— Юль, ну посмотри, это же не собака, а облачко на ножках! Представь, приходим мы домой, а нас встречает вот это чудо. Сразу же всё настроение поднимается!
Артём сидел на диване, подавшись всем телом вперёд, и тыкал в её сторону телефоном. С экрана на Юлю смотрел неправдоподобно милый щенок корги с огромными ушами и умными глазами-бусинками. Это была уже третья неделя осады. Каждый вечер, как по расписанию, Артём начинал свой монолог о том, как собака изменит их жизнь к лучшему, как наполнит дом радостью и смехом. Он говорил об этом с таким упоением, с таким детским восторгом, что на секунду можно было и вправду поверить, что маленький рыжий пёс — это и есть ключ к абсолютному счастью.
Юля не отрывала взгляда от книги, которую делала вид, что читает. Страница не переворачивалась уже минут десять.
— Артём, мы это уже обсуждали. У меня аллергия. Я начинаю задыхаться не то что от шерсти, а просто от присутствия животного в одной комнате. Ты хочешь, чтобы я жила на антигистаминных?
Он отмахнулся от её слов, как от назойливой мухи.
— Да что ты заладила, аллергия, аллергия! Это же не приговор. Во-первых, сейчас полно гипоаллергенных шампуней и спреев. Во-вторых, будем делать влажную уборку каждый день, я сам буду! В-третьих, это же корги, у них шерсть не такая, как у всех. Это всё решаемо, было бы желание!
Его «я сам» прозвучало так же фальшиво, как и в прошлые разы, когда он обещал «сам» собрать шкаф, «сам» разобраться с протекающим краном или «сам» съездить к её родителям на дачу помочь с огородом. Юля тяжело вздохнула и наконец оторвалась от книги. Она посмотрела на его горящие глаза, на эту мальчишескую, эгоистичную одержимость, и почувствовала дикую усталость. Спорить с ним было всё равно что пытаться остановить лавину голыми руками. Он не слышал её доводов, он видел только картинку из своей головы: он, она и идеальная собака гуляют в идеальном парке под идеальным солнцем.
— А гулять с ним кто будет? — она решила зайти с другой, практической стороны. — В шесть утра, в любую погоду. И вечером, после работы, когда хочется просто лечь и не двигаться. И в выходные. Собака — это не игрушка, которую можно выключить. Это режим. На ближайшие лет пятнадцать.
— Я! Я буду гулять! — с готовностью выпалил Артём. — Клянусь тебе! Утром, вечером, в дождь, в снег, в ураган — я. Все заботы, абсолютно все, будут на мне. Кормёжка, ветеринар, дрессировка, уборка луж. От тебя вообще ничего не потребуется, только любить его и радоваться. Ты же сама говорила, что тебе не хватает эмоций. Вот они, живые, тёплые эмоции!
Он говорил так убедительно, так страстно, что в какой-то момент Юля поймала себя на мысли, что проще было согласиться, чем вести эту бесконечную, изматывающую войну. Она знала, чем всё это кончится. Знала, что его энтузиазм испарится через месяц, оставив после себя скулящий у двери комок проблем и шерсти. Но сейчас ей просто хотелось тишины. Хотелось, чтобы он перестал давить на неё, манипулировать её чувствами и рисовать эти воздушные замки, в которые она уже давно не верила.
— Делай, что хочешь, — тихо произнесла она, и это прозвучало как капитуляция.
Артём просиял. Он подскочил, расцеловал её и тут же убежал в другую комнату звонить заводчику. А через два дня в их квартире появился он. Маленький, пищащий, пахнущий молоком и опилками щенок. Артём носился с ним, как с писаной торбой, фотографировал, выкладывал в соцсети и придумывал ему имя. А Юля стояла в стороне и чувствовала, как в носу начинает знакомо и предательски щекотать. Она смотрела на это маленькое существо, которое испуганно жалось к ногам Артёма, и видела в нём не будущего друга, а живое воплощение его эгоизма, за которое расплачиваться придётся именно ей.
Прошло полгода. Первоначальная эйфория Артёма, звеневшая в воздухе первые пару недель, испарилась так же быстро, как утренняя роса под летним солнцем. Медовый месяц, наполненный умильными фотографиями в соцсетях и показательными прогулками вокруг дома, закончился. Начались будни. И в этих буднях щенок по имени Арчи оказался не весёлым «облачком на ножках», а живым существом со своими потребностями, которые удивительным образом не вписывались в график Артёма.
Будильник на шесть утра, который Артём клятвенно обещал встречать с поводком наготове, теперь вызывал у него лишь глухое мычание из-под подушки.
— Юль, я вчера так вымотался, просто не могу встать. Сходи ты, а? Один разочек.
Этот «один разочек» повторялся изо дня в день. Юля молча вставала, глотала таблетку от аллергии, которая уже стала такой же частью её утреннего ритуала, как чистка зубов, и шла на улицу. Арчи, заслышав знакомый щелчок аптечки, уже крутился у её ног, радостно помахивая обрубком хвоста. Он давно понял, кто в этом доме его настоящий человек. Он ждал не Артёма. Он ждал её.
Вечером повторялась та же история. Артём приходил с работы и падал на диван с телефоном.
— Я так устал, просто валюсь с ног. Давай чуть попозже с ним сходим.
«Попозже» никогда не наступало. Скулёж Арчи у двери становился всё настойчивее, и Юля, отложив ужин, снова брала поводок. Она гуляла с ним, занималась с кинологом, которого, разумеется, нашла и оплатила сама. Она вытирала лужи, собирала по квартире огрызки его игрушек и обломки того, что игрушками не являлось — ножек стула, пульта от телевизора, дорогих кроссовок Артёма.
— Твой пёс мне все вещи сгрызёт! — возмущался он, обнаружив очередное последствие щенячьей скуки.
— С ним нужно заниматься, а не только на диване лежать, тогда и грызть ничего не будет, — ровно отвечала Юля, обрабатывая поцарапанную ножку стула мебельным воском. — И он не мой. Он тот, о ком ты мечтал.
Забота, которую она поначалу воспринимала как тяжёлую повинность, постепенно переросла в нечто иное. Она видела, как этот маленький рыжий зверь тянется к ней, как он кладёт ей голову на колени, когда она читает, как преданно заглядывает в глаза, ловя каждое её слово. Он был её тенью, её персональным источником безусловной любви, за которую она платила постоянным насморком и чешущимися глазами. Эта привязанность была честной и простой. В ней не было лживых обещаний и пустых слов. В отличие от её брака.
Напряжение между ней и Артёмом нарастало с каждым днём. Их разговоры превратились в обмен колкостями. Он всё чаще уезжал на выходные к друзьям «отдохнуть», оставляя её наедине с собакой, которую сам же и притащил в дом. Он перестал замечать и Юлю, и Арчи, воспринимая их как данность, как часть интерьера. Собака стала для него источником раздражения: шерсть на одежде, лай, необходимость тратить деньги на корм. А для Юли Арчи стал молчаливым союзником, живым укором её мужу. Она смотрела на преданное ей существо и на мужчину, развалившегося на диване, и всё отчётливее понимала, что жертвой эгоизма Артёма стал не только она, но и этот беззащитный пёс. И её злость, копившаяся месяцами, искала выход.
Осень обрушилась на город внезапно и беспощадно. Она смыла остатки летнего тепла ледяными потоками дождя, который без остановки хлестал по стёклам уже третий день. Ветер завывал в трубах, и казалось, что сырость пробралась в саму квартиру, пропитав воздух унынием и запахом мокрого асфальта. Арчи, чувствительный к малейшим переменам, не находил себе места. Он бродил из комнаты в комнату, жалобно поскуливая и тычась мокрым носом то в ноги Юле, то в дверь.
Юля сидела в кресле, закутавшись в плед. Аллергия обострилась от этой промозглой погоды, глаза слезились, а в горле стоял неприятный комок. Каждое движение отдавалось тяжестью во всём теле. Она посмотрела на Артёма, который, казалось, существовал в другой реальности. Развалившись на диване, он с головой ушёл в экран телефона, где мелькали какие-то гоночные машины. Наушники в ушах полностью отключали его от звуков этого мира, в том числе и от настойчивого скулежа собаки.
— Артём, — её голос прозвучал хрипло и устало. Он не отреагировал. — Артём! — повторила она громче.
Он нехотя вытащил один наушник, не отрывая взгляда от экрана.
— А? Что?
— С Арчи нужно погулять. Он уже полчаса терпит.
Артём бросил на скулящую у двери собаку быстрый, раздражённый взгляд. Потом перевёл его на окно, за которым стеной лил дождь.
— Да ты видела, что там творится? Меня же снесёт вместе с собакой. Пусть потерпит, пока дождь потише станет.
— Он не станет потише, — отрезала Юля. — Его зарядило на всю ночь. И пёс не может терпеть вечно. Иди, пожалуйста, это займёт десять минут.
Вот оно. Это «пожалуйста». Слово, которое она произносила всё реже, потому что оно давно потеряло всякий смысл. Артём наконец оторвался от телефона и посмотрел на неё. В его взгляде не было ни сочувствия, ни понимания. Только эгоистичное, ленивое недовольство тем, что его посмели оторвать от важного дела.
— Я устал на работе, — произнёс он эту фразу как неоспоримый аргумент, как индульгенцию на любую безответственность. — У меня был тяжёлый день, я имею право отдохнуть. Что с ним случится за десять минут?
В этот момент в Юле что-то оборвалось. Не со звоном, не с треском, а тихо и окончательно, как перегорает последняя нить, державшая хрупкую конструкцию. Она больше не хотела спорить, доказывать, взывать к совести, которой не было. Всё было сказано и решено задолго до этого вечера, а ледяной дождь за окном стал лишь катализатором.
Она молча встала, сбросив плед. Не произнеся больше ни слова, прошла в прихожую. Механически натянула джинсы, накинула непромокаемую куртку. Арчи, поняв её намерения, радостно закрутился у ног. Юля пристегнула поводок, и они шагнули за дверь, в холодную, воющую тьму.
Прогулка стала пыткой и откровением одновременно. Ледяная крупа секла лицо, ветер пробирал до костей. Вода хлюпала в ботинках. Но физический дискомфорт отрезвлял. Пока Арчи быстро делал свои дела, Юля стояла под козырьком подъезда и смотрела на свет их окна на третьем этаже. Там, в тепле и уюте, сидел мужчина, который клялся взять на себя все заботы. Мужчина, чей комфорт оказался важнее её здоровья, потребностей живого существа и его собственных обещаний. Она смотрела на этот тёплый свет, и он казался ей чужим.
Вернувшись через четверть часа, промокшая до нитки, она увидела ту же самую картину. Артём лежал на том же месте, в той же позе, уставившись в тот же телефон. Он даже не повернул головы, когда она вошла, лишь бросил через плечо:
— Ну что, нагулялись?
Она ничего не ответила. Молча сняла с Арчи мокрый комбинезон, вытерла ему лапы. Потом прошла мимо дивана, оставляя на полу мокрые следы, и свернула к кладовке. Артём услышал, как там что-то зашуршало. А через секунду в комнате раздался резкий, сухой шелест. Звук разворачиваемого плотного чёрного пластика. Звук большого мусорного пакета.
Артём, наконец оторвавшись от телефона, с недоумением смотрел, как Юля с холодным, отстранённым видом подходит к их общему шкафу. Он открыл было рот, чтобы спросить, не решила ли она устроить генеральную уборку посреди ночи, но слова застряли в горле, когда она распахнула именно его половину. Её движения были резкими, выверенными и лишёнными всякой суеты. Она не рылась в вещах. Она их изгоняла.
Первым в зияющую пасть чёрного пакета полетел аккуратно сложенный ряд его любимых рубашек. Затем — стопка джинсов. Она сгребала их с полки без разбора, не заботясь о том, что они мнутся. Мелькнул дорогой кашемировый свитер, подарок его матери на прошлый день рождения. Он глухо шлёпнулся на дно пакета. Артём вскочил с дивана, роняя телефон на пол.
— Ты что творишь? С ума сошла?!
Юля не удостоила его ответом. Она словно не слышала. Её рука потянулась к полке с его гаджетами. Игровая приставка, которую он берёг как зеницу ока, вместе с путаницей проводов и джойстиками полетела следом за одеждой. Вот это заставило его сделать несколько шагов в её сторону.
— Юля, я не понял! Что происходит? Прекрати немедленно!
Она остановилась, но не для того, чтобы выслушать его. Она взяла с пола лежанку Арчи, которую сама же и сшила из старого пледа, и аккуратно положила её на опустевшую нижнюю полку шкафа — туда, где только что лежала его спортивная форма. Затем она сходила на кухню и вернулась с мисками для воды и корма. Одну она поставила рядом с лежанкой, вторую — на полку повыше, где раньше хранились его ремни и часы. Коробка с собачьими игрушками — пищащими ежами и резиновыми косточками — заняла место его приставки. Пространство, которое ещё пять минут назад было его личной территорией, на глазах превращалось в собачий уголок.
Только закончив эту перестановку, она наконец повернулась к нему. В её глазах не было ни ярости, ни обиды. Только холодная, как осенний дождь за окном, констатация факта.
— Ты сам решил завести собаку, не смотря на то, что у меня аллергия, а теперь ещё и всю ответственность за неё на меня перекидываешь? Тогда мне проще жить с ней, от неё хоть проблем меньше!
— Ты в своём уме?
— Он хотя бы не врёт мне в лицо каждый день. Не даёт обещаний, которые и не думает выполнять. И знаешь что, Артём? Он меня любит. По-настоящему. А от тебя я уже давно не чувствую ничего, кроме раздражения и желания, чтобы я оставила тебя в покое. Что ж, я исполняю твоё желание.
Его лицо побагровело. Слова Юли, произнесённые без крика, били сильнее любой пощёчины. Он, ошарашенный такой наглостью, на секунду потерял дар речи, а потом взорвался.
— Ты меня выгоняешь?! Из-за этой шавки?! Да я за него заплатил столько, сколько ты за полгода не зарабатываешь! Это моя собака!
— Ты за него заплатил, верно, — кивнула Юля, и в уголке её губ промелькнула едва заметная, злая усмешка. — Но на этом твоё участие в его жизни закончилось. Ты купил себе игрушку, а хозяином для него стала я. Так что теперь он будет жить здесь. А ты — нет.
Это было последней каплей. Унижение, ярость и полное непонимание ситуации смешались в нём в один гремучий коктейль. Он не собирался унижаться и просить. Он решил действовать.
— Прекрасно! Я уезжаю! К матери! И забираю свою собаку! — выплюнул он, схватил уже набитые пакеты и решительно направился к двери. — Арчи, ко мне! Поехали!
Он дёрнул поводок, висевший на крючке. Но Арчи, который всё это время испуганно жался к ногам Юли, лишь заскулил и попятился назад, прячась за её спину. Он смотрел на разъярённого Артёма как на чужого, как на угрозу.
— Арчи! Я сказал, ко мне! — рявкнул Артём, делая шаг к ним.
Пёс зарычал. Тихо, неуверенно, но это был самый настоящий рык. Он защищал своего человека. Защищал Юлю от того, кто когда-то принёс его в этот дом. Для Артёма это стало окончательным поражением. Предательство от собственной жены он ещё мог как-то переварить, но то, что собака, его дорогая, статусная покупка, выбрала не его, сломало что-то внутри. Он стоял посреди прихожей, держа в руках мусорные пакеты со своей прошлой жизнью, и смотрел на двух существ, которые только что вычеркнули его из своей. Больше говорить было не о чем. Он молча развернулся, распахнул дверь и вывалился на лестничную клетку. Через минуту хлопнула входная дверь подъезда, а затем взревел мотор его машины, унося его прочь из этого дома.
Юля осталась стоять посреди комнаты. В наступившей тишине был слышен только шум дождя за окном. Она опустила руку и почувствовала, как в неё ткнулся тёплый мокрый нос. Арчи заглянул ей в глаза, и в его взгляде было всё то, чего ей так не хватало последние годы. Она опустилась на корточки и крепко обняла своего единственного и по-настоящему верного члена семьи. Её дом стал меньше на одного человека, но в нём наконец-то появилось место для жизни…
