— Ты отдал наши деньги, которые мы два года копили на машину, своему дружку на его бизнес?! Максим, у тебя есть неделя, чтобы вернуть всё до

— Да, здравствуйте. По брони на имя Максимова. Хотела уточнить, мы можем завтра к обеду подъехать, внести первый взнос?

Голос Анны был ровным и деловым, но внутри у неё всё пело. Она стояла у большого окна их гостиной и смотрела во двор, на забитую машинами парковку. Солнечный мартовский луч, пробившийся сквозь облака, лежал на крышах, и серые, черные, синие автомобили казались россыпью ярких леденцов. Два года. Ровно два года они с Максимом жили в режиме строгой, почти аскетичной экономии. Каждый поход в супермаркет превращался в математическую задачу с двумя переменными: «необходимо» и «можно обойтись». Они забыли, что такое спонтанные покупки, отказались от отпуска на море в пользу дачи его родителей, научились обходиться старыми телефонами и не заглядываться на новые коллекции одежды. Всё ради неё. Вишнёвый кроссовер, который они выбрали ещё полгода назад. Она уже видела его во снах: чувствовала гладкую прохладу руля под пальцами, вдыхала этот ни с чем не сравнимый запах нового салона — смесь пластика, кожи и обещания свободы.

— Да, конечно, приезжайте. С девяти до восьми, в любое время. Ждём вас, — ответил бодрый мужской голос на том конце провода.

— Спасибо, до свидания.

Анна закончила звонок и положила телефон на подоконник. Улыбка, которую она сдерживала во время разговора, наконец-то вырвалась наружу. Это было не просто хорошее настроение, это была эйфория от достигнутой цели, чистое, дистиллированное счастье. Наконец-то. Она взяла телефон, чтобы ещё раз, в сотый раз, посмотреть на фотографию их будущей машины, и заодно решила открыть банковское приложение. Просто так. Приятная формальность перед последним шагом. Ещё раз увидеть эту красивую, ровную, почти магическую цифру, которая завтра превратится в ключ-карту и договор купли-продажи.

Палец привычно нажал на иконку. Экран на секунду подсветился логотипом банка, а затем показал главный экран с балансом счетов. И улыбка медленно, словно тающий снег, сползла с её лица. Цифра была не та. Вместо почти пятисот тысяч на общем накопительном счёте горела сумма чуть больше двухсот. Анна моргнула, думая, что глаза её обманывают. Глюк приложения. Точно. Она смахнула его с экрана и открыла снова. Та же цифра. Она потянула экран вниз, запуская принудительное обновление. Полоска загрузки пробежала и исчезла. Сумма не изменилась.

Холод, острый и неприятный, зародился где-то в районе желудка и быстро пополз по венам. Она не вскрикнула, не ахнула. Вместо паники наступило странное, звенящее оцепенение. Она села на диван, положив телефон на журнальный столик экраном вверх. Она должна видеть его. Нельзя упускать его из виду. Пальцы, ставшие вдруг чужими и непослушными, нажали на вкладку «История операций». Вот. Три дня назад. Операция в 23:17. «Перевод клиенту банка». Получатель: Вячеслав Игоревич Т. Сумма: двести восемьдесят тысяч рублей. Комментарий к платежу отсутствовал.

Она не стала звонить Максиму. Не стала писать ему гневных сообщений. Она просто сидела и смотрела на эту строчку. Все эмоции словно выключили рубильником. В голове было абсолютно пусто, тихо и чисто, как в операционной. Она сидела и ждала. Час. Два. Солнце сместилось, и луч, лежавший на парковке, уполз на стену соседнего дома.

Ключ в замке провернулся ровно в семь вечера. В квартиру, словно порыв ветра, ворвался Максим — шумный, довольный, пахнущий улицей и каким-то дешёвым триумфом.

— Ань, привет! У меня новости — просто бомба! Ты не представляешь! Скоро мы с тобой заживём, как короли! Я вложился в одно дело, Слава предложил, тема верняк! Ракета, говорю тебе!

Он скинул ботинки прямо посреди прихожей и прошёл в комнату, возбуждённо размахивая руками. Он был так поглощён своим восторгом, что не видел ничего вокруг: ни её неподвижной позы, ни её мертвенно-спокойного лица.

— Какое дело, Максим? — спросила она так тихо, что ему пришлось замолчать, чтобы расслышать.

— Ну, там это… Новые технологии! Крипта, токены, первичное размещение! Слава в теме, он говорит, через пару месяцев сделаем икс десять, не меньше! Купим не только твою вишнёвую, а мне ещё и джип!

Он рассмеялся, искренне довольный своей гениальностью и предприимчивостью. Анна молча взяла со стола телефон и протянула ему. Её рука не двигалась, она просто держала его в вытянутой руке, как неопровержимую улику.

— Деньги со счёта на машину — это твоё «вложение»? — её голос был абсолютно ровным, без единой вибрирующей ноты. — Ты отдал наши общие деньги, которые мы собирали два года?

Вопрос Анны, произнесённый без вопросительной интонации, повис в воздухе комнаты, как топор. Весёлая, возбуждённая маска слетела с лица Максима мгновенно. Улыбка сначала застыла, а потом сползла, обнажая растерянность и проступающий на лбу пот. Он посмотрел на экран телефона, потом на неё, потом снова на экран, словно надеясь, что цифры изменятся, если посмотреть на них под другим углом.

— Ань, ну ты чего начинаешь? Это же не просто так! Это шанс! Я же для нас стараюсь, чтобы мы из этого всего выбрались! — его голос, только что звеневший триумфом, стал на тон выше, в нём появились оправдательные, заискивающие нотки.

Он сделал шаг к ней, выставив вперёд руки в умиротворяющем жесте.

— Ты пойми, это не те деньги, которые просто тратят. Это вложение! Слава всё просчитал, он в этом варится не первый год. Сейчас зашли на старте, пока монета копейки стоит. Через месяц она взлетит. Мы не просто вернём своё, мы утроим! Ты представляешь? Утроим! Мы сможем взять машину в максимальной комплектации, без всяких кредитов! И ещё останется!

Он говорил быстро, сбивчиво, перескакивая с одной мысли на другую. Он не оправдывался, нет. Он пытался продать ей эту идею снова, завербовать её в свою веру, как сделал это Слава с ним самим. Он видел её холодное лицо, но в своей панике принимал это за сомнение, которое ещё можно переубедить.

— Мы не можем всю жизнь считать копейки, Аня! Надо мыслить шире! Пока другие работают на дядю, умные люди делают деньги из воздуха! Это наш билет! Я хотел сделать тебе сюрприз, когда всё получится…

Анна молчала. Она не перебивала, не спорила, не задавала уточняющих вопросов о «монетах» и «взлётах». Она просто дала ему выговориться, наблюдая за ним так, как энтомолог наблюдает за бабочкой, бьющейся о стекло. Она видела не мужа, а слабого, ведомого человека, который поставил на кон их общую двухлетнюю жизнь ради призрачного шанса, нашептанного более наглым и уверенным в себе приятелем. Когда его поток слов иссяк, он остановился, тяжело дыша.

Она медленно взяла свой телефон из его ослабевшей руки и положила его на столик. Потом посмотрела ему прямо в глаза. Её взгляд был абсолютно пустым, в нём не было ни злости, ни обиды. Только холодная, окончательная оценка.

— Завтра утром я должна была переводить первый взнос дилеру, — её голос был безжизненным, как сводка погоды. — Двести восемьдесят тысяч рублей.

Она сделала паузу, давая этой простой, фактической информации пробить броню его фантазий.

— Ты отдал наши деньги, которые мы два года копили на машину, своему дружку на его бизнес?! Максим, у тебя есть неделя, чтобы вернуть всё до копейки! Если денег не будет, не будет и тебя в этой квартире!

Он вздрогнул, словно его ударили. Эта фраза, произнесённая без тени эмоций, была страшнее любого крика. Это был не скандал. Это был приговор.

— Аня, ты… ты несерьёзно, — пролепетал он. — Это же… мы же семья.

Но она уже не смотрела на него. Она развернулась и пошла на кухню. Он услышал, как щёлкнул выключатель, как на конфорку со стуком поставили чайник, как из крана полилась вода. Она просто переключилась на другую задачу. Она вычеркнула его из своего текущего момента, оставив одного в комнате с его «шансом», который только что превратился в эшафот. Максим стоял посреди гостиной, и эйфория окончательно схлынула, уступив место липкому, ледяному ужасу. Он смотрел на свои руки, которые пару минут назад рисовали в воздухе замки и дорогие машины, и теперь они казались ему бесполезными, чужими придатками. Неделя. До него начал доходить весь масштаб катастрофы.

Прошло три дня. Три дня абсолютного, ледяного молчания. Квартира, раньше наполненная разговорами, смехом и звуком телевизора, превратилась в склеп. Они не разговаривали. Анна готовила на себя, ела в одиночестве на кухне и уходила в спальню. Максим питался тем, что находил в холодильнике, и спал на диване в гостиной. Он стал тенью в собственном доме, передвигался бесшумно, стараясь не попадаться ей на глаза. Он несколько раз пытался начать разговор, подходил с виноватым видом, но натыкался на стену её безразличия. Она не злилась, не игнорировала демонстративно. Она просто смотрела сквозь него, как будто его физическая оболочка ещё здесь, а сам он уже давно перестал существовать.

На четвёртый день, вечером, в дверь позвонили. Анна, читавшая книгу в гостиной, не сдвинулась с места. Она знала, что это не к ней. Максим, осунувшийся и дёрганый, поспешил в прихожую. Через минуту он вошёл в комнату не один. За ним, с видом хозяина положения, шёл Слава.

Слава был полной противоположностью Максима. Крепкий, уверенный в себе, с нагловатой улыбкой и цепким взглядом. На нём была дорогая спортивная куртка, а на запястье поблескивали часы, которые должны были выглядеть солидно, но смотрелись вызывающе. Он окинул комнату оценивающим взглядом и без приглашения прошёл к креслу напротив Анны.

— Ань, привет. Макс говорит, у вас тут небольшое недопонимание возникло на финансовой почве, — начал он без предисловий, усаживаясь и закидывая ногу на ногу. Его тон был покровительственным, как у взрослого, который пришёл разнимать ссорящихся детей.

Максим остался стоять у дверного проёма, переминаясь с ноги на ногу, словно нашкодивший школьник, приведший к директору старшего брата.

Анна медленно опустила книгу на колени и подняла на Славу глаза.

— У нас с Максимом нет недопонимания. У нас есть факт. Со счёта пропали двести восемьдесят тысяч рублей.

— Вот! — Слава картинно всплеснул руками. — В этом и ошибка! Они не «пропали». Они работают. Понимаешь? Деньги должны делать деньги, а не лежать мёртвым грузом под подушкой или на счёте, где их инфляция сжирает. Макс сделал правильный, стратегический ход. Он мыслит как инвестор, а не как обыватель. Я ему помог.

Он наклонился вперёд, понизив голос до заговорщицкого тона.

— Аня, я тебе открою секрет. Богатые люди потому и богатые, что не боятся рисковать. Они видят возможность там, где другие видят проблему. Сейчас уникальное окно возможностей. Через пару месяцев вы нам спасибо скажете. Когда будете выбирать себе машину классом выше.

Анна молчала, не меняя выражения лица. Она смотрела на Славу, на его уверенные жесты, на самодовольство, сочащееся из каждой поры. Она видела перед собой не успешного бизнесмена, а мелкого афериста, который научился паре умных слов и теперь пускает пыль в глаза таким, как Максим.

— У тебя есть двести восемьдесят тысяч рублей, Слава? — спросила она тихо и отчётливо.

Слава на мгновение опешил.

— В смысле?

— В прямом. Ты можешь прямо сейчас перевести на этот счёт деньги, которые ты помог «инвестировать»?

Слава усмехнулся, вновь обретая свою самоуверенность.

— Зачем? Чтобы они опять там лежали? Ань, ты не понимаешь сути процесса. Это долгосрочная игра. Надо уметь ждать. Женщины часто слишком эмоциональны в финансовых вопросах, это нормально.

Анна медленно встала. Она подошла к журнальному столику, взяла свой телефон.

— У Максима осталось четыре дня, чтобы деньги вернулись на счёт, — произнесла она, глядя не на него, а на тёмный экран телефона. — Я не спрашивала его, куда он их денет потом. Сожжёт, подарит тебе, вложит в «уникальное окно». Мне всё равно. Но через четыре дня эта сумма должна быть на месте. А ты, Слава, — она, наконец, подняла на него взгляд, холодный и острый, как осколок льда, — если считаешь себя его другом и партнёром, лучше бы искал эти деньги вместе с ним. А не приходил в мой дом, чтобы учить меня жить.

Она развернулась и пошла в сторону спальни, не удостоив их больше ни единым взглядом. Её уход был окончательным и бесповоротным.

— Да она… она просто не в адеквате! — возмущённо бросил Слава ей в спину.

Максим молчал. Он смотрел на закрывшуюся дверь спальни, и в его глазах стоял ужас. Последняя надежда — на то, что авторитет и уверенность Славы смогут что-то изменить — только что рассыпалась в прах. Он привёл в дом врага, и этот враг окончательно сжёг за ним все мосты.

Неделя истекла в среду. Максим пришёл домой позже обычного. За эти семь дней он, кажется, постарел на несколько лет. Уверенность, которая всегда была его главной чертой, испарилась, оставив после себя суетливую, дёрганую оболочку. Он перепробовал всё: пытался занять у друзей, но никто не мог дать в долг такую сумму. Он пробовал уговорить банк на срочный кредит, но с его серой зарплатой получил отказ. Он звонил Славе каждый день, но тот сначала кормил его «завтраками» про «скорый взлёт монеты», а потом и вовсе перестал брать трубку.

Он вошёл в квартиру с последней, отчаянной надеждой. Может, она остыла. Может, простила. Может, можно будет всё обсудить, попросить ещё время. Анна сидела в том же кресле, что и неделю назад. На журнальном столике стояла чашка с остывшим чаем. Она не читала. Она просто смотрела на тёмный экран телевизора. Когда он вошёл, она даже не повернула головы, но он почувствовал, как всё её тело напряглось в ожидании.

— Аня… — начал он, и его голос сорвался. Он прокашлялся. — Нам надо поговорить. Я понимаю, что…

Он не успел договорить. Анна, не глядя на него, взяла со столика свой телефон. Её движения были медленными, почти ритуальными. Она разблокировала экран, нашла нужный контакт в записной книжке и поднесла телефон к уху. Максим замер. Он смотрел, как она ждёт ответа, и в его голове пронеслась безумная мысль, что она звонит в полицию. Но это было слишком абсурдно.

— Здравствуйте. Это Анна Максимова. Я звонила вам неделю назад по поводу брони на кроссовер, вишнёвого цвета.

Максим выдохнул. Автосалон. Значит, она будет отменять. Он почувствовал странную смесь унижения и облегчения. Это конец. Позорный, но, по крайней мере, понятный. Сейчас она отменит заказ, и они снова погрузятся в это тягучее, ненавистное молчание.

— Да, Анна, добрый вечер. Слушаю вас, — раздался в тишине комнаты динамик телефона, который она не прижимала плотно к уху.

— Я бы хотела изменить комплектацию, — ровным, спокойным голосом произнесла она.

Максим застыл. Что?

— Нет, отменять бронь не нужно, — продолжила Анна, отвечая на невысказанный вопрос менеджера. — Скажите, у вас есть в наличии модель попроще? В базовой комплектации. Меня бы устроил серебристый металлик. Да, именно она.

Она слушала несколько секунд, глядя в одну точку на стене. Максим перестал дышать. Он не мог понять, что происходит. Это была какая-то изощрённая, непонятная ему игра.

— Отлично, — кивнула она своим мыслям. — Да, цена меня устраивает. Первоначальный взнос у меня на руках. Скажите, когда я могу подъехать для оформления документов?

Каждая её фраза была ударом молота по наковальне. Не «мы», а «я». Не «у нас», а «у меня». Она не уничтожала их мечту. Она забирала её себе, перекраивала под свой размер, под свой бюджет. Под ту сумму, что осталась на счёте после его предательства. Это была не просто месть. Это была унизительная, публичная демонстрация его полной ничтожности. Он оказался не просто лишним. Он оказался тем балластом, от которого избавились, чтобы корабль мог плыть дальше.

— Да, завтра после обеда мне будет удобно, — сказала она в трубку. — Оформлять будем только на мою маму. Спасибо, до свидания.

Анна положила телефон на стол с тихим стуком. Она так и не посмотрела на Максима. Она просто взяла свою чашку и спокойно пошла на кухню, чтобы вылить остывший чай. А он остался стоять посреди комнаты, в которой больше не было ничего общего. Он не был изгнан. Он был стёрт. Его имя только что вычеркнули из их будущего, и сделали это так буднично, как вычёркивают ненужный пункт из списка покупок…

Оцените статью
— Ты отдал наши деньги, которые мы два года копили на машину, своему дружку на его бизнес?! Максим, у тебя есть неделя, чтобы вернуть всё до
Эмили Стоун и Идрисса Эльба: 7 актеров, которые сменили имена ради Голливуда