира мне счет выставила. На сто пятьдесят тысяч. Говорит, я машину сломал.
— Сколько?! — голос Тамары Ивановны взлетел до ультразвука. — Господи помилуй! За что? За царапинку? Ира, ты там рядом? Ты слышишь меня?
— Слышу, Тамара Ивановна, — громко сказала Ирина, не меняя позы.
— Ты что же это удумала, девочка? — тон свекрови мгновенно сменился с елейного на базарный хабалистый. — С мужа родного деньги трясти? Совсем совесть потеряла в своем офисе? Он матери помогал! Святое дело делал! А ты из-за куска железа готова семью разрушить? Да тьфу на твою машину! У гроба карманов нет, милая! О душе надо думать, а не о бамперах!
— Вот именно, Тамара Ивановна, — Ирина встала. — О совести. Ваш сын испортил чужое имущество. Взрослый мужчина должен отвечать за свои поступки.
— Чужое?! — взвизгнула трубка. — У мужа и жены всё общее! Ты посмотри на неё, цаца какая! Мы к ней со всей душой, я ей огурчики солить собиралась, а она… Костя, не вздумай ничего платить! Это её блажь! Пусть сама свои цацки обслуживает, раз такая гордая. Подумаешь, землей испачкали! Не барыня, отмоет!
Ирина подошла к столу и нажала кнопку отбоя. Крик Тамары Ивановны оборвался на полуслове.
— Ты зачем сбросила?! Мама не договорила! — возмутился Костя.
— Я услышала достаточно, — Ирина взяла счет и ткнула им в грудь мужа. Бумага согнулась. — Значит так. Слушай меня внимательно, Костя. У нас раздельный бюджет, ты сам так хотел, когда копил себе на новый игровой ноутбук. У меня нет лишних ста пятидесяти тысяч, чтобы оплачивать твои развлечения в грязи.
— У меня тоже нет! Ты же знаешь! — он развел руками, словно это всё объясняло. — Откуда я их возьму? Я сейчас между работами!
— Это не мои проблемы. Занимай. Бери кредит. Продавай свой ноутбук. Сдавай почку. Мне всё равно, — она говорила жестко, рубя фразы. — Срок оплаты счета — три дня. Машину я оставила в сервисе. Работы начнут, только когда внесут предоплату.
— А если я не заплачу? — Костя прищурился, пытаясь изобразить крутизну, но в глазах читался страх. — Что ты мне сделаешь? Разведешься? Из-за денег? Ну давай, покажи всем, какая ты меркантильная стерва.
— Если ты не оплатишь этот счет, Костя, — Ирина подошла к двери в спальню и распахнула её, — то сегодня ты спишь на коврике в прихожей. А завтра я меняю замки. И твои вещи полетят с балкона.
— Ты не имеешь права! Я здесь прописан! — заорал он, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Временно. Регистрация заканчивается через месяц. Я её не продлю, — она улыбнулась, но улыбка эта была похожа на оскал. — И еще одно. Передай своей маме: если она еще раз приблизится к моей машине ближе чем на метр, или ты возьмешь ключи без спроса… Я подам заявление на угон. И мне плевать, что мы в браке. Угон без цели хищения, статья 166 УК РФ. Судимость тебе «между работами» очень пригодится.
Она шагнула в спальню и захлопнула дверь прямо перед его носом. Щелкнул замок. Костя остался стоять посреди комнаты с бумажкой в руке, на которой была написана цена его безответственности. Он перевел взгляд на погасший экран телефона, потом на закрытую дверь, и впервые до него дошло: это не шутка. И «тетя Валя» с её восхищением тут уже не поможет.
Три дня пролетели как один затяжной, душный миг перед грозой. В квартире всё это время сохранялся режим радиомолчания. Костя демонстративно ночевал в гостиной, громко вздыхая и ворочаясь, чтобы подчеркнуть свои страдания, а днем исчезал «по делам», возвращаясь только к ужину. Он был уверен: буря утихнет. Ира — женщина отходчивая, попсихует, подуется, а потом сама же придет мириться, потому что кому она нужна в тридцать лет с ипотекой и запросами.
Вечером третьего дня Ирина вернулась с работы ровно в семь. В прихожей её встретил запах жареного лука и бодрый голос свекрови, доносившийся из кухни. Тамара Ивановна присутствовала не лично, но виртуально — по громкой связи, как главнокомандующий, руководящий обороной крепость.
— …Да не слушай ты её, сынок! Перебесится. Ты главное стой на своем: денег нет, но ты готов трудом искупить. Мужик должен быть твердым!
Ирина сняла туфли, аккуратно поставила их на полку и прошла в кухню. Костя сидел за столом, перед ним стояла банка дешевого чистящего порошка с хлором и жесткая кухонная губка. Вид у него был торжествующий.
— А, явилась, — он даже не привстал. — Ну что, успокоилась? Мы тут с мамой посовещались и нашли решение твоей «проблемы» на сто пятьдесят тысяч.
— Добрый вечер, Тамара Ивановна, — громко сказала Ирина, игнорируя мужа. — Я так понимаю, срок оплаты истек, а денег на счете сервиса я не увидела.
— И не увидишь! — рявкнул Костя, стукнув банкой порошка по столу так, что из неё вылетело белое облачко. — Потому что это грабеж! Смотри сюда. Это «Пемолюкс». Стоит семьдесят рублей. Мама сказала, что им отлично оттирается любая грязь, даже мазут. Я завтра пойду в гараж, возьму ведро воды и сам всё отмою. И царапину твою заполирую, будет блестеть как у кота… глаза.
Ирина посмотрела на банку с абразивным порошком, которым обычно чистят унитазы и раковины. Потом перевела взгляд на губку с жестким зеленым слоем, способным оставить риски даже на каленом стекле. Она представила, как Костя с усердием трет этим составом лакокрасочное покрытие её машины, сдирая лак до металла, превращая глянцевый белый перламутр в матовое, исцарапанное месиво.
— Ты собираешься тереть кузов абразивом? — тихо спросила она.
— А что такого? — встряла Тамара Ивановна из телефона. — Я всегда так кастрюли чищу, блестят как новые! Нечего, Ирка, нос воротить! Мужик дело предлагает, экономит семейный бюджет, а ты всё кочевряжишься! Скажи спасибо, что он вообще согласен возиться с твоей грязью!
Внутри у Ирины что-то щелкнуло. Последний трос, удерживающий этот брак на плаву, лопнул с глухим звоном. Она поняла, что перед ней сидит не просто безответственный человек. Перед ней сидит воинствующий невежда, поддерживаемый такой же невежественной матерью, и они оба искренне считают, что правы. Они не просто не уважают её труд и собственность — они их презирают.
— Спасибо, Тамара Ивановна. Ваш совет «бесценен», — сказала Ирина совершенно спокойным голосом. — Он помог мне принять окончательное решение.
Она развернулась и вышла в коридор.
— Куда пошла? Мы не договорили! — крикнул ей вслед Костя. — Слышишь, мам? Она опять уходит от разговора!
Ирина не ответила. Она открыла шкаф-купе в прихожей. Там, внизу, уже стояли два больших черных мусорных пакета на 120 литров. Она собрала их еще утром, пока Костя спал. В них было всё: его одежда, его «игровые» наушники, его зарядки, его бритва и даже тот самый коврик для мыши, который он так берег.
Она вытащила пакеты в центр коридора.
— Костя! — позвала она.
— Ну чего еще? — он вышел из кухни, жуя бутерброд, всё еще держа в руке банку с порошком. Увидев пакеты, он поперхнулся. — Это что?
— Это твои вещи.
— В смысле? — он замер, не донеся хлеб до рта. — Ты что, на помойку их собралась выкидывать?
— Нет. Я выставляю их за дверь. Вместе с тобой.
Ирина открыла входную дверь настежь.
— Пошел вон.
Костя побагровел. Банка в его руке хрустнула.
— Ты не посмеешь! — заорал он так, что, наверное, услышали на первом этаже. — Это моя квартира! Я здесь живу! Мама, ты слышишь, что она творит?!
— Слышу, сынок! — верещал телефон в его кармане. — Гони эту истеричку в шею! Пусть сама катится!
— Квартира куплена мной за пять лет до знакомства с тобой, — ледяным тоном напомнила Ирина. — Ты здесь никто. Гость, который засиделся. Ты отказался платить за ущерб, ты собирался уничтожить машину окончательно своим «ремонтом», и ты оскорбляешь меня в моем же доме. У тебя тридцать секунд, чтобы взять пакеты и выйти. Иначе я вышвырну их на лестницу, и твои трусы будут собирать все соседи.
— Да пошла ты! — Костя швырнул банку с порошком на пол. Она лопнула, и белый едкий порошок разлетелся по паркету, запорошив ботинки Ирины. — Никуда я не пойду! Вызывай ментов, если хочешь! Посмотрим, кого они выселят!
Ирина не стала спорить. Она молча наклонилась, схватила ближайший пакет и с силой вытолкнула его на лестничную площадку. Пакет был тяжелый, он гулко ударился о бетонный пол и поехал к мусоропроводу.
— Э! Там ноутбук! — завопил Костя, забыв про гордость. Он бросился за пакетом, пытаясь спасти свое главное сокровище.
Как только он переступил порог, Ирина мгновенно вышвырнула второй пакет ему в спину и с силой захлопнула тяжелую металлическую дверь.
Щелкнул замок. Один оборот. Второй. Третий. Затем лязгнула ночная задвижка.
— Ира! — удар кулаком в дверь сотряс косяк. — Ты че, больная?! Открой немедленно! Я в тапочках!
Ирина прислонилась спиной к двери, закрыв глаза. Сердце колотилось где-то в горле, но руки не дрожали. В коридоре пахло хлоркой от рассыпанного порошка — запах больницы, запах дезинфекции. Очень символично. Она вычищала свою жизнь.
— Ира! Открой, сука! — Костя долбил в дверь ногами. — Мама сейчас приедет! Мы тебе устроим! Ты пожалеешь! Я на тебя в суд подам за кражу имущества!
Ирина достала телефон. Набрала номер, который нашла еще вчера.
— Алло, мастер? Здравствуйте. Да, это Ирина, мы договаривались. Да, можно приезжать. Мне нужно срочно поменять личинку замка. Нет, ключ не потерян. Ключ у постороннего человека, который пытается вломиться в мою квартиру. Жду.
Она сползла по двери на пол, прямо в рассыпанный порошок, но ей было всё равно. За дверью продолжал бесноваться Костя, сыпались проклятия Тамары Ивановны, обещавшей навести порчу и написать в прокуратуру. Но эти звуки уже казались далекими, как шум телевизора у глухого соседа.
— Я же предупреждала, Костя, — тихо сказала она в пустоту коридора. — Пока не оплатишь — спишь на коврике.
Она посмотрела на свои испачканные белой пылью туфли и впервые за три дня улыбнулась. Завтра она оплатит ремонт машины сама. Это дорого. Но свобода стоила каждого потраченного рубля. А Костя… Костя получил то, что хотел: полную свободу от «мелочной» жены и возможность жить с мамой, которая всегда поддержит его гениальные идеи по чистке кастрюль и иномарок.
За дверью наступила тишина. Видимо, Костя устал пинать железо и теперь действительно устраивался на коврике, осознавая, что его ключи больше не подходят к этой жизни…
