— Вводи код, ну чего ты застыл? — Ира нетерпеливо постучала ногтем по тачпаду старенького ноутбука, разгоняя чёрный экран спящего режима. — Риелтор уже два раза написала. Спрашивает, когда мы задаток перекинем, чтобы объявление с публикации сняли. Андрей, ты меня слышишь?
Андрей сидел на табурете, ссутулившись так, будто позвоночник вдруг превратился в расплавленный воск. В кухне съемной «двушки» пахло жареным луком — запах тянуло от соседей через вентиляцию, которую они заклеили скотчем ещё год назад, но это не помогало. Ира ненавидела этот запах. Он въедался в волосы, в одежду, в мысли. Но сегодня он её почти не раздражал. Сегодня был день «Ч». День, когда цифры на их накопительном счёте должны были превратиться в бетонные стены собственной квартиры.
— Сейчас, — буркнул Андрей, не поднимая глаз. Он крутил в руках телефон, то включая, то выключая экран. Большой палец нервно елозил по боковой кнопке громкости. — Интернет что-то тупит. Может, вечером?
— Каким вечером? — Ира усмехнулась, пододвигая к нему кружку с чаем. Пар поднимался над ней тонкой струйкой, растворяясь в жёлтом свете дешёвой люстры. — Сделка горит. Квартира мечты, Андрюша. Третий этаж, окна во двор, никто не топает над головой. Ты сам говорил, что если упустим этот вариант, то будем идиотами. Давай, открывай приложение. Я хочу видеть, как эта сумма улетает продавцу, и мы наконец-то выдохнем.
Она потянулась через стол и сама нажала на иконку браузера. Страница банка загрузилась мгновенно, опровергая слова мужа о плохом интернете. Синее поле логина призывно мигало курсором.
Андрей шумно втянул носом воздух. На лбу, прямо у линии роста волос, выступили мелкие бисеринки пота, хотя окно было приоткрыто, и с улицы тянуло осенней прохладой. Он вдруг резко отодвинул от себя ноутбук, словно тот был раскаленной сковородкой.
— Ир, подожди. Нам надо поговорить.
Ира замерла. Её рука, потянувшаяся к сахарнице, остановилась на полпути. В голосе мужа не было той привычной мягкости, с которой он обсуждал планы на выходные. Там звучало что-то липкое, тяжёлое и очень неприятное. Она медленно опустила руку на стол, чувствуя, как холодная клеенка холодит кожу.
— О чём? — спросила она ровно. — Ты передумал насчёт района? Или опять начитался форумов про качество застройки? Андрей, мы смотрели её три раза. Там всё идеально.
— Дело не в квартире, — он наконец поднял на неё глаза. Взгляд был бегающим, затравленным, как у школьника, разбившего стекло в учительской. — Дело в деньгах. Мы не можем сейчас ничего перевести.
— Почему? Банк заблокировал операцию? Лимиты? — Ира начала перебирать варианты, всё ещё находясь в рамках бытовой логики. Ей и в голову не приходило, что проблема может быть глобальнее технического сбоя. — Так позвони им. Скажи, что это мы, подтверди личность.
— Нет никаких лимитов, — Андрей выдохнул, и это прозвучало почти с агрессией, защитной реакцией слабого человека. — Счёта нет. Точнее, он пустой.
В кухне стало очень тихо. Гудение старого холодильника «Саратов», обычно незаметное, вдруг превратилось в рёв турбины самолёта. Ира смотрела на мужа, пытаясь состыковать услышанное с реальностью. Два года. Два года она вела таблицу в Excel, вписывая туда каждый рубль. Два года она не покупала себе новой обуви, ходила в пуховике, который давно потерял вид, и красила волосы дома сама, чтобы сэкономить лишние две тысячи. И эти цифры на счёте были не просто деньгами. Это было их спрессованное время, их отказы, их жизнь.
— Что значит — пустой? — спросила она очень тихо, не узнавая собственного голоса. — Куда делись два миллиона, Андрей? Нас взломали?
Андрей поморщился, как от зубной боли, и почесал переносицу.
— Никто нас не взламывал. Я снял их. Три дня назад.
— Снял? Зачем? Ты хотел наличными внести? Но мы же договаривались…
— Я их отдал, Ира! — он почти выкрикнул это, перебивая её, чтобы быстрее сбросить груз признания. — Я отдал их Диме.
Имя младшего брата мужа прозвучало как выстрел. Ира моргнула. Картинка перед глазами качнулась. Дима. Вечный «перспективный стартапер», который в тридцать два года жил с мамой, нигде официально не работал и постоянно искал себя то в сетевом маркетинге, то в ставках на спорт.
— Диме? — переспросила она, чувствуя, как внутри, в районе солнечного сплетения, начинает разливаться ледяная пустота. — Ты отдал наши деньги на квартиру своему брату?
— Ты не понимаешь! — Андрей вскочил с табурета и начал мерить шагами крошечную кухню — два шага до окна, два обратно. — Это был вопрос жизни и смерти. Реально, Ир. Его прижали коллекторы. Не те, которые звонят по телефону, а серьёзные люди. Они его встретили у подъезда, сказали, что если до конца недели долг не закроет — переломают ноги. Или ещё хуже. Он пришёл ко мне белый весь, трясся. Что мне было делать? Сказать «извини, брат, у нас ипотека, пусть тебя убивают»?
Ира молча смотрела на него. Она видела перед собой не мужа, а незнакомого мужчину в растянутой домашней футболке. Мужчину, который только что, без её ведома, одним движением пальца в приложении банка перечеркнул два года её жизни.
— Ты отдал всё? — спросила она сухо.
— Ну… да, — Андрей остановился у подоконника и начал ковырять ногтем отслоившуюся краску. — Там сумма была большая. Проценты набежали дикие. Он же в микрозаймах брал, чтобы отыграться, дурак.
— Два миллиона? — уточнила Ира, чувствуя, как спокойствие, странное, неестественное спокойствие, овладевает ею. — Ты закрыл его долги в два миллиона нашими деньгами?
— Он вернёт! — горячо зашептал Андрей, поворачиваясь к ней. — Ир, честно вернёт. Он поклялся. Сейчас всё уладит, устроится на нормальную работу. У него есть варианты, друг зовёт на вахту, там платят хорошо. Полгодика поработает, и всё отдаст. Мы просто немного отложим покупку. Ну, подождём ещё, подумаешь. Зато человек жив остался. Это же семья, Ира. Как иначе?
Андрей смотрел на неё с надеждой, ожидая, что сейчас она поймет, проникнется драматизмом момента и, может быть, даже похвалит его за благородство. Но Ира молчала. Она смотрела на пустую кружку перед собой и думала о том, что у неё в кошельке осталось пятьсот рублей до зарплаты, а в холодильнике — полпачки масла и два яйца. Потому что они копили. Потому что Андрей сказал: «Давай поднажмём в этом месяце, чтобы взнос был больше».
Она медленно закрыла ноутбук. Крышка хлопнула сухо и коротко. Этот звук поставил точку в их разговоре, но Андрей этого ещё не понял.
Андрей снова сел на табурет, но теперь в его позе появилось что-то другое. Испуг уступил место странной, почти торжественной значимости. Он словно только что собственноручно вытащил человека из горящего дома и теперь ждал, когда с его лица сотрут сажу и похлопают по плечу.
— Ты бы видела его глаза, Ир, — продолжил он, понизив голос до доверительного шепота. — Он плакал. Здоровый мужик, а рыдал как пацан. Говорил, что я его единственный шанс. Что если не я, то его найдут в лесополосе. Я просто не мог поступить иначе. Я брат, понимаешь? Кровь — не водица.
Ира смотрела на мужа, но видела не «спасителя», а чужого, неприятного человека. В голове, вместо сочувствия к «бедному Диме», с пугающей ясностью щёлкал калькулятор. Она вдруг вспомнила прошлую зиму. Как у неё треснула подошва на сапогах, и она полтора месяца ходила с мокрыми ногами, подкладывая в ботинок целлофановый пакет, потому что новые хорошие сапоги стоили пятнадцать тысяч, а эти пятнадцать тысяч были нужны «в копилку». Вспомнила, как ныл зуб, реагируя на холодное и горячее, но она пила обезболивающее и полоскала рот корой дуба, откладывая визит к стоматологу, потому что коронка — это дорого.
— Значит, кровь не водица, — медленно произнесла она, глядя прямо в переносицу мужу. — А мои два года жизни — это водица? Моя работа без выходных, мои ночные смены, от которых у меня давление скачет, — это просто так, мусор?
— Ну зачем ты утрируешь? — поморщился Андрей, которому явно не нравилось, что разговор уходит от героического пафоса в бытовую плоскость. — Никто твои заслуги не умаляет. Но тут же вопрос жизни человека! Деньги — дело наживное. Заработаем ещё. Мы молодые.
— Заработаем? — Ира усмехнулась, но губы остались холодными. — Андрей, скажи мне честно, только без лирики про лесополосу. Когда именно ты перевёл деньги?
Андрей замялся, отвел взгляд в сторону, изучая узор на засаленной клеенке.
— Во вторник.
— Во вторник, — повторила Ира. — Сегодня пятница. Три дня ты молчал. Три дня ты смотрел, как я радуюсь, как планирую переезд, как выбираю цвет стен в спальню. Ты ел мой суп, спал со мной в одной постели и знал, что денег уже нет. Почему ты не позвонил мне во вторник? Почему не спросил?
— Потому что я знал, что ты скажешь! — огрызнулся он, и в его голосе прорезалась злость загнанного зверя. — Ты бы начала считать, ворчать, говорить про ипотеку. А времени не было! Каждая минута была на счету! Я взял ответственность на себя, как мужчина.
— Как вор, — поправила его Ира ледяным тоном. — Ты взял ответственность как вор, который залез в общий карман. А теперь скажи мне еще одну вещь. На что конкретно ушли эти деньги? Дима ведь не на лечение их брал. Не на бизнес. Куда он их дел, Андрей?
Муж побагровел. Ему явно не хотелось отвечать на этот вопрос, потому что любой ответ звучал бы жалко.
— Какая разница? — буркнул он. — Долги есть долги.
— Большая разница. Я хочу знать, за что я заплатила своим отпуском, которого у меня не было три года. За что я заплатила своей молодостью. Говори. Это были ставки?
Андрей молчал, тяжело дыша.
— Онлайн-казино, — выдавил он наконец. — Он… у него была система. Он думал, что отыграется. Не повезло. Засосало. Но он завязал, Ир! Клянусь, завязал. Это был последний раз.
У Иры потемнело в глазах. Стены кухни, казалось, сдвинулись, выдавливая из помещения весь воздух. Два миллиона рублей. Два гребаных миллиона улетели в виртуальную трубу, чтобы на экране телефона дебиловатого родственника покрутились яркие картинки с вишенками и семерками. Их мечта о собственном доме, о тишине, о безопасности — всё это превратилось в фишки в чьей-то игре.
Она медленно встала из-за стола. Ноги были ватными, но она заставила себя подойти к кухонному шкафчику. Дверка скрипнула — петлю давно надо было смазать, Андрей обещал сделать это полгода назад, но так и не собрался. У него всегда находились дела поважнее: то устал, то футбол, то брату помочь машину починить.
Ира достала пачку самых дешевых макарон «красная цена», серых, которые при варке превращались в клейстер, если не следить за ними каждую секунду. Именно эти макароны они ели последние месяцы, экономя на нормальной еде.
— Ты чего делаешь? — настороженно спросил Андрей, наблюдая за её механическими движениями.
Ира набрала воды в кастрюлю, грохнула ею о плиту и зажгла газ. Затем с треском разорвала пачку. Сухие макаронины посыпались в воду, несколько штук упали на пол, звонко ударившись о кафель.
— Ужин готовлю, — ответила она, не поворачиваясь.
— О, это правильно, — Андрей облегченно выдохнул, решив, что буря миновала и жена, побушевав, вернулась к своим прямым обязанностям — кормить мужа. — А то я голодный как волк. Нервов столько ушло с этим Димкой… Может, тушенку откроем? Вроде оставалась банка. Праздник все-таки, брат живой.
Ира повернулась к нему. В руке она всё ещё сжимала пустой, шуршащий пакет из-под макарон. Её лицо было спокойным, страшным в своей неподвижности, как гипсовая маска.
— Ты не понял, Андрей, — сказала она тихо, но отчетливо. — Я готовлю себе. Только себе.
— В смысле? — он глупо заморгал. — А я?
— А ты свой ужин уже съел, — Ира кивнула на ноутбук, лежащий на столе. — Ты сожрал его во вторник. И завтрашний завтрак сожрал. И обеды на ближайшие пять лет. Ты, Андрюша, наелся до отвала. Так что сиди и переваривай.
— Ты сейчас серьезно? — он попытался усмехнуться, но улыбка вышла кривой. — Из-за еды будешь сцены устраивать? Мелочная ты, Ирка. Я тут о жизни и смерти говорю, а ты мне макароны жалеешь.
— Я не макароны жалею, — Ира бросила пустой пакет в мусорное ведро. — Я просто не вижу смысла кормить паразита. Одного ты уже накормил досыта. Теперь твоя очередь поститься.
Она взяла ложку и начала мешать воду в кастрюле, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Но Андрей не собирался так просто сдаваться. Его уязвленное самолюбие, подогретое чувством вины, которое он изо всех сил пытался превратить в праведный гнев, требовало выхода.
Стук ложки о стенки кастрюли казался оглушительным. Андрей сидел, сцепив руки в замок, и чувствовал, как внутри закипает глухое, ядовитое раздражение. Он ожидал слёз, криков, упреков — всего того женского арсенала, с которым умел справляться. Обнять, пообещать, заговорить зубы, напомнить о любви. Но это холодное, отстраненное презрение Иры сбивало с толку. Она словно вычеркнула его из уравнения, оставив за скобками, как незначительную погрешность.
— Слушай, ну хватит уже этот спектакль разыгрывать, — не выдержал он, резко отодвигая табурет. Ножки противно скрипнули по линолеуму. — Ты ведешь себя так, будто я эти деньги на любовницу потратил или пропил. Я брата спас! Родного человека! Да, ситуация дерьмовая, я не спорю. Но деньги — это просто бумага. Наживное дело.
Ира перестала мешать макароны. Она медленно положила ложку на стол, повернулась и оперлась поясницей о столешницу. Её взгляд скользнул по лицу мужа, отмечая каждую деталь: трёхдневную щетину, мешки под глазами, растянутый ворот футболки. И вдруг она поняла, что больше не видит в нем мужчину, с которым хотела состариться. Она видела большого, инфантильного ребенка, который сломал дорогую игрушку и теперь обижается, что его не хвалят.
— Наживное? — переспросила она тихо. — Андрей, ты хоть понимаешь, сколько это — «наживное»? Два миллиона. При твоей зарплате в шестьдесят тысяч и моей в пятьдесят. Вычитаем аренду, еду, проезд. Сколько мы откладывали в месяц? Ты помнишь?
— Ну, тысяч сорок-пятьдесят… — неуверенно буркнул он.
— Сорок. В хорошие месяцы — пятьдесят. Это значит, что нам нужно еще четыре года такой же собачьей жизни, как сейчас. Четыре года без нормальной еды, без одежды, без стоматолога. Четыре года, Андрей! Ты готов снова начать этот марафон? Прямо сейчас?
— Почему четыре? — взвился он, чувствуя, как почва уходит из-под ног под напором её железной логики. — Димка вернет! Он же сказал. У него там какие-то темы намечаются, друг зовет на север, вахтой. Он за полгода все закроет.
Ира рассмеялась. Это был короткий, сухой смешок, лишенный всякой веселости.
— Друг зовет, — повторила она с издевкой. — Андрей, твоему брату тридцать два года. Последний раз он работал пять лет назад, охранником в «Пятерочке», и вылетел оттуда через месяц за то, что спал на смене. Какие темы? Какой север? Он паразит. Обычный, жирный паразит, который присосался к нашей шее.
— Не смей так говорить о нем! — Андрей ударил кулаком по столу. Чашка с остывшим чаем подпрыгнула, расплескав бурую лужу. — У человека трудный период! Он ищет себя!
— Он ищет лохов! — голос Иры вдруг зазвенел сталью, и этот звук разрезал душный воздух кухни. — И он нашел. Самого главного лоха он нашел в твоем лице. А через тебя — в моем.
— Заткнись! — заорал Андрей, вскакивая. Лицо его пошло красными пятнами. — Ты меркантильная сука, вот ты кто! Тебе деньги важнее людей! Ты готова брата моего в гроб положить ради своих бетонных стен! Да подавись ты своей ипотекой!
Вот оно. Момент истины. Ира смотрела на беснующегося мужа и чувствовала, как внутри лопается последняя струна, удерживающая её в рамках приличия. Больше не было смысла сдерживаться. Больше не было смысла что-то беречь, потому что беречь было нечего.
Она шагнула к нему, вплотную, не боясь его занесенного кулака или перекошенного лица.
— Ты отдал наши накопления на ипотеку своему брату, чтобы он закрыл долги по картам? Ты совсем больной? Мы два года сидели на макаронах, во всём себе отказывали! А этот алкаш опять всё проиграл, и ты решил его спасти за мой счёт? Ну уж нет, дорогой! Теперь ты будешь жить с братом и вместе отдавать мне этот долг, потому что я подаю на раздел имущества и вешаю на тебя все кредиты!
— Я спас семью! — рявкнул Андрей, но в его глазах уже мелькнул страх перед её напором.
— Семью?! — Ира расхохоталась, страшно и громко. — Ты уничтожил семью, идиот! Ты выбрал его. Ты всегда выбирал его. Когда он разбил твою машину — «ну бывает». Когда он занял у нас на свадьбу и не отдал — «ну он же брат». А теперь ты скормил ему наше будущее.
— Какие еще кредиты? — Андрей попятился, наткнувшись спиной на холодильник. — Ты блефуешь. Ты не сделаешь этого. Мы женаты, у нас все общее.
— Общее? — Ира хищно улыбнулась. — Ошибаешься. Общими были деньги, которые ты украл. А вот кредиты, которые я сейчас возьму на ремонт маминой дачи, пока мы еще в браке, станут нашими общими долгами при разводе. И я докажу, что накопления ты вывел без моего согласия. Я тебя по судам затаскаю, Андрей. Ты у меня до конца жизни будешь на дошираках сидеть.
— Ты… ты не посмеешь, — прошептал он, вдруг осознав масштаб катастрофы. — Ира, одумайся. Ну погорячился я, ну сглупил. Давай сядем, обсудим. Димка правда все отдаст, я с него расписку возьму! Хочешь, я вторую работу найду? Буду таксовать по ночам?
Он пытался схватить её за руки, заглянуть в глаза, найти там хоть каплю прежней, любящей, всепрощающей жены. Но перед ним стояла чужая женщина. Жесткая, расчетливая и абсолютно пустая внутри.
— Расписку? — Ира с брезгливостью отдернула руки. — Твоей распиской можно только подтереться. Как и обещаниями твоего брата. Ты говоришь, он ищет себя? Вот пусть теперь ищет себя вместе с тобой. В одной квартире. На одной койке.
— Ира, не гони, — голос Андрея дрогнул. — Куда я пойду? На ночь глядя? Это и мой дом тоже, я здесь прописан… то есть, в договоре аренды вписан.
— Был вписан, — Ира отвернулась к плите и выключила газ под макаронами. Вода перестала бурлить, и в кухне повисла тишина, тяжелая, как могильная плита. — Твой дом теперь там, где твои деньги. У Димы. В той вонючей однушке с тараканами, которую он снимает на мамину пенсию. Тебе там понравится. Там весело, там азарт, там «жизнь и смерть». А здесь — скука. Здесь макароны и ипотека.
Она взяла дуршлаг и с грохотом кинула его в раковину.
— Ты вор, Андрей. Ты не спаситель, ты — обычный вор. Ты украл у меня три года жизни. Ты украл у меня мечту. И самое страшное — ты даже не раскаиваешься. Ты гордишься собой.
Андрей стоял у холодильника, обхватив себя руками. Его героический ореол погас, оставив жалкую, сутулую фигуру неудачника. Он понимал, что происходит что-то непоправимое, но его мозг отказывался принимать новую реальность. Реальность, где он — не глава семьи, а изгнанник.
— Я думал, ты меня любишь, — выдавил он жалко. — А ты…
— А я любила мужа, — перебила Ира, сливая кипяток. Пар ударил ей в лицо, скрывая навернувшиеся было слезы, но голос остался твердым. — А не спонсора для игроманов. Любовь, Андрюша, она ведь не на пустом месте держится. Она на доверии строится. А ты фундамент наш динамитом взорвал. Всё. Нет больше дома. И нас нет.
Она швырнула дуршлаг с макаронами обратно в кастрюлю и повернулась к нему.
— Вещи собирай. У тебя десять минут.
— Ты сейчас серьезно? Десять минут? — Андрей попытался изобразить кривую ухмылку, словно ему предложили неудачный розыгрыш. Он всё ещё стоял у холодильника, обнимая себя руками, но в его позе уже сквозила неуверенность. — Ира, прекрати этот цирк. Никто никуда не пойдет. Ночь на дворе. Мы ляжем спать, а утром, на свежую голову…
Ира не ответила. Она молча вышла из кухни, оставив его наедине с шипением остывающей кастрюли. Через секунду из коридора донесся грохот. Звук был тяжелым, пластиковым — колесики чемодана проехались по стыкам ламината.
Она вернулась, толкая перед собой огромный серый чемодан. Тот самый, который они купили полгода назад по акции, мечтая, что когда-нибудь, после выплаты ипотеки, полетят с ним в Турцию. Теперь этот чемодан выглядел как гроб для их совместной жизни. Ира расстегнула молнию резким, вспарывающим движением и откинула крышку. Чемодан зиял пустотой прямо посреди кухни.
— Собирай, — сказала она ровно. — Трусы, носки, зарядки. Всё, что влезет. Что не влезет — заберешь потом, когда я буду на работе. Ключи оставишь на тумбочке.
— Ты совсем с катушек слетела? — Андрей шагнул к ней, пытаясь захлопнуть чемодан, но Ира перехватила его руку. Её пальцы были холодными и твердыми, как стальные прутья. — Это и моя квартира! Я за неё платил!
— Ты платил? — она посмотрела на него с искренним удивлением. — Ты платил с той карты, которую я пополняла, потому что твоя зарплата уходила на обслуживание машины и «мелкие расходы». Кстати, о картах.
Она достала телефон, сделала несколько быстрых нажатий.
— Я заблокировала дополнительные карты. Обе. И доступ к моему счету закрыла. Прямо сейчас. Так что такси тебе придется вызывать за наличку. Надеюсь, у тебя осталось хоть что-то в карманах после аттракциона невиданной щедрости для брата?
У Андрея отвисла челюсть. Он судорожно полез в карман штанов, вытащил телефон, ткнул в банковское приложение. Экран высветил красное уведомление: «Карта заблокирована держателем». Это был удар под дых. Реальность, от которой он так старательно отгораживался, вдруг обрушилась на него бетонной плитой. Он остался без денег, без жилья и без поддержки, к которой привык, как к воздуху.
— Ты… ты тварь, — прошептал он, глядя на неё с ненавистью. — Ты меня на улице оставляешь? Без копейки?
— Нет, почему же на улице? — Ира спокойно подошла к вешалке в прихожей, сгребла в охапку его куртку, шапку и бросила их прямо в раскрытый чемодан, поверх пустоты. — У тебя есть семья. Любимый брат. Ты же его спас? Вот теперь иди и наслаждайся его благодарностью. Пусть он тебя кормит, поит и спать укладывает. Вы же теперь команда.
Она набрала номер. Гудки шли долго, но наконец трубку сняли.
— Татьяна Сергеевна? Добрый вечер, извините, что поздно, — голос Иры мгновенно стал вежливым и деловым. Андрей замер, прислушиваясь. — Это Ирина, ваша жилица. Да, всё в порядке, просто хотела предупредить. Мой муж съезжает. Прямо сейчас. Да, навсегда. Нет, я остаюсь, оплата будет вовремя, как обычно. И еще просьба… Мы один комплект ключей потеряли. Да. Завтра сможете мастера прислать, личинку сменить? Я оплачу. Спасибо. Спокойной ночи.
Она нажала «отбой» и посмотрела на мужа. Тот стоял бледный, как стена. Последний козырь — надежда на то, что хозяйка встанет на его сторону или что Ира не решится выносить сор из избы — был бит.
— Ты всех обзвонила? — процедил он злобно. — Может, ещё маме моей наберешь? Похвастаешься, как сына выгнала?
— Твоей маме позвонишь ты сам, — Ира взяла с полки его ботинки и швырнула к порогу. — Объяснишь ей, куда делись деньги на внуков, которых она так просила. И почему её любимый младшенький Димочка снова в долгах, хотя ты его «спас». Мне это больше не интересно. Это чужие проблемы, Андрей. А я свои проблемы только что решила.
Андрей понял, что говорить больше не о чем. Стены этой квартиры, которые он привык считать своими, вдруг стали враждебными. Запах жареного лука, гул холодильника, тиканье часов — всё это отторгало его. Он начал лихорадочно хватать свои вещи. Свитера летели в чемодан комками, джинсы он даже не свернул. Он злился, пыхтел, бормотал проклятия, но Ира лишь стояла прислонившись к косяку и наблюдала. В её взгляде не было ни торжества, ни жалости. Только брезгливая скука, с которой смотрят на таракана перед тем, как прихлопнуть его тапком.
— Я этого так не оставлю, — бросил он, застегивая молнию на куртке. Чемодан распух и закрылся с трудом. — Я подам в суд. Половина денег на счетах была моей!
— Подавай, — кивнула Ира. — Только юристу придется платить. А у тебя, кажется, сейчас с финансами туго. И не забудь рассказать судье про переводы брату. Выписки я уже заказала. Это называется «растрата общего имущества». Удачи.
Андрей схватился за ручку чемодана, дернул его так, что тот едва не перевернулся.
— Да пошла ты, — выплюнул он ей в лицо. — Подавись своими деньгами. Сдохнешь тут одна со своей ипотекой, никому не нужная, старая и злая. А я еще поднимусь. Димка поднимется, и мы будем жить нормально.
— Ключи, — коротко сказала Ира, протягивая ладонь.
Андрей на секунду замешкался, словно хотел оставить их себе назло, но потом выудил связку из кармана и с силой швырнул на пол. Металл звякнул о плитку.
— Сама поднимешь. Не барыня.
Он толкнул дверь плечом, вываливаясь на лестничную площадку. Лифт не работал, в подъезде было темно и пахло сыростью. Андрей обернулся, надеясь напоследок увидеть в её глазах хоть тень сожаления, хоть что-то, что дало бы ему надежду вернуться. Но Ира уже закрывала дверь.
Щелкнул один замок. Потом второй. Сухо, коротко, окончательно.
Ира прислонилась лбом к холодному металлу двери и выдохнула. В квартире стало тихо. Исчезло тяжелое дыхание обиженного мужчины, исчезло напряжение, висевшее в воздухе последние полчаса. Она не чувствовала боли. Где-то внутри, в глубине души,, конечно, была огромная, зияющая рана, но сейчас она была надежно заморожена шоком и яростью.
Она вернулась на кухню. Вода в кастрюле совсем остыла, макароны слиплись в единый серый ком. Ира взяла вилку, отковырнула кусок прямо из кастрюли и отправила в рот. Несоленые, холодные, невкусные. Но это была самая вкусная еда за последние два года. Потому что этот кусок теста никто не пытался у неё отнять ради призрачного спасения паразитов.
Она достала из ящика мусорный пакет, сгребла в него забытую на столе зарядку Андрея, его кружку с недопитым чаем и старый чек из магазина. Завязала узел. Завтра она вынесет этот мусор на помойку. А сегодня она ляжет спать одна, на всей ширине кровати, и впервые за долгое время ей не будут сниться кошмары о бедности. Бедность ушла вместе с мужем и его чемоданом. Жизнь, пусть и трудная, начиналась заново…
