Я смотрела на Катеньку, мою прекрасную дочку, и едва не плакала от обиды. Её длинные рыжие волосы, которые я так любила заплетать в косички, были обрезаны. Не совсем уж коротко, слава Богу, по плечи, но отращивать теперь придётся долго. И счастье, что Кате в её четыре года всё равно, как она выглядит — из-за волос она совсем не расстроилась, в отличие от меня.
По натуре я очень спокойный человек, но в тот вечер, забрав ребёнка от свекрови, я орала на мужа до хрипоты. Почему его мать без спроса отвела Катю в парикмахерскую? Кто ей разрешил распоряжаться волосами нашего ребёнка?
— Она же хотела как лучше, — сказал Слава, мой муж. — Длинные волосы мешали Катеньке, вот она и решила… — Наверное, что-то такое отразилось на моём лице, отчего он поспешил добавить: — Ладно, я с ней поговорю.
— Я слышу это чуть ли не каждый день, — ответила я резко. — И ничего не меняется.
— Я правда ей всё объясню, раз тебе это так важно. Волосы Катеньки она больше не тронет.
— Не в волосах дело, — сказала я, пропустив мимо ушей это «раз тебе так важно». — А в том, что твоя мать — в каждой бочке затычка. Лезет повсюду, а ты её слушаешь.
— Ну уж не затычка, — попытался возмутиться Слава. — Ты же о маме моей говоришь.
— А я — твоя жена, — напомнила я, — поэтому реши, наконец, эту проблему.
Может показаться, что Слава — рохля, который слова сказать не может, но это не так. Мне действительно повезло с мужем. Если нужны деньги — он заработает, если нужна помощь по дому — сделает, если нужно решить проблему — из кожи вон извернётся, но со всем разберётся. И, что самое важное для меня, он души не чает в нашей дочери.
Но есть в нём кое-что, из-за чего мне не по себе даже спустя пять лет брака. Я говорю о его отношении к маме — Юлии Александровне. То, что Юлия Александровна — назойливая и беспардонная женщина, которая не видит берегов, полбеды. Но настоящая беда в том, что Слава ей потакает и совершенно не хочет влезать между нами.
Начиналось всё невинно — с мелочей. Более того, первое время мне даже нравилось то, что он так любит Юлию Александровну, так предан ей, так её слушает. Ведь раз он относится к родной матери с любовью, значит, будет относиться так же и ко мне, и к нашей дочери (я уже тогда хотела именно девочку). Купила она нам полотенца в страшненький цветочек — ну и ладно. Мне всё равно, какими полотенцами руки вытирать, а ей приятно проявить заботу. Велела сходить к дерматологу, раз у меня слишком много веснушек — не со зла же, просто у них в семье нет рыжих и она не привыкла к такому типу внешности. А может, её когда-то в молодости бросил рыжеволосый ухажёр в веснушках, и она теперь на меня это переносит. Ну так я же моложе и умнее, я войду в положение и отнесусь с пониманием.
Поженились мы быстро — всё как-то закрутилось, завертелось. Мне тогда было двадцать пять. Полгода отношений, и вот мы уже стали семьёй. На свадьбу свекровь подарила нам деньги и сразу же предоставила инструкции к тому, как эти деньги потратить: купить кастрюлю, которая нам не нужна, переклеить обои в моей квартире, потому что они какие-то «некрасивые»…
— Я присмотрела кое-какие для вас, — сказала она тогда про обои, вручая конверт с деньгами, — уже скинула сыночку фотографии и адрес магазина, съездите и купите.
Я в ответ лишь понимающе улыбнулась, поблагодарила за заботу и выбросила эти ценные рекомендации из головы. Мой отец сделал в квартире, которую они с мамой мне подарили на окончание университета, прекрасный ремонт под мои вкусы, и никакие обои переклеивать я, естественно, не собиралась. Ну а если бы старые обои мне и надоели, то новые я бы выбирала сама, со Славой, ведь именно нам в этой квартире жить.
У Славы своей квартиры не было — до нашей свадьбы он жил с мамой. Наверное, уже тогда стоило насторожиться, но я наивно решила, что он поступает разумно. Зачем тратиться на аренду жилья, если можно жить в квартире мамы и откладывать деньги на покупку? О том, что никакие деньги ни на какую покупку он не откладывал и даже не собирался, я узнала уже после свадьбы, но не придала этому значения. Нет так нет, квартира у меня есть, без крыши над головой не останемся.
Однажды Слава подарил мне букет белых лилий — это случилось через несколько недель после свадьбы. Цветы сразу же полетели в мусорку.
— Я хотел сделать тебе приятно, — оправдывался Слава, наблюдая за тем, как я хватаю мусорный пакет и бегу к входной двери.
— Ты же знаешь, что у меня аллергия, — сказала я возмущённо, обуваясь, чтобы выбросить злосчастный букет. Глаза уже начинали слезиться от едкого мыльного запаха лилий. — И ты знаешь, что я люблю обычные розы.
— Мама сказала, что лилии понравятся тебе больше.
— С каких пор Юлия Александровна стала лучше тебя разбираться в том, какие цветы нравятся твоей жене?
Ругаться со мной он не стал, и на следующий день принёс мне в знак примирения розовые розы. Я решила, что конфликт исчерпан, он всё понял и больше подобных глупостей не будет. Конечно же, я ошиблась.
Спустя недели полторы я пришла домой с работы и обнаружила в коридоре рулоны обоев. Оказалось, что Слава в свой выходной съездил с Юлией Александровной в строительный магазин за теми самыми обоями и потратил на них большую часть подаренных денег. Обои были очень дорогими и мне совершенно не нравились. Не могу сказать, что они были какими-то мерзкими, просто не в моём вкусе.
Я заставила его ехать обратно в магазин и возвращать всё по чеку.
Вскоре после этого Юлия Александровна начала жаловаться на то, что я слишком много работаю, и что было бы неплохо побольше времени уделять её сыночку. Негоже, что он сам себе стирает вещи и даже иногда гладит их. И как-то совсем уж плохо то, что пару раз в неделю, когда я особенно сильно устаю, мы берём еду на заказ.
Стоит отметить, что я не выходила замуж за мужчину из традиционалистской семьи. Если бы у них было принято, что женщина сидит дома и готовит, стирает да убирает, у меня бы вопросов не возникло. Знала бы, на что шла. Но Юлия Александровна сама всю жизнь проработала учительницей. Слава, по его же словам, её почти не видел. Именно поэтому он так хорошо мне помогал по дому — с ранних лет научился сам себе пельмени сварить, сам себе носки постирать, сам себе рубашку в школу погладить.
И он знал, на какой женщине женится. Знал, что я люблю свою работу художника-оформителя и что не брошу её ради сомнительной радости сидеть дома и ждать его возвращения. Может, он и полюбил меня в том числе за это — за активность, за творческую жилку, за любовь к своему делу.
А потом начались другие придирки. Готовила я, оказывается, невкусно — стоило бы сходить на курсы и подтянуть кулинарный навык. Сама Юлия Александровна вообще готовить не умела. С детьми я, по её мнению, тоже ладила плохо. Это она выяснила, когда родилась Катенька. И держала я дочку неправильно, и кормила не так, и подгузники покупала не те. Когда Катенька подросла, я выбрала ей не тот детский сад и не тех воспитателей. Мой телефон разрывался от звонков и сообщений с вопросами по каждому поводу и советами, о которых я не просила.
Каждая попытка Юлии Александровны сунуть нос не в свои дела заканчивалась ссорой, а ссора частенько перерастала в скандал. Я очень вежливая, жизнь в постоянных конфликтах для меня трудна и неприятна. Мне уже тридцать, и я все эти годы постоянно чувствовала себя не в своей тарелке — словно меня выдернули из комфортной жизни, для которой я была предназначена, и заставили жить жизнь, полную обид и разочарований.
И вот настал тот момент, когда всё зашло слишком далеко — Юлия Александровна тронула мою дочь.
Меня мучило чувство вины за учинённый скандал из-за волос. Я ходила и накручивала себя: ничего страшного, волосы отрастут, Юлия Александровна же хотела как лучше, не стоило так заводиться… Но меня успокаивало то, что Слава клятвенно пообещал поговорить с Юлией Александровной. Я ему поверила. «Не хочет слушать меня, — думала я, — послушает сына. И всё это закончится».
И всё действительно закончилось. На целых несколько недель наступило затишье. Юлия Александровна не звонила мне по утрам, не приходила в гости без спросу, не лезла с ценными советами, не критиковала меня. Жизнь стала налаживаться.
Как-то раз посреди рабочего дня отключили свет. Мы прождали целый час, пока не стало известно, что до следующего утра неполадку не устранят. Сроки не горели, выезжать на объекты не было нужно, поэтому руководитель отправил нас с коллегами по домам.
Войдя к себе в квартиру, я принялась на ходу стягивать неудобный колючий свитер, который по глупости купила накануне на распродаже. Мне настолько не терпелось от него избавиться, что я даже не сразу обратила внимание на звук работающего телевизора, доносящийся из гостиной. «Слава, что ли, вернулся пораньше?» — подумала я.
Но это был не Слава. На диване лежала Юлия Александровна — по-хозяйски, будто у себя дома. На полу возле дивана стояли комнатные тапочки — у нас таких не было, значит, принесла с собой.
— Что вы тут делаете? — спросила я, замерев в проходе, как была — в не до конца снятом, спущенном до локтей свитере. Под взглядом Юлии Александровны мне сразу стало как-то неуютно — словно я не у себя дома, а вломилась к ней и с порога стала раздеваться.
— Лежу.
— Вижу, что лежите. — Я начала терять терпение. — Но как вы сюда попали?
— Сынок дал мне ключи от твоей квартиры — Сказала мне свекровь
После этого она продолжила смотреть телевизор, как ни в чём не бывало.
Первым моим порывом было сесть и поговорить: объяснить, что нельзя вламываться в чужую квартиру, даже если тебе дали от неё ключи, что у меня могли быть свои планы. А потом я вспомнила пять долгих лет, в течение которых она методично изводила меня, и подумала: какого чёрта я вообще с ней собираюсь разговаривать? Она пришла в мою квартиру! Квартиру, которую мне подарили мои родители, и которая к этой чужой для меня женщине не имеет никакого отношения.
— Уходите, — сказала я.
— С какой это стати? — возмутилась Юлия Александровна. — Сыночек…
— Убирайтесь из моей квартиры! — закричала я. — И сыночка своего прихватите!
Поджав губы, она поднялась с дивана, демонстративно выключила телевизор, швырнула пульт и вышла в коридор.
— Ключи оставьте на тумбе, — велела я.
Лишь услышав звон ключей и хлопок входной двери я, наконец, выдохнула и избавилась от свитера. Ссоры и скандалы страшно меня выматывают, после них я чувствую себя выжатым лимоном, но сейчас мне почему-то стало очень хорошо и спокойно.
Воспользовавшись появившимся свободным временем, я забрала дочку из садика и отвела её в гости к подружке. Девочка по выходным часто оставалась у нас с ночёвкой, поэтому я проявила немного несвойственной мне наглости и попросила её мать оставить мою дочку у себя до вечера, а ещё лучше — до утра.
— Конечно, пусть остаётся, — ответила мне мать девочки. — Заберёте её утром.
Одной проблемой стало меньше. Не хотелось, чтобы дочка стала свидетельницей очередного скандала, который непременно последует за этой славиной выходкой.
Полтора часа до возвращения Славы с работы я лежала на кровати, смотрела в потолок обдумывала ситуацию. Сколько ещё мне упрашивать его как-то повлиять на свою мать? Сколько ещё мне терпеть то, что нас в отношениях трое, а не двое? Сколько ещё я должна терпеть отношение к себе как к предмету мебели, у которого нет ни чувств, ни мнений?
Я даже не заметила, как стемнело, и очнулась только когда услышала скрежет поворачиваемого в дверном замке ключа. Поднявшись с кровати, я пошла встретить Славу.
— Ты здесь больше не живёшь, — заявила я, скрестив руки и встав перед ним так, чтобы он не мог пройти дальше.
Его лицо вмиг как-то посерело, брови взметнулись вверх.
— В чём дело, Маш? — спросил он. — Что ты такое говоришь?
— Ты дал ключи от моей квартиры своей матери, не спросив моего разрешения — вот что случилось, — ответила я.
— Твоей? — озадаченно переспросил он. — Мы же вместе тут живём. Ты, я и Катенька.
— Вот именно: ты, я и Катя. Твоей маме тут не место.
— Ладно. Я поговорю с ней завтра.
— А ещё ты завтра перевезёшь к ней все свои вещи. С меня хватит.
— Ну что ты…
— Живи со своей мамой, сколько влезет, а я от всего этого устала.
Наверное, он решил, что я просто сильно обиделась, но к утру остыну и передумаю — поэтому так легко развернулся и ушёл. Однако я уже знала, что остыть я остыну, но — не передумаю. Я начинаю новую жизнь — без Юлии Александровны в моей квартире и моей голове.
