— Виктор! — голос Надежды прорезал вечернюю тишину квартиры, как острый нож. — Ты почему опять квитанции за свет не оплатил? Я же тебя просила сто раз!
Из комнаты послышалось кряхтение, затем глухой удар. Надя знала этот звук — это Виктор снова уронил пульт от телевизора, завалившись на диван.
— Ой, Надь, ну что ты начинаешь? Забыл я. Завтра оплачу, с утра пораньше.
Надежда, стоя посреди кухни со счетами в руках, почувствовала, как привычная волна раздражения поднимается из глубины души.
— «Завтра» у тебя длится уже неделю! В прошлый раз свет отключать приезжали, забыл? — Она подошла к дверному проему гостиной и увидела его — раскинувшегося на продавленном диване, с крошками чипсов на футболке.
— Ну чего ты кричишь, а? — Виктор приподнял голову, его глаза, сонные и слегка остекленевшие, уставились на жену. — Я же говорю, завтра. Или переведи денег, я прямо сейчас онлайн оплачу.
Надежда тяжело вздохнула. Денег. Конечно. Ей всегда приходилось давать ему деньги, даже на его собственные мелкие расходы. Она работала на двух работах, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, а он… он существовал.
— У меня нет денег, Виктор. И ты прекрасно это знаешь. А если бы и были, ты бы их на что потратил? На свои «завтра»?
— Надь, ну хватит. Я устал. Целый день работал, имею право отдохнуть. — Он отвернулся к телевизору, давая понять, что разговор окончен.
Надежда отвернулась, стиснув зубы. Ей так хотелось высказать ему все, что накопилось за годы совместной жизни. Все эти мелочи, которые съедали ее по крупицам. Но она знала — это бесполезно. Он ее не слышал. Или не хотел слышать.
Она пошла на кухню, чтобы поставить чайник. Надо было что-то приготовить на ужин, а в холодильнике, как всегда, было пусто. Вернее, пусто для нее и для Марины, их дочери. Для Виктора там всегда что-то находилось.
Надежда и Виктор познакомились в небольшом городке, куда она приехала после окончания техникума. Надежда была молода, полна надежд и очень наивна. Виктор, на первый взгляд, казался полной ее противоположностью — самоуверенный, с легким налетом брутальности, он умел красиво говорить и ухаживать. Она тогда работала продавцом в местном универмаге, а он — на заводе.
На заводе он, правда, не задерживался. Менял места работы чаще, чем носки, постоянно жалуясь на несправедливость начальства или низкую зарплату. Но Надежду это не смущало. Ей казалось, что это лишь временные трудности, и что она, своей любовью и поддержкой, сможет помочь ему найти себя.
Их отношения развивались стремительно. Через полгода они уже жили вместе, а через год поженились. Родители Надежды, люди простые и работящие, не одобряли ее выбор. Отец сразу разглядел в Викторе ветреность и отсутствие стержня. «Надька, — говорил он, — посмотри, он же как перекати-поле. Сегодня здесь, завтра там. Тебе такой не нужен». Но Надежда была влюблена. Ей казалось, что любовь способна преодолеть любые препятствия.
Первые годы совместной жизни были похожи на качели. Периоды относительного благополучия сменялись полным безденежьем. Виктор, если и работал, то зарплату тратил на свои нужды — на какие-то сомнительные посиделки с друзьями, на ремонт старенькой машины, которая постоянно ломалась, на дорогие сигареты. Надежде приходилось подрабатывать уборщицей после основной работы, чтобы купить продукты и оплатить коммунальные услуги. Она не жаловалась. Она верила, что все наладится.
Когда родилась Марина, Надежда на какое-то время перестала работать. Это был самый тяжелый период. Виктор устроился таксистом, но вместо того, чтобы приносить деньги в дом, он часто пропадал на несколько дней, а потом возвращался, рассказывая небылицы о сломавшейся машине или срочном вызове за город. Надежде приходилось занимать у соседей, просить помощи у своих родителей.
Однажды, когда Марине было около двух лет, Надежда заболела гриппом. Температура поднялась до сорока, она лежала в постели без сил. Марина плакала, хотела есть, а Виктор… Виктор спал на диване. Надежда еле доползла до кухни, чтобы приготовить дочери кашу, и тогда поняла, что так больше продолжаться не может.
— Виктор! — прохрипела она, пытаясь добудиться его. — Марина голодная. Приготовь ей что-нибудь.
Он недовольно замычал, отвернулся к стене.
— Я спать хочу. Сама приготовишь.
Надежда тогда почувствовала, как что-то внутри нее оборвалось. Это была не злость, не обида. Это было опустошение. Осознание того, что она одна. Совершенно одна со своими проблемами, со своим ребенком.
После того случая Надежда решила, что она больше не будет рассчитывать на Виктора. Она вышла на работу, отдала Марину в детский сад. Постепенно она научилась жить так, будто Виктора рядом и нет. Он был как фоновый шум, как часть интерьера. Присутствовал, но не участвовал.
Надежда, вспоминая все это, чувствовала, как горечь поднимается к горлу. Она поставила чайник, достала из холодильника остатки курицы. Нужно было как-то растянуть ее на два дня.
Вдруг из гостиной донесся громкий голос Виктора:
— Надя! Там картошка в холодильнике была.
Надежда опешила. Картошка. Она купила ее вчера, чтобы приготовить пюре для Марины.
— Была, — крикнула она в ответ, — а что?
— Ну, я ее съел. Вчера. Забыл тебе сказать. — Он появился в дверном проеме, жуя что-то. — Ты почему даже не сварила её, мне самому пришлось?
Надежда подошла к нему, пытаясь сдержать гнев.
— Виктор, это была последняя картошка! Я на завтра хотела Марине пюре сделать!
— Ой, ну подумаешь. Купишь еще. — Он махнул рукой. — Я голодный был.
Это было слишком. Картошка. Мелочь. Но эта мелочь стала последней каплей.
— Ты всегда голодный! — Надежда повысила голос. — Тебе плевать, что завтра мы есть будем? Тебе плевать на Марину?
Виктор уставился на нее, его лицо выражало искреннее недоумение.
— А что такого-то? Я же поесть хотел. И что теперь?
— То, что ты живешь только для себя! — Надежда почувствовала, как ее голос дрожит. — Ты никогда ни о ком не думаешь! Ни о Марине, ни обо мне!
Виктор усмехнулся.
— Да брось ты, Надь. Вечно ты из мухи слона делаешь. Я тебе что, не муж, что ли?
— Муж? — Надежда рассмеялась горьким смехом. — Ты давно не муж. Ты просто жилец. Жилец, который ест, спит и ничего не делает!
Наступила тишина. Виктор, казалось, впервые за долгое время посмотрел на нее без равнодушия. В его глазах мелькнуло что-то похожее на обиду.
— Ну, знаешь ли, я не обязан…
— Не обязан? — Надежда прервала его. — Ты не обязан работать? Не обязан заботиться о своей семье? Не обязан платить по счетам? Что ты вообще обязан, Виктор?
Он отвернулся, потирая затылок.
— Я устал от твоих претензий.
— А я устала от твоей лени! От твоей безответственности! От того, что мне приходится тащить все на себе!
В этот момент из комнаты вышла Марина.
— Мам, пап, а что случилось? Почему вы кричите?
Надежда тут же успокоилась, стараясь улыбнуться дочери.
— Ничего, солнышко. Все хорошо. Иди, ручки мой. Скоро ужинать будем.
Виктор, увидев Марину, тоже смягчился.
— Да, доченька, все в порядке. Просто мама немножко устала.
Марина кивнула и пошла в ванную.
Надежда почувствовала, как энергия покидает ее. Она знала, что этот разговор ни к чему не приведет. Виктор ничего не понял. Или не захотел понять.
После того разговора ничего не изменилось. Виктор продолжал жить в своем привычном ритме. Он мог провести целый день, лежа на диване перед телевизором, или играть в компьютерные игры. Работа, если и была, то приносила ему минимальный доход, который тут же испарялся.
Надежда чувствовала, как в ней накапливается усталость. Она пыталась говорить с ним, объяснять, умолять, но все было бесполезно. Его ответы всегда были одинаковыми: «Да, да, Надь, я все понял. Исправлюсь. Завтра начну новую жизнь». Но это «завтра» никогда не наступало.
Она начала замечать, что все чаще ловит себя на мысли, что ей лучше одной. Без его постоянных отговорок, без его бездонной прожорливости. Ей приходилось прятать еду, чтобы он не съел все в один присест. Она покупала продукты понемногу, чтобы не оставалось ничего лишнего. Марина тоже стала замечать поведение отца.
Однажды, когда Надежда готовила обед, Марина подошла к ней.
— Мам, а почему папа так много ест? — спросила она, наблюдая, как Виктор уплетает свою порцию, не обращая внимания на других.
Надежда тогда не знала, что ответить. Она обняла дочь.
— Просто он очень любит покушать, доченька.
— Но ведь мы потом ничего не едим, — тихо сказала Марина.
Надежда почувствовала укол в сердце. Ее дочь. Ей приходилось терпеть такое отношение к еде. Ей приходилось видеть, как ее отец объедает ее, ее мать.
Вечера стали невыносимыми. Если раньше Надежда хотя бы пыталась создать видимость семейного ужина, то теперь она просто молча ставила еду на стол и старалась как можно быстрее закончить трапезу. Виктор же поглощал все, что видел, не особо интересуясь тем, что ели остальные.
Надежда начала задумываться о разводе. Эта мысль приходила к ней все чаще и чаще.
Но она боялась. Боялась остаться одной с ребенком, боялась осуждения, боялась перемен. Кроме того, ей было жалко Виктора. Он ведь не злой человек. Просто… такой. Запущенный. Может быть, она могла бы что-то изменить? Но как? Она перепробовала все, что могла. Разговоры, уговоры, скандалы. Ничего не помогало.
Она стала чаще задерживаться на работе, лишь бы не возвращаться домой, где ее ждала эта тяжелая, давящая атмосфера. Когда Марина ложилась спать, Надежда сидела в кухне, пила пустой чай и думала. Думала о своей жизни, о том, как она дошла до такого.
Надежда решила пойти к психологу. Она нашла в интернете координаты бесплатного кризисного центра, долго сомневалась, но в итоге решилась. Это был ее последний шанс. Она надеялась, что психолог даст ей какой-то совет, какой-то инструмент, который поможет ей изменить ситуацию.
Первые несколько сессий были для нее откровением. Она рассказывала о своей жизни, о Викторе, о Марине. Психолог внимательно слушала, задавала вопросы.
— Надежда, — сказала психолог на одной из сессий, — вы описываете жизнь, в которой вы постоянно отдаете, а ваш муж — только берет. Вы понимаете, что это не партнерские отношения?
Надежда кивнула. Она понимала. Но что делать?
— Он не изменится, Надежда, — продолжила психолог. — Вы можете потратить всю свою жизнь, пытаясь его изменить, но это не принесет результата. Измениться может только тот, кто сам этого хочет.
— Но он же не виноват, что он такой, — Надежда сама не верила своим словам.
— Возможно, — ответила психолог. — Но вы не обязаны жить с человеком, который вас не ценит и не уважает. Вы не обязаны жертвовать своей жизнью ради него.
Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Надежда никогда не думала об этом так. Она всегда считала, что семья — это святое, что нужно терпеть, что нужно бороться до последнего.
— Что же мне делать? — спросила Надежда.
— Вам нужно принять решение, — сказала психолог. — Либо вы продолжаете жить так, как живете, и принимаете все последствия. Либо вы меняете свою жизнь. И это будет непросто.
Надежда вышла из кабинета психолога с тяжелым сердцем. Она понимала, что ей предстоит принять самое сложное решение в ее жизни.
Несколько дней Надежда ходила как в тумане. Она обдумывала все, что ей сказали, анализировала свою жизнь. Она смотрела на Виктора, который по-прежнему лежал на диване, и чувствовала, что больше не может. Она больше не может так жить.
Решение далось Надежде очень тяжело. Она понимала, что это будет сложно для Марины, но она также понимала, что оставаться в такой ситуации для дочери еще хуже. Марина видела все. Видела, как отец относится к матери, видела, как он ведет себя. Надежда не хотела, чтобы ее дочь росла в такой атмосфере.
Она начала собирать документы. Изучала информацию о разводе, о разделе имущества. Денег было мало, но она верила, что справится.
Однажды вечером, когда Виктор снова дремал на диване, Надежда села напротив него. Она долго смотрела на его спящее лицо. В нем не было ни злобы, ни агрессии. Просто… пустота.
— Виктор, — сказала она тихо, — нам нужно поговорить.
Он промычал что-то невнятное, приоткрыл один глаз.
— Что случилось? — сонно спросил он.
— Я хочу развестись, — сказала Надежда.
Виктор резко сел. Он посмотрел на нее так, будто она сошла с ума.
— Что? Ты что, шутишь?
— Нет, Виктор. Я не шучу. Я больше так не могу.
Он встал, подошел к ней.
— Надя, ну ты что? Мы же семья! Мы же столько лет вместе!
— Семья? — Надежда горько усмехнулась. — Что это за семья, Виктор? Где один работает за двоих, а другой только потребляет? Где один тянет все на себе, а другой не делает ничего?
— Да я же… я же стараюсь! — Он попытался обнять ее.
Надежда отстранилась.
— Нет, Виктор. Ты не стараешься. Ты никогда не старался. Ты живешь только для себя.
— Да это все твои эти… психологи! — Он махнул рукой. — Накрутили тебя!
— Нет, это не психологи, Виктор. Это я. Это моя жизнь, которую ты превратил в кошмар.
Он замолчал. В его глазах мелькнула паника.
— Надя, ну послушай… Я все исправлю! Я пойду работать! Я буду помогать!
— Слишком поздно, Виктор, — сказала Надежда. — Я тебе не верю. Я слышала эти обещания сотни раз.
Наступила тишина. Тяжелая, давящая. Виктор опустил голову.
— А как же Марина? — тихо спросил он.
— Марина останется со мной.
Он поднял на нее глаза. В них была мольба.
— Надя, ну не делай этого. Пожалуйста. Я изменюсь. Правда!
Надежда посмотрела на него. В его голосе не было искренности. Он просто боялся остаться один.
— Нет, Виктор. Я приняла решение.
Следующие несколько дней прошли в напряжении. Виктор пытался уговорить ее, обещал золотые горы, но Надежда была непреклонна. Она понимала, что это единственный выход.
Она подала заявление на развод. Процесс был запущен. Виктор поначалу был в ярости. Он кричал, обвинял ее во всем, что только можно. Но Надежда была готова к этому. Она молча слушала его крики, а потом просто уходила.
Через некоторое время Виктор смирился. Он понял, что ее решение окончательное. Он начал подыскивать себе другое жилье, собрал свои вещи.
В последний вечер, когда Виктор должен был уехать, Надежда приготовила ужин. Она старалась вести себя спокойно, но внутри все сжималось. Марина не выходила из своей комнаты.
Виктор сидел за столом, молча ел. Впервые за долгое время он не набрасывался на еду, а ел медленно, словно смакуя каждый кусочек.
Вдруг он поднял на нее глаза.
— Надь, — начал он, — а помнишь, как мы познакомились? Ты тогда еще работала в универмаге, а я к тебе каждый день приходил, конфеты покупал.
Надежда кивнула.
— Помню.
— А помнишь, как мы в первый раз поцеловались? Под дождем, возле твоего дома.
Воспоминания нахлынули на нее. Она вспомнила, как была тогда счастлива. Как верила, что он — ее судьба.
— Помню, — тихо сказала она.
— А Марина… — Виктор посмотрел в сторону комнаты дочери. — Она вырастет хорошей девочкой. Я знаю.
Надежда почувствовала, как слезы подступают к глазам.
— Да, Виктор. Она вырастет хорошей.
Он замолчал, доел свой ужин. Потом встал.
— Ну, я пойду.
Надежда встала, чтобы проводить его.
У двери он обернулся.
— Надь, прости меня, если что не так.
Надежда кивнула. Она не могла говорить.
Виктор вышел, закрыв за собой дверь. Надежда стояла посреди прихожей, прислушиваясь к звукам удаляющихся шагов. Тишина. В квартире стало непривычно тихо.
Она пошла на кухню, чтобы убрать со стола. И тут ее взгляд упал на холодильник. Он был открыт. И внутри…
— Вить! Где Маринкины сосиски? — голос Надежды прозвучал в пустой квартире. В холодильнике, на полке, где лежали любимые сосиски Марины, которыми Надежда хотела порадовать ее завтра утром, была пустота. Сосиски исчезли.
Надежда закрыла глаза. Глубокий вдох. Выдох. И тут она почувствовала, как на ее губах появляется улыбка. Легкая, почти незаметная.
— Ну, Виктор, — прошептала она. — Ты не изменишься. Никогда.
Впервые за много лет она почувствовала облегчение. Настоящее, всеобъемлющее. Она наконец-то избавилась от этого тяжелого груза. Теперь она могла начать новую жизнь. Свою жизнь. И это было хорошо. Очень хорошо.
