— Я по делу пришла. Нам надо поговорить о наследстве.
Варвара почувствовала, как внутри все застыло.
— О каком еще наследстве?
— О квартире, разумеется, — Анна прошла в гостиную, села в бабушкино кресло.
Варвара сидела на подоконнике в гостиной, рассеянно глядя на падающий снег. Большая квартира казалась непривычно тихой — ни скрипа половиц под бабушкиными шагами, ни шороха газеты, которую та любила читать по вечерам, устроившись в старом кресле у торшера.
Три комнаты, высокие потолки, длинный коридор — все это теперь принадлежало только ей одной. Сколько себя помнила, Варвара всегда жила здесь. Вот и сейчас память услужливо подкинула картинку из детства: отец кружит ее на руках посреди этой самой гостиной, а она заливается счастливым смехом.
— Не так высоко, Миша! — доносится из прошлого встревоженный голос бабушки. — Уронишь ребенка.
— Не уроню, теть Лиз, — смеется отец. — Мы с Варюшкой как птицы, правда, дочь?
Варвара поморщилась, прогоняя воспоминание. Папа разбился на своем мотоцикле, когда ей было пять. После его смерти все изменилось — особенно мать.
Анна словно очнулась от долгого сна. Забегала по дому, начала краситься, ходить на какие-то встречи. А дочь будто перестала для нее существовать.
— Варя, милая, — вспомнился бабушкин голос, — поди сюда, помоги мне пирожки лепить.
— Мам, ну куда ты ее к тесту подпускаешь, — морщилась Анна, проходя мимо кухни. — Только муку зря переведет.
— Ничего не зря, — твердо отвечала Елизавета Николаевна. — Девочке надо учиться. Занялась бы ты ей.
— Какое там занялась! — фыркала мать. — Мне вот замуж выходить надо, пока не поздно. А с ребенком кто возьмет?
Бабушка поджимала губы, но молчала. Только крепче прижимала к себе притихшую внучку.
Но нашёлся один. Сергей все-таки взял Анну с ребенком. Правда, ребенка она предпочла оставить бабушке.
— Ты пойми, мама, — горячо убеждала она Елизавету Николаевну, — мне нужно устроить свою жизнь. Да и квартира у тебя большая, места хватит.
— А как же дочь? — тихо спрашивала бабушка.
— Да что ей сделается? С тобой ей лучше будет. Ты же сама говорила — надо и о себе думать.
Варвара помнила, как долго не могла уснуть в ту ночь, когда мать ушла к Сергею. Лежала, уткнувшись лицом в подушку, и беззвучно плакала. А бабушка сидела рядом, гладила ее по голове и что-то тихонько напевала.
С тех пор их осталось двое — бабушка и внучка. Елизавета Николаевна работала библиотекарем, пока здоровье позволяло. Варвара после школы поступила в колледж, параллельно подрабатывала — то официанткой, то курьером.
— Зачем ты себя так загоняешь? — беспокоилась бабушка. — Отдохнула бы.
— Нельзя, бабуль, — улыбалась Варвара. — Пенсия у тебя маленькая, а мне надо учебники покупать, да и на лекарства тебе не хватает.
Мать появлялась редко, все больше по телефону. «Как вы там?» — и сразу отбой. А потом и вовсе перестала звонить — родила двойняшек от Сергея, стало не до того.
Бабушка угасала незаметно — просто с каждым днем все дольше лежала, все меньше разговаривала. Варвара металась между работой, учебой и домом, пыталась успеть всюду.
В тот вечер Елизавета Николаевна вдруг попросила:
— Варенька, достань-ка из серванта мою шкатулку.
— Зачем, бабуль?
— Достань, достань. Надо кое-что показать.
Но показать не успела — к утру ее не стало. Тихо, во сне, словно задремала.
Варвара даже матери не стала звонить — какой смысл? Похоронила бабушку сама, с помощью соседей. Теперь вот сидела на подоконнике в опустевшей квартире и смотрела, как падает снег.
В серванте по-прежнему стояла нетронутая бабушкина шкатулка. Варвара не сразу решалась к ней прикоснуться — казалось, пока не открыла, бабушка все еще здесь, просто вышла ненадолго.
А снег все падал и падал, укрывая город белым покрывалом. В большой квартире было тихо-тихо, только часы размеренно отсчитывали время — тик-так, тик-так. Варвара обхватила колени руками и прижалась лбом к холодному стеклу. Впереди была целая жизнь, и нужно было как-то учиться жить дальше. Одной.
***
Звонок в дверь разорвал утреннюю тишину, заставив Варвару вздрогнуть. Полгода после смерти бабушки к ней никто не приходил — разве что соседка снизу иногда заглядывала проведать.
— Здравствуй, дочка, — на пороге стояла мать.
Варвара растерянно моргнула. Анна выглядела точно так же, как и пять лет назад — тот же цвет волос, та же укладка, даже красная помада будто та же самая. Только в уголках глаз прибавилось морщинок.
— Что ты здесь делаешь? — голос Варвары прозвучал хрипло.
— Даже на порог не пригласишь? — Анна качнула головой. — Невежливо как-то.
Варвара молча отступила в сторону. Мать, цокая каблуками, прошла в прихожую, огляделась по сторонам.
— Ничего не изменилось, — протянула она задумчиво. — Все те же обои, тот же коврик. Мама всегда была консервативна в этих вопросах.
— Зачем ты пришла? — Варвара скрестила руки на груди. — На похороны вот не пришла, а теперь вдруг появилась.
Анна поморщилась:
— Ну что ты начинаешь? Я не могла приехать — дети болели, да и Сергей был в командировке. Ты же знаешь, я одна с близнецами не справляюсь.
— Не знаю, — отрезала Варвара. — Я вообще ничего о тебе не знаю уже много лет.
Мать тяжело вздохнула:
— Варя, давай не будем. Я по делу пришла. Нам надо поговорить о наследстве.
Варвара почувствовала, как внутри все застыло.
— О каком еще наследстве?
— О квартире, разумеется, — Анна прошла в гостиную, села в бабушкино кресло. — Прошло уже полгода, пора оформлять документы. Я единственная дочь, так что…
— Так что — что? — перебила ее Варвара. — Думаешь заявиться спустя пятнадцать лет и претендовать на бабушкину квартиру?
— Не понимаю твоего тона, — Анна поджала губы. — Я имею полное право. По закону…
— По закону! — Варвара горько рассмеялась. — А где был этот закон, когда ты меня бросила? Когда бабушка одна тянула нас обеих на свою библиотекарскую зарплату?
— Я не бросала тебя, — в голосе матери появились стальные нотки. — Я оставила тебя с бабушкой, потому что так было лучше для всех.
— Лучше для кого? Для тебя?
— И для меня тоже! — Анна резко встала. — Да, для меня! Я имела право на личную жизнь! Имела право быть счастливой!
— А я? — тихо спросила Варвара. — У меня было право на мать?
Анна отмахнулась:
— Ты всегда была самостоятельной. И потом, у тебя была бабушка.
— Да, была, — Варвара подошла к серванту, достала бабушкину шкатулку. — И знаешь что? Она действительно позаботилась обо мне.
Она открыла шкатулку — впервые за эти полгода — и достала сложенный вчетверо лист бумаги.
— Что это? — нахмурилась Анна.
— Завещание, — Варвара развернула документ. — Бабушка составила его два года назад. Квартира завещана мне.
Лицо матери исказилось.
— Не может быть! — она выхватила бумагу из рук дочери. — Это подделка! Ты все подстроила!
— Нотариальное заверение, — спокойно указала Варвара. — Можешь проверить.
— Да как она могла! — Анна скомкала документ. — Я ее дочь! Родная дочь!
— Которая даже не приехала на похороны.
— Заткнись! — взвизгнула мать. — Ты все подстроила! Манипулировала больной старухой! Опоила ее чем-нибудь!
Варвара почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Все эти годы она хранила где-то в глубине души детскую надежду — что мать одумается, что вернется, что все можно будет исправить. Теперь эта надежда умерла.
— Вон, — тихо сказала она.
— Что?
— Вон из моего дома! — Варвара шагнула к матери. — Вон отсюда! Как ты смеешь говорить такое о бабушке? Как смеешь являться сюда после стольких лет и что-то требовать?
— Да ты… — начала было Анна, но Варвара не дала ей договорить:
— Убирайся! И не смей больше здесь появляться! Никогда!
Она буквально вытолкала мать в прихожую, распахнула входную дверь.
— Ты пожалеешь об этом! — прошипела Анна. — Я подам в суд! Я докажу…
Варвара захлопнула дверь перед ее носом. Постояла, прислонившись к стене, чувствуя, как колотится сердце. Потом медленно вернулась в гостиную, подняла с пола смятое завещание, бережно расправила.
Села в бабушкино кресло, провела рукой по потертому подлокотнику. Только сейчас она поняла — Елизавета Николаевна все знала.
Знала, что дочь объявится, как только речь зайдет о наследстве. И защитила внучку единственным доступным ей способом.
— Спасибо, бабуля, — прошептала Варвара.
За окном шумел весенний дождь. В серванте стояла открытая шкатулка, и оттуда еще виднелись какие-то бумаги — письма, фотографии, документы. Целая жизнь, заботливо сохраненная для нее бабушкой.
Варвара встала, подошла к окну. Во дворе распускались первые листочки на деревьях, и мокрые ветки блестели под дождем.
Жизнь продолжалась. И теперь она точно знала — справится. Ведь у нее был дом — настоящий дом, где каждый уголок хранил память о единственном человеке, который по-настоящему ее любил.
В конце концов, не зря же бабушка всегда говорила: «Дом — это не стены, милая. Дом — это любовь, которую мы храним в сердце».
