Звонок в дверь разорвал вечернюю тишину квартиры. Марина оторвалась от ноутбука, где доделывала эскиз нового проекта. Часы показывали половину десятого.
«Странно, никого не жду«, — подумала она, осторожно подходя к двери.
На пороге стояла тетя Люба — полная женщина за пятьдесят с крашеными в рыжий волосами и бегающим взглядом.
— Мариночка! — воскликнула она с наигранной радостью. — Какая ты красавица стала! А квартира-то какая… шикарная!
Марина застыла в дверном проеме, не веря своим глазам. Тетя Люба, сестра ее покой ной матери, с которой они не виделись лет пять, а последние два года даже не созванивались.
— Тетя Люба? Что-то случилось?
— Да ничего, милая, проездом в Петербурге, решила заглянуть к племяннице родной. Не выгонишь же старую тетку? — она уже проскользнула в прихожую, снимая пальто.
Через пятнадцать минут они сидели на кухне. Марина заварила чай, достала печенье. Тетя осматривалась, не скрывая восхищения.
— Надо же, как ты устроилась! И все сама, без мужика. Мебель дорогущая, техника… Молодец!
Марина отпила чай, чувствуя нарастающую тревогу. Такие спонтанные визиты в ее семье никогда не были просто визитами.
— Маму твою вспоминала недавно, — тетя Люба понизила голос. — Она ведь никому в помощи не отказывала. Сердце золотое было.
Марина промолчала.
— А у Машеньки моей, знаешь, беда, — голос тети дрогнул. — Муж без работы третий месяц, ипотека давит, а детей трое. Трое, представляешь? Младшему и года нет.
Так вот оно что. Марина почувствовала, как внутри что-то сжалось.
— Марина, тебе же не сложно? Помоги родне. Хоть деньгами, хоть в квартиру пусти на лето — пусть дети в городе отдохнут. Питер — культурная столица все-таки, — тетя Люба придвинулась ближе. — У тебя ведь все есть, не замужем, детей нет, живешь одна в трешке… Зачем тебе столько места?
Марина сидела, застыв, пытаясь осмыслить услышанное. Пустить толпу в свою квартиру? Двести тысяч? Наглость тетиной просьбы настолько поразила ее, что на мгновение она потеряла дар речи. Перед глазами мелькнули годы тяжелой работы, вечера над чертежами, бессонные ночи ради карьеры. И вот теперь ей предлагают просто так все это отдать?
Она глубоко вдохнула, заставляя себя оставаться спокойной. Ведь тетя — это все-таки родственница. Пусть даже такая, какая есть.
— Тетя Люба, — наконец произнесла Марина, стараясь, чтобы голос звучал ровно, — я не могу просто так пустить Машу в квартиру или помочь материально. У меня свои планы и обязательства.
— Какие обязательства? — фыркнула Люба. — Перед кем? Ты одна живешь, никому ничего не должна. А тут родная кровь в беде!
Марина отставила чашку. В висках начинало пульсировать.
— У меня работа, проекты. Я архитектор, а не рантье. Квартира — это мое личное пространство, где я отдыхаю и работаю. А деньги… они не бездонные, тетя Люба.
Тетя всплеснула руками, ее лицо приняло страдальческое выражение.
— Господи, Марина! У тебя жизнь без проблем, ты не замужем, дети не висят, машина — мечта, а моя Маша еле дышит. Помоги, как родная. Мы же семья.
Семья. Это слово отозвалось глухой болью где-то внутри. Марина молчала, глядя в окно на вечерний Петербург, но видела совсем другое. Себя — одиннадцатилетнюю, на по хор онах матери. Тогда тетя Люба обнимала ее, гладила по голове и обещала: «Не волнуйся, мы тебя не оставим«. А потом ее передали бабушке, маминой маме, и тетя исчезла из ее жизни и почти не появлялась.
— Ты вспомни свою маму, — продолжала Люба, заметив, что Марина задумалась. — Она бы никогда не отказала в помощи. Особенно семье.
Марина вспоминала, но совсем другое. Как Маша, ее двоюродная сестра, на два года старше, стыдилась ее в школе. «Это моя сестра-сирота«, — говорила она подругам с наигранной жалостью, а потом шептала Марине: «Только не подходи к нам на перемене«.
— Маша так переживает, — голос тети вернул ее в реальность. — Говорит: «Мама, может, Марина хоть немного поможет? У нее же все есть«.
Перед глазами всплыла еще одна картинка: восьмой класс, день рождения одноклассницы. Марина не хотела идти — у бабушки не было денег на подарок. Но Маша, неожиданно оказавшаяся на том же празднике, подошла и сказала: «Иди в ванную, там для тебя сюрприз«. Доверчиво открыв дверь, Марина получила ведро ледяной воды. Смех, визг девчонок, и Маша громче всех: «Это чтобы сиротка освежилась!»
— Ты что, не слышишь меня? — тетя Люба повысила голос. — Я говорю, Маша с детьми могла бы пожить тут летом, пока ты на работе. Или хотя бы денег одолжи, тысяч двести. Отдадим, когда сможем.
***
Марина резко встала из-за стола, чашка чая опрокинулась, растекаясь по скатерти. Она почувствовала, как адреналин бьет в висках, а сердце колотится в груди. Тетя Люба отпрянула, удивленно глядя на племянницу, и в этот момент Марина осознала, что больше не может сдерживать свои эмоции.
— Хватит, — голос Марины дрожал от сдерживаемых чувств, и она сама удивилась, насколько сильно это звучит. — Хватит делать вид, что вам есть до меня дело.
— Мариночка, что ты такое говоришь? — тетя попыталась взять ее за руку, но Марина отдернулась, чувствуя, как в ней нарастает волна гнева и обиды.
— Когда мама у мер ла, ты исчезла, — слова вырывались сами собой, копившиеся годами обиды наконец нашли выход. — Ты забыла, что обещала меня навещать. А Маша — твоя принцесса — травила меня с подружками. Но теперь вдруг у неё проблемы, и ты вспомнила, что у меня есть квартира и деньги?
Лицо тети Любы побагровело, она вскочила, театрально прижав руку к груди, и Марина заметила, как ее собственное сердце сжимается от злости и боли.
— Как ты можешь! Нельзя так мстить за детские обиды! Ты взрослая женщина!
Марина горько усмехнулась, чувствуя, как внутри все кипит.
— Да, взрослая. И взрослая я теперь понимаю: вы меня не жалеете — вам просто удобно.
— Что ты несешь? — тетя Люба перешла в наступление, но Марина уже не могла остановиться.
— Семья? — Марина почувствовала, как к горлу подступает ком. — Где была эта семья, когда я ночами плакала в подушку? Когда надо мной изде вались в школе? Когда я работала на трех подработках, чтобы оплатить учебу?
Внутри нее бушевали эмоции — гнев, обида, отчаяние. Она смотрела на тётю и вдруг почувствовала: хватит держать всё в себе. Сколько лет она пыталась быть сильной, сдержанной — но теперь пришло время сказать всё, что давно наболело.
Тётя Люба уже приоткрыла рот, собираясь что-то вставить, но Марина не дала ей ни шанса:
— Нет, тетя. Вы вспомнили обо мне только сейчас, когда вам что-то нужно. Это не семья. Это… потребительство.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Марина тяжело дышала, слёзы катились по щекам — впервые за много лет. Всё, что она так долго держала в себе, наконец прорвалось. Было странное ощущение — как будто стало легче, но одновременно и страшно. Но где-то глубоко внутри она точно знала: больше она никому не позволит собой пользоваться.
***
Тётя Люба резко вскочила, лицо у неё вспыхнуло от злости. Она схватила сумку и направилась к двери, но, не дойдя, остановилась, резко повернулась обратно.
— Как ты вообще можешь такое говорить? — голос дрожал от обиды и раздражения. — Мы пришли к тебе по-человечески, как к родной, рассчитывали на поддержку, а ты…
Марина стояла, не говоря ни слова, не сделав ни одного движения.
—Ты всегда была неблагодарной! — уже громче бросила тётя. — Мы тебя растили, старались, заботились… А теперь вот так, да? Вот так отплатить?
— Кто «мы«, тетя Люба? — тихо спросила Марина. — Бабушка меня растила. Одна.
Тетя Люба махнула рукой, словно отгоняя слова племянницы.
— Ты не понимаешь, у нас были свои проблемы. Но мы всегда о тебе думали.
— Когда вам это было удобно, — добавила она, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.
Лицо тёти перекосилось, она шагнула к Марине, будто собиралась что-то сказать… но замерла и передумала.
Вместо этого она расправила плечи и произнесла с наигранным достоинством:
— Ты не человек, а карьера на двух ногах. Будешь жалеть, когда останешься одна. Вот увидишь, придет время, и ты поймешь, как важна семья.
Марина спокойно посмотрела ей в глаза, хотя в душе у нее бушевала буря.
— Я уже была одна, — тихо ответила она. — Но теперь хотя бы никто не ломает мою жизнь под чужие ожидания.
Тетя Люба фыркнула, резко развернулась и направилась к двери. На пороге она остановилась, бросив через плечо:
— Не думай, что ты такая умная. Жизнь еще покажет, кто прав.
Дверь хлопнула, и в доме воцарилась тишина. Марина тяжело выдохнула — напряжение последних часов начало отступать. Она подошла к окну и посмотрела, как тётя Люба быстро идёт по улице, то и дело оглядываясь, будто ждала, что Марина бросится за ней с извинениями. Но в этот момент Марина поняла: с неё хватит. Больше она не позволит никому управлять её жизнью.
***
Прошла неделя. Жизнь вернулась в привычное русло — проекты, встречи, редкие вечера с друзьями. Телефон завибрировал, высвечивая сообщение от Маши:
«Слышала, мама к тебе ездила. Ну и как ты? Ничего не дашь, да? Не удивительно«.
Марина смотрела на экран несколько секунд, затем просто удалила сообщение. Больше никаких объяснений, никаких оправданий.
Вечером она вышла на балкон с бокалом любимого вина. Летний ветерок ласково касался лица. Марина включила плейлист «лето 2010» — музыка из прошлого, но теперь она звучала иначе. Не напоминанием о тяжелых временах, а свидетельством пройденного пути.
Глядя на огни вечернего Петербурга, Марина впервые за долгое время ощутила, что в её жизни есть порядок. Спокойствие. И главное — выбор всегда за ней. Она улыбнулась, вспоминая, как когда-то мечтала об этом моменте — о своем доме, о свободе быть собой, о праве самой решать, кого впускать в свою жизнь.
Марина подняла бокал в безмолвном тосте за себя и свое будущее. За все испытания, которые сделали ее сильнее. За решимость отстаивать свои границы. И за ту маленькую девочку внутри, которая наконец-то может вздохнуть спокойно, зная, что теперь ее защитят.
Музыка играла, город жил своей жизнью, а Марина чувствовала, что ее история только начинается. И это будет хорошая история.
