— Пятнадцатое число, Андрей. Где уведомление? — Кристина не смотрела на мужа. Её взгляд был приклеен к экрану смартфона, большой палец нервно обновлял страницу банковского приложения, словно от силы нажатия на стекло могли материализоваться цифры. Колесико загрузки крутилось, но баланс оставался прежним, пугающе скромным для середины месяца.
Андрей, сидевший напротив, методично разрезал кусок куриного филе. Нож скрипел по керамике тарелки, и этот звук в тишине кухни казался неестественно громким, раздражающим, как пенопласт по стеклу. Он не торопился отвечать, сначала отправил кусок в рот, прожевал, и только потом поднял на жену глаза, в которых читалось сытое спокойствие человека, уверенного в своей правоте.
— Какое уведомление? — спросил он так, будто речь шла о какой-то незначительной скидке в супермаркете, а не о сумме, на которой держался их семейный бюджет.
— От квартирантов. От Леши и Марины, — Кристина положила телефон на стол экраном вверх. Цифры часов показывали 20:15. — Они всегда переводят утром, до двенадцати. Сейчас вечер. Я им пишу в мессенджер — сообщения не доставлены, одна галочка висит уже три часа. Ты с ними связывался? Может, у них проблемы с банком?
Андрей отложил вилку, вытер губы бумажной салфеткой и скомкал её в тугой шарик. Его поза расслабилась, он откинулся на спинку стула, всем своим видом демонстрируя, что разговор ему не интересен, но он готов снизойти.
— А, это… Ну, они не переведут. Можешь не ждать.
— В смысле «не переведут»? — Кристина почувствствовала, как внутри желудка образуется холодный ком. — Они съехали? Без предупреждения? Андрей, у нас залог был всего за полмесяца, если они что-то испортили или сбежали…
— Никто не сбегал, — перебил её муж, поморщившись. — Я расторг договор. Сам. Сегодня утром заехал, забрал ключи, расплатился с ними по остатку залога. Всё цивилизованно.
Кристина замерла. Воздух в кухне вдруг стал густым и вязким. Она смотрела на мужа, пытаясь сопоставить его слова с реальностью. Ипотечная «однушка» на окраине, которую они брали с расчетом, что она будет сама себя окупать, теперь стояла пустой. И это сделал Андрей. Без звонка. Без совета.
— Ты расторг договор, — медленно повторила она, прощупывая почву. — Зачем? Леша и Марина — идеальные жильцы. Платили вовремя, не шумели. Ты нашел кого-то, кто будет платить больше?
Андрей вздохнул, закатив глаза, словно объяснял прописные истины неразумному ребенку.
— Крис, не всё в этом мире измеряется бабками. Вика приехала. Сестра моя, помнишь? Троюродная, из Сызрани. Звонила вчера, плакала, говорит, совсем там перспектив нет, душит её город. Решила столицу покорять. Девчонке зацепиться надо, работу найти, осмотреться. Не на вокзале же ей ночевать и не в хостеле с таджиками. Я сказал, чтобы приезжала. Она сегодня утром с поезда сошла, я её сразу и заселил.
Кристина почувствовала, как кровь отливает от лица. Она прекрасно помнила Вику — нагловатую, шумную девицу, которая на их свадьбе умудрилась напиться до состояния нестояния и порвать баянисту меха.
— И сколько Вика платит? — голос Кристины стал сухим и шершавым, как наждачка. — Рыночная цена там сейчас тридцать пять. Плюс счетчики. Для родственников, допустим, тридцать.
Андрей хохотнул, коротко и неприятно.
— Ты себя слышишь вообще? «Платит». Она родня, Кристина. Свои люди. У неё сейчас ни копейки, только на еду. Встанет на ноги — отблагодарит, подарок какой-нибудь купит. А сейчас с неё брать аренду — это жлобство какое-то. Я ей сказал: живи, Викуся, сколько надо, пока не устроишься. Месяц, два, полгода. Главное, чтобы человек себя человеком почувствовал.
— Жлобство? — Кристина встала. Стул с противным скрежетом проехал по плитке. — Андрей, у нас платеж по ипотеке двадцатого числа. Ровно через пять дней. Тридцать пять тысяч рублей. У меня зарплата расписана до копейки: продукты, бензин, коммуналка за эту квартиру, мои курсы. Твоя зарплата уходит на кредит за твою машину и твои же обеды в кафе. Та квартира окупала ипотеку. Ты это понимаешь? Откуда мы возьмем эти деньги?
Андрей пожал плечами, снова потянувшись к вилке. Ему явно надоел этот разговор.
— Ну, ужмемся. Не купишь себе очередные тряпки. Возьмешь пару лишних заказов на фрилансе, ты же можешь по вечерам сидеть. Не переломишься ради семьи. Нельзя быть такой меркантильной, Кристина. Стыдно должно быть. Я сестре помог, доброе дело сделал, а ты калькулятором щелкаешь.
Внутри Кристины что-то оборвалось. Тонкая струна терпения, натянутая годами компромиссов, лопнула с оглушительным звоном. Она смотрела на жующего мужа и видела не партнера, не любимого человека, а наглого паразита, который распоряжается их общим имуществом как своим личным феодальным наделом.
— Ты выгнал наших квартирантов, которые платили нам деньги, чтобы поселить в нашей однушке свою троюродную сестру бесплатно? Андрей, мы платим ипотеку с этих денег! Ты чем думал, когда играл в благодетеля за мой счет?
— Ну, просто…
— Ты предлагаешь мне пахать по ночам, брать подработки, гробить зрение, чтобы твоя Вика жила в комфорте и искала себя? Чтобы она спала до обеда в квартире, за которую плачу я?
Андрей с грохотом бросил вилку на стол. Кетчуп брызнул на скатерть красными каплями.
— Заткнись! — рявкнул он. — Что ты орешь как базарная баба? Квартира общая! Я имею право распоряжаться ей так же, как и ты. Я решил, что там будет жить Вика. Точка. Сами потянем платеж. Не обеднеем, если ты месяц-другой без маникюра походишь. И вообще, это мужской поступок — помочь слабой женщине.
— Мужской поступок — это платить за свои решения из своего кармана, — процедила Кристина. Её голос вдруг стал тихим и ледяным, страшнее любого крика. — А быть добрым за чужой счет — это не благотворительность, Андрей. Это воровство.
Она развернулась и вышла в коридор. Руки не дрожали, наоборот, движения были четкими и скупыми. Она надела пальто, сунула ноги в ботинки, даже не завязывая шнурки. С полки в прихожей она сгребла связку запасных ключей — тех самых, от второй квартиры.
— Ты куда намылилась? — крикнул Андрей с кухни, не вставая с места. — Посуду кто мыть будет?
— Я поеду разговаривать с твоей Викой, — ответила Кристина, открывая входную дверь. — Раз уж мы теперь одна большая дружная семья, надо проверить, как устроилась наша новая иждивенка.
— Только попробуй ей что-то сказать! — донеслось ей в спину, но Кристина уже не слушала. Она вышла на лестничную площадку и вызвала лифт. В голове пульсировала только одна мысль: срок платежа — двадцатое число. И платить за этот банкет она не собиралась.
Ключ вошел в замочную скважину мягко, как в масло, но дверь не поддалась — изнутри была накинута цепочка. Эта мелкая деталь, этот дешевый кусок металла, отделяющий Кристину от её собственной собственности, взбесил её больше, чем весь предыдущий разговор с мужем. Это был символ. Символ того, что она здесь больше не хозяйка.
Кристина вдавила кнопку звонка и не отпускала её секунд десять. За дверью послышалось недовольное шуршание, шарканье тапочек, и, наконец, щелчок.
Дверь приоткрылась, и в проеме нарисовалась Вика. На голове у неё было накручено мокрое полотенце — то самое, бежевое, из икеевского набора для гостей, которое Кристина всегда аккуратно складывала стопочкой в шкафу. На лице Вики зеленела косметическая маска, а тело было обернуто в короткий шелковый халатик, который едва прикрывал бедра.
— Ой, Крис… — Вика моргнула, лениво опираясь плечом о косяк. В руке она держала надкушенное яблоко. — А ты чего без звонка? Андрюша сказал, ты только вечером завтра приедешь вещи какие-то забрать. Мы тут еще не особо разложились.
Кристина не ответила. Она толкнула дверь плечом так, что Вике пришлось отскочить, чтобы не получить полотном по лбу. Кристина вошла в прихожую, не разуваясь. Подошвы её ботинок оставили четкие грязные следы на светло-сером ламинате, который она сама выбирала и натирала специальным воском.
В нос ударил густой, сладковатый запах чужой жизни. Пахло дешевым вейпом — приторной дыней, жареным луком и каким-то резким дезодорантом. Квартира, которая еще утром была стерильной и готовой к сдаче, теперь напоминала вокзальный зал ожидания после нашествия цыганского табора.
Прямо в коридоре валялись разбросанные кроссовки, стоптанные и грязные. На вешалке горой висели куртки, а на банкетке стояла открытая сумка, из которой вываливались колготки и упаковки прокладок.
— Слышь, ты чего в обуви-то прешься? — возмутилась Вика, жуя яблоко. — Я тут только полы протерла. Андрюха говорил, ты чистюля, а сама…
Кристина молча прошла мимо неё в комнату. Там картина была еще живописнее. На диване — том самом диване, за который они еще не выплатили рассрочку — валялся ворох одежды. Джинсы, футболки, лифчики — всё было перемешано в одну кучу. На журнальном столике стояла кружка с недопитым чаем, рядом лежали надкусанные бутерброды прямо на полированной поверхности, без тарелки. Жирные пятна от масла уже впитались в дерево.
— Андрюша сказал, — передразнила Кристина, впервые посмотрев на золовку. — Андрюша много чего говорит. Только вот ипотеку Андрюша не платит. И квартиру эту покупал не он.
Она подошла к дивану. На полу лежал огромный, распухший от вещей чемодан на колесиках. Он был расстегнут, словно его выпотрошили взрывом.
— У тебя десять минут, — сказала Кристина ровным, металлическим голосом. — Собирай свои манатки.
Вика перестала жевать. Маска на её лице пошла трещинами от удивленно поднятых бровей.
— В смысле? Ты что, больная? Мне Андрей разрешил! Он хозяин, он мужик! Сказал — живи, пока работу не найдешь. Мы родня, между прочим. Ты не имеешь права меня выгонять, это и его хата тоже!
— Его хата? — Кристина усмехнулась, но глаза её оставались ледяными. — У него из своего здесь — только старые носки и амбиции. А документы на квартиру оформлены на меня. И плачу за неё я.
Не дожидаясь реакции, Кристина наклонилась и сгребла в охапку кучу одежды с дивана. Не разбирая, где чистое, где грязное, где шелк, а где синтетика. Она просто подняла этот ворох и швырнула его в открытый чемодан.
— Эй! Ты че творишь?! — взвизгнула Вика, бросая яблоко на пол. Оно покатилось под кресло, оставляя липкий след. — Это блузка за пять тыщ! Ты помнешь! Не трогай мои вещи, истеричка!
Вика бросилась к ней, пытаясь выхватить из рук джинсы, но Кристина с силой оттолкнула её локтем. Не ударила, но отодвинула так жестко, как отодвигают мешающую мебель. Вика, не удержав равновесия на скользком ламинате, плюхнулась задом на диван.
— Я сейчас Андрею позвоню! — заорала она, хватая телефон. — Он тебе устроит! Он тебе башку оторвет! Ты вообще кто такая? Приживалка городская! Думаешь, если с бабками, то всё можно?
Кристина методично продолжала зачистку. Она сгребала косметику с полки под телевизором — тюбики, флаконы, расчески — и одним махом смахивала их в сумку, стоявшую на полу. Звук бьющегося стекла и трескающегося пластика был музыкой для её ушей. Ей было плевать, что там разобьется. Ей нужно было вычистить эту заразу из своего пространства.
— Звони, — бросила она, не оборачиваясь. — Скажи ему, пусть приезжает. Желательно с деньгами за клининг и химчистку дивана. А пока он едет, ты будешь ждать его на улице.
Она подошла к шкафу, где висело несколько платьев Вики. Сдернула их вместе с вешалками. Пластиковые плечики хрустнули.
— Ты не имеешь права! — Вика уже не кричала, а визжала, переходя на ультразвук. — Сейчас зима! Куда я пойду?! На ночь глядя! У меня денег нет даже на такси! Ты не человек, ты тварь!
— Тварь — это тот, кто приезжает в чужой дом, жрет чужую еду, гадит на чужом столе и считает, что ему все должны, — отчеканила Кристина. Она захлопнула крышку чемодана, придавив торчащий рукав свитера, и резко застегнула молнию. Собачка жалобно звякнула, но выдержала. — Встала, — скомандовала Кристина, поворачиваясь к Вике. — Оделась. И вышла. Время пошло. Если через две минуты ты будешь еще здесь, я вышвырну тебя в этом полотенце. И поверь мне, Вика, я это сделаю. Я сейчас в таком состоянии, что мне даже полиция не страшна, не то что твой визг.
Вика посмотрела на Кристину и, кажется, впервые поняла, что это не шутка. В глазах жены брата не было ни истерики, ни слез, ни сомнений. Там была только холодная, расчетливая ярость человека, которого загнали в угол и который готов кусаться.
Золовка вскочила, судорожно срывая полотенце с головы. Мокрые волосы упали на плечи. Она начала метаться по комнате, натягивая джинсы прямо на голое тело, путаясь в штанинах и продолжая сыпать проклятиями.
— Подавитесь вы своей квартирой! Жлобы! — шипела она, застегивая молнию. — Я брату всё расскажу! Он тебя бросит, так и знай! Кому ты нужна такая, бешеная!
Кристина молча поставила чемодан на попа и выкатила его в коридор. Колесики гулко простучали по стыкам ламината. Она открыла входную дверь настежь, впуская в прокуренную квартиру холодный воздух подъезда.
— Выход там, — указала она рукой. — И яблоко свое забери. Не хочу, чтобы здесь даже огрызков твоих осталось.
Чемодан на колесиках с грохотом перевалил через порог и, потеряв равновесие, завалился на бок в общем тамбуре. Следом полетели пакеты с косметикой и скомканная куртка, которую Вика так и не успела надеть.
— Ты что творишь, дура?! — Вика выскочила на лестничную площадку, едва не запутавшись в штанинах джинсов, которые натягивала на ходу. Её лицо, пятнистое от смытой наспех маски и гнева, перекосилось. — Там же ноутбук! Если ты его разбила, ты мне новый купишь! Самый дорогой!
Кристина не ответила. Она спокойно вышла следом, потянула на себя тяжелую металлическую дверь и вставила ключ в верхний замок. Тот самый, сейфового типа, ключ от которого был только у неё. Андрей считал этот замок «паранойей» и никогда им не пользовался, а комплект ключей от него давно потерял где-то в недрах своего бардачка.
— Не смей закрывать! — взвизгнула Вика, бросаясь к двери. Она попыталась просунуть ногу в проем, но Кристина, не дрогнув, захлопнула полотно перед её носом с такой силой, что по подъезду пронеслось гулкое эхо. Щелчок замка прозвучал сухо и окончательно, как выстрел в голову умирающей надежде на халяву. Четыре оборота.
— Открой! — Вика забарабанила кулаками по металлу. — Ты не имеешь права! Я брату позвоню, он тебя уроет! Слышишь, сука? Он тебя без копейки оставит! Ты у нас на коленях ползать будешь!
Кристина повернулась к золовке. Вика стояла посреди грязного тамбура, в одном кроссовке (второй валялся где-то под чемоданом), растрепанная, жалкая и бесконечно наглая. Даже сейчас, оказавшись на холодном бетоне, она пыталась доминировать, привыкшая, что громкий крик решает любые проблемы.
— Звони, — равнодушно бросила Кристина, нажимая кнопку вызова лифта. — Пусть он забирает тебя. Адрес он знает. Только в квартиру вы больше не попадете. Замки я сменю завтра, а этот ты не вскроешь даже с МЧС — документов на собственность у вас нет.
— Да пошла ты! — Вика пнула свой чемодан. — Жадная тварь! Удавишься за свои копейки! Мы к маме поедем, мы всем расскажем, какая ты гнида! Тебе в Сызрани ни один человек руки не подаст!
Лифт звякнул, двери разъехались. Кристина шагнула в кабину. Последнее, что она увидела перед тем, как створки сомкнулись, было перекошенное от ненависти лицо Вики, которая пыталась выудить из кучи барахла свой телефон, продолжая выкрикивать проклятия.
В машине было тихо. Кристина сидела, сжимая руль до побеления костяшек, но не трогалась с места. Её не трясло. Не было ни слез, ни желания разрыдаться в подушку, ни того липкого страха «а что же будет дальше», которым обычно пугают женщин перед разводом. Наоборот. Впервые за последние два года в голове была звенящая ясность.
Она смотрела на темные окна своей «однушки» на пятом этаже. Там, за стеклом, больше не горел свет. Паразит был удален. Операция прошла успешно, хоть и без наркоза.
Кристина завела двигатель. Радио она не включала — ей не нужны были ни музыка, ни пустая болтовня диджеев. Шум мотора и шуршание шин по асфальту успокаивали лучше любой медитации. Она ехала по ночному городу, мимо ярких витрин и спешащих людей, и чувствовала, как с каждым километром, приближающим её к дому, внутри нарастает холодная, стальная решимость.
Она вспоминала. Вспоминала, как Андрей «забыл» кошелек на их первом свидании. Как он «временно» не работал полгода, лежа на диване и рассуждая о несправедливости мира, пока она брала дополнительные смены. Как он уговорил её взять ипотеку на эту квартиру, обещая, что будет заниматься ремонтом и сдачей, а в итоге даже объявление на сайт вешала она.
«Помочь родне — это святое», — звучал в голове его голос.
— Святое, — вслух произнесла Кристина, сворачивая в свой двор. — Вот и иди в монастырь, благодетель хренов.
Парковочное место у дома было занято — Андрей, как обычно, поставил свою машину так, что занял полтора места. Кристина припарковалась в сугробе, не заботясь о бампере. Сейчас это не имело никакого значения.
Она поднялась на этаж, открыла дверь своим ключом. Из гостиной доносился звук телевизора и громкий, заливистый смех. Андрей смотрел какое-то комедийное шоу. Запах разогретых котлет — тех самых, что она жарила вчера вечером — витал в коридоре, смешиваясь с запахом его одеколона.
Кристина разулась, аккуратно поставив ботинки на полку. Она прошла в гостиную.
Андрей лежал на диване, закинув ноги на подлокотник. На животе у него стояла тарелка с огрызками яблока и пустыми фантиками от конфет. Увидев жену, он даже не поменял позы, лишь лениво скосил глаза и ухмыльнулся.
— О, явилась, — протянул он, не отрываясь от экрана. — Ну что, выпустила пар? Поорала на девку, самоутвердилась? Надеюсь, ты там сцен не устраивала, соседи всё-таки. Вика звонила, но связь прервалась, я не стал перезванивать, думаю, сами бабы разберутся.
Он потянулся, хрустнув суставами, и, наконец, соизволил посмотреть на Кристину прямо.
— Ладно, проехали. Я не обижаюсь на твои психи. Ты баба, у вас гормоны, пмс и всё такое. Иди сюда, пожалею. Или лучше чайку сделай, а то в горле пересохло.
Кристина смотрела на него и видела абсолютно чужого человека. Жирное пятно на диване их жизни. Человека, который даже не удосужился узнать, где его сестра, потому что был уверен: жена побухтит и успокоится, проглотит, как глотала всегда. Он был уверен, что Кристина сейчас пойдет на кухню, включит чайник и будет виновато молчать.
— Чайку? — переспросила она. Голос был спокойным, почти ласковым, но в этом спокойствии было что-то такое, от чего у Андрея на секунду пропала улыбка.
— Ну да. И бутерброд можно. Ты чего встала-то? Раздевайся, кино посмотрим.
Кристина развернулась и молча вышла из комнаты. Андрей хмыкнул и снова уставился в телевизор, сделав звук погромче.
— Психованная, — буркнул он себе под нос. — Ничего, к ночи отойдет. Куда она денется с подводной лодки.
Он не слышал, как в спальне открылась дверца шкафа-купе. Не слышал, как с верхней полки был сдернут его дорожный чемодан. Не слышал звука открывающихся ящиков комода. Громкий закадровый смех из телевизора надежно заглушал звуки конца его беззаботной жизни.
Кристина сгребла с полки стопку его футболок и, даже не пытаясь сложить, швырнула в разверзнутое нутро чемодана. Следом полетели джинсы, комки носков, зарядные устройства, перепутанные в змеиный клубок, и его любимая игровая приставка. Пластик глухо ударился о дно, но Кристине было всё равно. Она работала как автомат на конвейере по утилизации брака: движение — захват — бросок.
В дверях спальни появился Андрей. Он всё ещё жевал, держа в руке надкушенный бутерброд с колбасой. Улыбка сползла с его лица, сменившись выражением тупого недоумения, какое бывает у человека, проснувшегося в горящем доме.
— Ты что творишь? — он проглотил кусок, едва не подавившись. — Мы куда-то едем? В отпуск? Крис, ну какой отпуск, у меня на работе завал, да и с деньгами сейчас не очень…
— Едешь ты, — Кристина не обернулась, выгребая из прикроватной тумбочки его документы. Паспорт, военный билет, какие-то чеки — всё полетело в общую кучу поверх одежды. — И это не отпуск. Это эвакуация.
— Какая эвакуация? — Андрей шагнул в комнату, его брови поползли вверх, собираясь в агрессивную складку. — Хватит истерить! Я думал, ты успокоилась, а ты опять начинаешь этот цирк с конями. Положи вещи на место!
— Цирк закончился, Андрей. Клоуны разъезжаются, — она захлопнула крышку чемодана. Молния сопротивлялась, но Кристина с силой, до боли в пальцах, застегнула её. — Твоя сестра уже на улице. Я выставила её десять минут назад. Она стоит у подъезда с вещами и ждёт своего героя-спасителя. Не заставляй даму мерзнуть.
Андрей замер. Его лицо начало наливаться нездоровой краснотой. Бутерброд выпал из его руки на ковер, перевернувшись маслом вниз, но он даже не заметил.
— Ты… ты её выгнала? В ночь? — его голос дрогнул, переходя в рык. — Ты совсем с катушек слетела?! Она же девчонка, она города не знает! Да ты хоть понимаешь, что ты наделала? Я тебя сейчас…
Он сделал шаг к ней, сжав кулаки, но остановился, наткнувшись на её взгляд. В глазах Кристины не было страха. Там была пустота. Абсолютная, ледяная пустота, в которой тонули любые угрозы. Она смотрела на него как на таракана, которого даже тапком бить противно — только брезгливо вымести веником.
— Что ты меня? Ударишь? — тихо спросила она. — Давай. Только потом не удивляйся, когда я сниму побои и ты сядешь. Но ты ведь не ударишь, Андрей. Ты трус. Ты смелый только тогда, когда распоряжаешься чужими деньгами и чужими квартирами.
Она толкнула чемодан в его сторону. Тот покатился и врезался Андрею в колени.
— Ты хотел быть хорошим братом? Отличный шанс. Вике сейчас очень нужна поддержка. И жильё. Вот и снимите его. Вдвоем потянете, вы же семья. А я устала содержать ваш благотворительный фонд имени Святого Андрея.
— Да как ты смеешь! — заорал он, брызгая слюной. — Я муж! Это мой дом! Я здесь прописан! Ты не имеешь права меня выгонять! Я полицию вызову!
— Вызывай, — кивнула Кристина. — А я покажу им документы на ипотеку, где я — единственный заемщик, и выписки со счетов, где видно, что все платежи идут с моей карты. А твоя прописка здесь временная, и я аннулирую её завтра же через Госуслуги. Ты здесь никто, Андрей. Ты просто декорация, которая слишком дорого мне обходится.
Андрей хватал ртом воздух, пытаясь найти слова, которые могли бы пробить её броню, но привычные манипуляции больше не работали. Он привык, что Кристина — это удобная функция, банкомат и домработница в одном лице, которая иногда ворчит, но всегда прощает. А сейчас перед ним стояла чужая женщина, которая считала его лишним расходом в ведомости.
— Ты меркантильная сука, — прошипел он, хватаясь за ручку чемодана. — Тебе только бабки важны. Ничего человеческого в тебе нет. Сгноила семью из-за квадратных метров. Я уйду! Уйду! Но ты приползешь. Ты одна не вывезешь. Завоешь от одиночества в своих бетонных стенах!
— Я лучше буду выть от одиночества, чем от безысходности, глядя на то, как ты проедаешь мою жизнь, — отрезала Кристина. — Вон.
Она прошла мимо него в коридор и распахнула входную дверь. Холодный воздух с лестничной клетки ворвался в квартиру, смешиваясь с запахом жареных котлет, который теперь казался тошнотворным напоминанием о прошлой жизни.
Андрей выволок чемодан в коридор. Он судорожно натягивал куртку, путаясь в рукавах, и продолжал бормотать проклятия, обещая ей страшную кару небесную, вечное безбрачие и нищету. Он пытался сохранить лицо, но выглядел жалким — взрослый мужик, которого выставили за дверь как нашкодившего кота.
— Ботинки надень, — равнодушно заметила Кристина, глядя, как он в одних носках пытается шагнуть на площадку. — Заболеешь еще, лечить тебя некому будет. Вика врачей не оплатит.
Андрей, чертыхаясь, влез в ботинки, даже не зашнуровав их. Он схватил чемодан, посмотрел на жену взглядом, полным ненависти, и, наконец, выдавил:
— Ты пожалеешь. Ты очень сильно пожалеешь, Кристина. Я для тебя всё делал, а ты…
— Ты делал всё за мой счет, — перебила она. — Иди. Вика ждет. На вокзале места много, можете прямо сейчас ехать, пока метро работает.
Она не стала ждать его ответа. Просто толкнула дверь. Тяжелое металлическое полотно начало закрываться, отсекая Андрея от её жизни. Он успел что-то крикнуть, кажется, снова про деньги, но лязг замка оборвал его фразу на полуслове.
Кристина дважды повернула ключ. Щелк-щелк. Звук был сухим и окончательным.
В квартире повисла тишина. Не звенящая, не тяжелая, а просто тишина. Обычная. Спокойная. Кристина прислонилась спиной к двери и глубоко вдохнула. Воздух пах свободой и немного — пригоревшим маслом от бутерброда, валяющегося на ковре в спальне. Но это была мелочь. Уборка — это то, с чем она справится сама. Главный мусор из своей жизни она уже вынесла…
