— Блин, мам, я не могу больше на это смотреть! Вот просто не могу! — Марина с грохотом поставила чашку на стол, чай выплеснулся на скатерть. — Упс… Прости за скатерть.
— Да ладно, подумаешь… — Ольга Сергеевна машинально потянулась за тряпкой. — Отстирается.
— Вот! Вот опять! «Отстирается»… Ты всю жизнь что-то отстирываешь, замазываешь, прячешь! А он… он даже спасибо никогда не скажет!
Марина плюхнулась на старенький диванчик у окна — тот самый, который папа когда-то притащил с помойки и гордо отреставрировал. «Смотри, Оль, какая экономия!» Мама тогда промолчала, хотя у неё уже была отложена премия на новый диван…
— Мариш, ну что ты завелась? — Ольга Сергеевна присела рядом с дочерью. — Папа просто…
— Щас скажешь «такой человек», да? — перебила Марина. — Ой, не надо, а? Я эту песню наизусть знаю. «Папа такой человек», «папа устал», «папа не со зла»… А то, что он вчера тебя чуть до инфаркта не довёл — это ничего, да?
Ольга Сергеевна вздрогнула, вспомнив вчерашний скандал. Всё из-за какой-то ерунды — пересоленный суп. Подумаешь, с кем не бывает? Но Витя…
— Доча, ну не преувеличивай. Ну покричал немного…
— НЕМНОГО?! — Марина вскочила, заметалась по кухне. — Мам, я через две квартиры его ор слышала! Я думала, он тебя убивает там! Знаешь, как я бежала? Сердце из груди выпрыгивало!
— Ох, Мариночка, напугала я тебя… — Ольга Сергеевна потянулась погладить дочь по руке. — Ты прости меня.
— Да что ты извиняешься?! — Марина резко развернулась. — Вот что ты вечно извиняешься, а? Не ты должна извиняться! Это он… этот… — она задохнулась от возмущения, — …этот тиран должен на коленях прощения просить!
В этот момент на плите забулькал чайник. Ольга Сергеевна машинально встала его выключить.
— Будешь ещё чаю?
— Мам, не меняй тему! — Марина плюхнулась на табуретку. — Вот скажи честно, только честно: ты счастлива с ним?
Ольга Сергеевна замерла с чайником в руках. Счастлива ли она? Когда последний раз она задавала себе этот вопрос?
— Знаешь, доча… — она медленно поставила чайник. — Я как-то и забыла уже, что это такое — счастье. Живём и живём…
— Вот именно что не живёте, а существуете! — Марина стукнула кулаком по столу. — Ты посмотри на себя — красивая женщина, а ходишь как мышь серая. Боишься лишний раз накраситься — вдруг папочка не одобрит. На работе премию дали — молчишь, а то папочка всё отберёт и пропьёт…
— Ну что ты такое говоришь! — всплеснула руками Ольга Сергеевна. — Он же… он же всё-таки отец твой!
— И что теперь? Терпеть, как он над тобой издевается? — Марина встала, подошла к окну. — Знаешь, что самое обидное? Я ведь помню, какая ты раньше была. Помнишь, как пела всегда? Как на каблуках цокала? А помнишь свой красный сарафан?
Ольга Сергеевна невольно улыбнулась. Тот сарафан… Купила по случаю, так радовалась. А Витя увидел и устроил скандал — «не по возрасту», «люди что подумают»… Сарафан так и висит в шкафу, ни разу не надёванный.
— А помнишь, как ты танцевала на дне рождения у тёти Вали? — продолжала Марина. — Я тогда маленькая была, но помню, как все говорили — какая красивая пара…
— Да… — Ольга Сергеевна вздохнула. — Только после этого Витя три дня со мной не разговаривал. Сказал, что я себя неприлично вела…
— Вот! — Марина развернулась к матери. — Вот об этом я и говорю! Он всё в тебе убил — радость, смех, желание жить! Превратил в забитую домработницу! А ты всё терпишь!
За окном послышался знакомый скрип тормозов — Виктор всегда так парковался, с надрывом.
— Ой, папа приехал… — Ольга Сергеевна засуетилась. — Надо быстренько суп разогреть…
— Мама! — Марина схватила её за руки. — Хватит! Просто хватит! Ты не обязана каждый раз бежать его обслуживать! Ты не прислуга!
Входная дверь хлопнула так, что зазвенела посуда в серванте.
— Кто тут шумит? — голос Виктора Петровича прогремел из прихожей. — Опять ты припёрлась, Маринка?
— Я тоже рада тебя видеть, папа, — съязвила Марина, скрестив руки на груди.
Виктор ввалился на кухню, от него разило перегаром. Ольга Сергеевна отшатнулась — она терпеть не могла этот запах.
— Ты что, опять пил? — вырвалось у неё.
— А тебе какое дело? — огрызнулся муж. — Что хочу, то и делаю. Где обед?
— Вот именно — что хочешь, то и делаешь! — взорвалась Марина. — А на маму тебе плевать! На всех плевать!
— Ты как с отцом разговариваешь?! — Виктор надвинулся на дочь. — Забыла, кто тебя растил?
— Меня мама растила! — Марина не отступила ни на шаг. — А ты только деньги пропивал да командовал!
— Витя, Мариночка, не надо… — попыталась вмешаться Ольга Сергеевна.
— Молчи! — рявкнул Виктор. — Это ты её против меня настроила! Всю жизнь настраивала!
— Ничего она не настраивала! — Марина встала между родителями. — Я сама всё видела! Каждый твой пьяный скандал, каждую мамину слезу! Думаешь, я маленькая была — не понимала? Всё понимала!
— Да что ты понимала?! — Виктор с размаху ударил кулаком по столу. Чашки подпрыгнули, одна упала и разбилась. — Я вас обеспечивал! Я вам всё давал!
— Всё давал?! — Марина горько рассмеялась. — А помнишь, как мама по ночам шила, чтобы мне на выпускное платье заработать? А как она в две смены вкалывала, пока ты своё увольнение обмывал?
— Марина, не надо… — прошептала Ольга Сергеевна.
— Надо, мама! — Марина повернулась к матери. — Сколько можно молчать? Сколько можно это терпеть? Посмотри на себя — ты же совсем седая стала! У тебя давление скачет, сердце прихватывает… А ему плевать!
— Ты… ты… — Виктор побагровел, надвигаясь на дочь. — Да я тебя!..
— Что? Ударишь? — Марина вскинула подбородок. — Давай, ударь! Покажи, какой ты мужик! На женщин руку поднимать — это ж по-нашему, по-мужски!
— ХВАТИТ!
Этот крик был настолько неожиданным, что все замерли. Ольга Сергеевна стояла, прижав руки к груди, и впервые за много лет смотрела мужу прямо в глаза.
— Хватит, — повторила она уже тише. — Я больше не могу. Не могу слышать этот крик, этот пьяный бред… Не могу видеть, как ты пугаешь нашу дочь…
— Оля, ты чего это? — Виктор растерянно моргнул. — Ты что, с дочкой заодно?
— Я сама по себе, Витя, — тихо ответила Ольга Сергеевна. — Первый раз в жизни — сама по себе.
Она медленно опустилась на стул, провела рукой по лицу. Странно, но страха больше не было. Только усталость — бесконечная, выматывающая усталость.
— Знаешь, я ведь каждый день думала — может, я что-то не так делаю? Может, готовлю не так, говорю не так… Может, если буду тише, незаметнее — всё наладится?
— Мамочка… — прошептала Марина.
— А теперь смотрю на тебя и думаю — а что я получила взамен? За все эти годы унижений, за страх, за слёзы в подушку? Ты хоть раз спросил, как у меня дела? Хоть раз поинтересовался, почему я плачу по ночам?
— Да ладно тебе, что ты придумываешь! — Виктор попытался усмехнуться, но вышло криво. — Какие слёзы? Живёшь как за каменной стеной…
— За каменной стеной?! — Марина аж задохнулась. — Пап, ты сам-то в это веришь? Ты же…
— Тише, доча, — остановила её Ольга Сергеевна. — Дай договорить. Знаешь, Витя, я ведь правда жила как за стеной. Только не за каменной, а за стеклянной. Вроде всё видно, весь мир рядом — а дотронуться страшно. Вдруг разобьётся? Вдруг ты разозлишься?
Она встала, подошла к окну. За стеклом падал снег — первый в этом году. Белые хлопья кружились в свете фонаря, оседали на ветках старого клёна…
— Помнишь, как мы его сажали? — она кивнула на дерево. — Ты тогда такой счастливый был… Маринка только родилась, мы думали — вся жизнь впереди…
— Оль, ну хватит… — в голосе Виктора появились просящие нотки. — Ну чего ты завелась? Давай это… мириться давай.
— Нет, Витя. — Она обернулась, и он впервые увидел в её глазах что-то новое. Решимость? — Больше не будет как раньше. Я так больше не могу.
— Что значит — не можешь? — он снова начал закипать. — А как можешь? Уйдёшь, что ли?
— Нет. Это ты уйдёшь.
Тишина упала как топор. Виктор открыл рот, закрыл, снова открыл…
— Чего?!
— Я сказала — ты уйдёшь. — Ольга Сергеевна говорила тихо, но твёрдо. — У тебя есть квартира сестры. Поживёшь там. Подумаешь. Протрезвеешь.
— Да ты… да вы… да я вас!.. — Виктор метался по кухне как раненый зверь. — Вы что, совсем офигели?! Это МОЯ квартира! МОЙ дом!
— Твой? — Ольга Сергеевна невесело усмехнулась. — А ты документы давно смотрел? Квартира на мне записана. Это я её получила, когда на заводе работала. Ты тогда…
— Заткнись! — заорал он. — Не смей мне напоминать!
— А что такого? — подала голос Марина. — Стыдно вспоминать, как тебя за пьянку выгнали? Как мама нас обеих тянула?
Виктор резко развернулся к дочери, занёс руку…
— Только попробуй, — голос Ольги Сергеевны стал ледяным. — Только дотронься до неё — я сразу в полицию звоню. Хватит. Накомандовался.
Он опустил руку, растерянно оглядываясь по сторонам. Куда делась его тихая, послушная Оля? Кто эта чужая женщина с прямой спиной и холодным взглядом?
— Оленька… — попробовал другой подход. — Ну ты чего? Ну погорячился я… С кем не бывает? Давай забудем…
— Нет, Витя. Хватит забывать. Хватит прощать. — Она покачала головой. — Я устала. Просто устала. Иди к сестре. Или куда хочешь — но не здесь.
— А если не пойду?
— Тогда я вызову полицию. У меня всё записано — и твои угрозы, и побои…
— Какие ещё побои?! — возмутился он.
Марина молча достала телефон, включила видео. На экране Виктор, пьяный в стельку, замахивается на жену…
— Ты… ты что, следила за мной?! — он побагровел.
— Нет, пап. Просто защищала маму. Потому что она сама себя защитить не могла. До сегодняшнего дня.
Виктор обвёл взглядом кухню — такую знакомую, такую чужую теперь. Посмотрел на жену — прямую, спокойную, чужую. На дочь — упрямую, злую, чужую…
— Ну и хрен с вами! — он резко развернулся. — Сами приползёте просить прощения!
Грохот входной двери заставил вздрогнуть обеих женщин. Потом послышался рёв мотора — Виктор газанул так, что взвизгнули шины.
— Мамочка… — Марина обняла мать. — Ты как?
— Не знаю, доча… — Ольга Сергеевна медленно опустилась на стул. — Как-то пусто внутри. И страшно… и легко одновременно. Странно, да?
— Ничего странного, — Марина принялась собирать осколки разбитой чашки. — Ты ведь только что целую жизнь перечеркнула. Тридцать пять лет… Блин, порезалась!
— Дай посмотрю! — встрепенулась мать. — Аптечка в ванной…
— Да ерунда, царапина, — Марина сунула палец под кран. — Знаешь, что самое смешное? Это папина любимая чашка была. Та самая, с надписью «Лучшему папе»…
Они переглянулись и вдруг начали смеяться — нервно, истерично, до слёз.
— Господи… — Ольга Сергеевна утирала глаза. — Я и забыла, когда в последний раз так смеялась…
— А я помню, — Марина села рядом. — На моей свадьбе. Пока папа не начал выступать с речью о том, как правильная жена должна мужу носки стирать…
— Дочь, прости меня, — Ольга Сергеевна вдруг стала серьёзной. — Я ведь понимаю — ты из-за этого с Сашей развелась? Не хотела как я…
— Мам, ты чего? — Марина обняла мать. — Ты тут при чём? Это я сама… Просто вовремя поняла, что не хочу второго папу. Хватит с меня одного.
За окном стемнело. Снег валил всё сильнее, укрывая город белым покрывалом. Словно затирая всё старое, грязное, больное…
— Что теперь будет, Мариш? — тихо спросила Ольга Сергеевна.
— А что ты хочешь, чтобы было?
— Не знаю… — она помолчала. — Знаешь, я ведь даже мечтать разучилась. Всё боялась — вдруг не так, вдруг папа рассердится…
— Ну, теперь самое время начать! — Марина вскочила. — Давай для начала что-нибудь простое… О! Помнишь свой красный сарафан?
— Тот самый? — Ольга Сергеевна невольно улыбнулась. — Который папа назвал «срамным»?
— Именно! Пойдём-ка посмотрим, цел ли он…
Спустя неделю…
Звонок в дверь раздался, когда Ольга Сергеевна примеряла тот самый красный сарафан. Она замерла перед зеркалом — сердце ёкнуло. Витя?
— Мам, это я! — голос Марины успокоил. — Открывай давай, руки заняты!
На пороге стояла дочь с огромными пакетами.
— Это что ещё такое? — ахнула Ольга Сергеевна.
— Парикмахерская на дому! — заявила Марина, проходя на кухню. — Всё, хватит этот «скромный пучок» носить. Будем тебя в человека превращать!
— Марин, ну куда мне… — начала было мать.
— Так, стоп! — дочь выставила вперёд ладонь. — Вот только не начинай. «Куда мне», «в моём возрасте», «что люди скажут»… Это всё папины слова, не твои. А ты у нас теперь свободная женщина!
— Свободная… — Ольга Сергеевна словно пробовала слово на вкус. — Знаешь, до сих пор не верится. Всё кажется — сейчас дверь откроется, и папа…
— Не откроется, — отрезала Марина. — Я замки поменяла, пока ты на работе была. И вообще… — она достала телефон, — смотри, что мне тётя Люда прислала.
На экране было фото Виктора Петровича — помятого, небритого, но в костюме — выходящего из кабинета психолога.
— Представляешь? Реально к психологу ходит! Тётя Люда говорит, что каждый день рыдает у неё на диване, про жизнь переосмысливает…
— Господи… — Ольга Сергеевна присела. — А я-то думаю, почему он не звонит, не приходит…
— А ты что, скучаешь? — насторожилась дочь.
— Нет, — она покачала головой. — Знаешь, вот совсем нет. Даже странно… Тридцать пять лет вместе, а я будто… будто проснулась от долгого сна. И дышать легче стало.
— Ну так! — Марина принялась выкладывать на стол баночки с краской. — А будет ещё легче. Особенно когда мы тебя в блондинку превратим!
— В кого?! — Ольга Сергеевна схватилась за свои седеющие волосы. — Марина, ты с ума сошла?
— Не-а! — дочь хитро прищурилась. — Помнишь, ты говорила, что в молодости мечтала быть блондинкой? Но папа сказал…
— «Приличные женщины волосы не красят», — процитировала мать и вдруг рассмеялась. — Знаешь, а давай! Хуже уже не будет.
Через месяц…
— Ольга Сергеевна, вы просто светитесь! — восхищённо заметила молоденькая коллега Света. — И причёска новая так молодит! Вам очень идёт!
— Правда? — Ольга Сергеевна смущённо поправила светлые пряди. — А то мне всё кажется — не слишком ли…
— Слишком?! — фыркнула Света. — Вы на себя в зеркало давно смотрели? Похудели, помолодели… О! А помните того инженера с четвёртого этажа? Который вам всё цветы носил?
— Господи, Светочка, ну что ты такое говоришь! — Ольга Сергеевна покраснела. — Какие цветы… Он просто вежливый человек.
— Ага, конечно! — подмигнула Света. — Особенно когда на обеде вас кофе угощает. И между прочим, он тоже развёлся недавно…
— Тьфу на тебя! — Ольга Сергеевна шутливо замахнулась папкой. — Вот еще придумала…
Вечером она рассказала об этом разговоре Марине.
— А что, мам? — дочь оживилась. — Помню я этого инженера — интеллигентный такой мужчина, в очках…
— Марина! — возмутилась мать. — Ты что такое говоришь? У меня муж вообще-то есть…
— Бывший муж, — поправила дочь. — И вообще… О! Звонок в дверь. Пойду открою.
На пороге стоял курьер с огромным букетом роз.
— Ольга Сергеевна? — уточнил он. — Распишитесь в получении.
— Мам, колись! — Марина вертела в руках карточку. — Кто этот таинственный «В.К.»? Неужели тот самый инженер? Валерий… как его…
— Дай сюда! — Ольга Сергеевна выхватила карточку. Руки дрожали, когда она читала: «Оля, прости меня. Я многое понял. Виктор».
— Вот ещё! — фыркнула Марина, увидев подпись. — Думает, цветами всё исправить можно? Мам, давай выкинем!
Ольга Сергеевна задумчиво смотрела на букет.
— Знаешь… не надо выкидывать. Цветы-то ни в чём не виноваты. Поставим в вазу.
— Мам! Ты что, его простить собралась?!
— Нет, доча. Не собралась. — Она достала с верхней полки хрустальную вазу — свадебный подарок, между прочим. — Просто… знаешь, я больше не злюсь на него. Совсем. Будто всё это было не со мной, а в каком-то старом кино.
Зазвонил телефон. Номер Виктора.
— Не бери! — дёрнулась Марина.
— Возьму, — спокойно ответила Ольга Сергеевна. — Пора и это пережить.
— Алло, Оля? — голос мужа звучал непривычно тихо. — Цветы получила?
— Получила, Витя. Спасибо.
— Оль… может, поговорим? Я тут… это… к психологу хожу. Многое понял. Изменился.
— Рада за тебя, Витя. Правда рада.
— Так может…
— Нет, — она перебила мягко, но твёрдо. — Не может. Поздно уже.
— Почему поздно?! — в голосе появились знакомые требовательные нотки. — Я же…
— Потому что я тоже изменилась, Витя. И знаешь… мне так лучше. Спокойнее.
На том конце повисла тяжёлая пауза.
— Ты… у тебя кто-то есть?
Ольга Сергеевна невольно вспомнила инженера с четвёртого этажа, его застенчивую улыбку, термос с кофе…
— Нет, Витя. Просто я наконец-то есть у себя самой. И это… это дорогого стоит.
— Слушай, а ведь классно ты ему ответила! — восхитилась Марина, когда мать закончила разговор. — Прямо… прямо как в кино!
— Да какое там кино, — Ольга Сергеевна присела к столу. — Просто сказала, как думаю. Знаешь, раньше я бы никогда не осмелилась…
— А теперь?
— А теперь… — она улыбнулась. — Теперь я будто заново учусь. Жить, дышать, радоваться. Вот смотри!
Она встала, прошлась по кухне — и вдруг закружилась, напевая:
— «Я танцевать хочу, я танцевать хочу…»
— Мама! — рассмеялась Марина. — Ты что, мюзиклы пересматривала?
— А что? Имею право! Знаешь, я ведь столько всего пропустила. Столько книг не прочитала, фильмов не посмотрела… Всё боялась — вдруг папе не понравится.
В этот момент в дверь позвонили. На пороге стояла соседка, баба Нюра.
— Оль, ты? — она прищурилась. — А я тебя и не признала! Помолодела-то как! И причёска эта… А Витька-то твой где?
— Ушёл Витька, тёть Нюр, — спокойно ответила Ольга Сергеевна.
— Как ушёл?! — всплеснула руками соседка. — А ты что же? Одна теперь?
— Зато счастливая, — подмигнула Марина.
— Тьфу на вас! — баба Нюра покачала головой. — Что творится… А я зачем пришла-то! Оль, там это… курсы компьютерные для пенсионеров открылись. В библиотеке. Пойдёшь со мной?
— А почему бы и нет? — Ольга Сергеевна улыбнулась. — Давно хотела научиться с этим интернетом управляться.
Когда соседка ушла, Марина обняла мать:
— Знаешь, мам… Я так тобой горжусь!
— Правда? — Ольга Сергеевна прижала к себе дочь. — А я вот думаю… Может, и правда на курсы записаться? И в бассейн ещё хочу. И платье новое купить…
— И на свидание с инженером сходить! — подколола Марина.
— Ой, вот только не начинай! — Ольга Сергеевна шутливо замахнулась полотенцем. — Хотя… знаешь… может быть. Когда-нибудь. А пока я хочу просто жить. Дышать полной грудью. Быть собой. Кажется, я только сейчас поняла, как это здорово — быть свободной.
За окном догорал зимний день. Снег искрился в свете фонарей, а на ветках старого клёна уже набухали первые весенние почки. Природа готовилась к обновлению. И Ольга Сергеевна чувствовала: её весна тоже только начинается.
