— Надо же, какие хоромы, — голос свекрови, Тамары Игоревны, ворвался в квартиру раньше, чем она сама. — Прямо дворец, а не двушка.
Лена отступила от порога, пропуская её в узкую прихожую. Андрей, её муж, тут же выскользнул из комнаты, поцеловал мать в щеку и снова скрылся за дверью.
— Мам, я на совещании, побудьте пока без меня.
Тамара Игоревна проводила его спину долгим, тяжёлым взглядом, а потом перевела его на Лену.
Взгляд был похож на рентгеновский луч, просвечивающий и оценивающий всё — от новой вешалки до Лениных домашних тапочек.
— Всё в работе, бедный мальчик, — протянула она, снимая плащ. — Совсем себя не жалеет. А ты, я смотрю, цветешь.
Лена промолчала, взяла плащ и повесила его. Комплиментом это точно не было.
Каждый визит свекрови напоминал внезапную ревизионную проверку. Она проходила по комнатам, заглядывала в кастрюли, проводила пальцем по полкам.
Искала пыль, беспорядок, но главное — доказательства. Доказательства того, что Лена — никудышная хозяйка и плохая жена.
— О, а это что у нас новое? — её палец указал на свежий, ещё пахнущий краской стеллаж в гостиной.
— Решила рабочее место себе немного организовать, — спокойно ответила Лена, чувствуя, как внутри нарастает привычное напряжение.
— Рабочее место? — хмыкнула Тамара Игоревна. — Ты же из дома работаешь, Леночка. Зачем тебе такие хоромы для твоих картинок? Мой Андрей в поте лица зарабатывает, а ты гнезда вьёшь.
Она не знала. Конечно, не знала. Ни она, ни кто-либо другой. Уже год Андрей не «зарабатывал в поте лица».
Год назад его «перспективный стартап» лопнул, как мыльный пузырь, оставив после себя лишь долги и растерянного, сломленного человека.
Человека, который теперь целыми днями сидел в комнате, имитируя бурную деятельность, пока Лена брала втрое больше заказов на свой дизайн, чтобы покрыть ипотеку, кредиты и их маленькие бытовые нужды.
— Это очень удобный стеллаж, — ровным голосом произнесла Лена. — Помогает мне не отвлекаться и больше успевать.
— Больше картинок рисовать? — не унималась свекровь. Она подошла к холодильнику и с укором заглянула внутрь. — Мясо индейки… сыр с синей плесенью… Надо же.
Мой сын вас неплохо обеспечивает, я смотрю. Не то что некоторые, сидят на шее у мужей.
Лена сжала ладони. Хотелось крикнуть, вывалить на неё всю правду. Рассказать, что этот сыр и эта индейка куплены на деньги от бессонной ночи, проведенной за срочным проектом. Что её «бедный мальчик» уже год не принёс в дом ни копейки.
Но она видела, как Андрей боится этого разоблачения. Как мысль о том, что его мать узнает о его провале, парализует его волю. И Лена молчала. Ради него.
Тамара Игоревна, не найдя больше ничего интересного на кухне, решительно направилась в ту самую комнату, где Лена работала. Лена замерла.
— А это что ещё за чудо техники? — свекровь остановилась перед большим графическим монитором, который Лена купила себе на прошлой неделе, взяв рассрочку на своё имя.
— Это для работы, Тамара Игоревна. Профессиональный монитор.
Свекровь обошла его, оглядела со всех сторон, а потом её взгляд упал на пустую коробку в углу, где всё ещё виднелся ценник. Её брови поползли вверх, а лицо исказилось презрительной усмешкой.
— Так вот оно что… — протянула она с расстановкой. — Теперь понятно, куда уходят деньги моего сына. Он там здоровье гробит на своей удалёнке, чтобы ты себе такие дорогие игрушки покупала?
Она повернулась к Лене, и в её глазах плескалось холодное, ядовитое торжество.
— Прекрасно ты устроилась, девочка. Просто прекрасно. Живёшь на всем готовом за счёт мужа, который пашет, как проклятый, чтобы все твои прихоти оплачивать. Ни стыда, ни совести.
Воздух в комнате загустел. Слова свекрови, колкие и несправедливые, повисли в нём, словно дым. Лена сделала медленный вдох, пытаясь удержать самообладание.
— Тамара Игоревна, этот монитор — мой рабочий инструмент. Он помогает мне зарабатывать. Нам обоим.
— Зарабатывать? — рассмеялась свекровь. Смех был неприятный, дребезжащий. — Не смеши меня.
Рисовать свои картинки — это не заработок, а баловство. Основной доход в семью приносит мужчина. Мой сын. А ты просто пользуешься его добротой.
В этот момент дверь комнаты приоткрылась, и на пороге показался Андрей. Он выглядел встревоженным, его взгляд бегал от матери к жене.
— Мам, что тут происходит? Я слышал крики.
— Ничего, сынок, ничего, — тут же сменила тон Тамара Игоревна, превращаясь в образец заботливой матери. — Просто разговариваем с Леночкой о семейном бюджете.
Я беспокоюсь, что она слишком много тратит. Вон, какую аппаратуру себе купила. А ведь вам ещё ипотеку платить.
Андрей посмотрел на монитор, потом на Лену. В его глазах промелькнула паника. Он знал, чьи это деньги. Чьи бессонные ночи. Но сказать правду матери он не мог.
— Мам, ну что ты начинаешь. Это… это я ей разрешил, — промямлил он. — Это подарок.
Лена почувствовала, как земля уходит из-под ног. Подарок? Он выставил всё так, будто это он, великий благодетель, одарил её дорогой вещью, купленной на её же деньги.
— Подарок? — свекровь вскинула брови. — Сынок, ты слишком щедрый. Твоя жена этим беззастенчиво пользуется. Она же тебя в гроб вгонит своими аппетитами!
Она шагнула к сыну, положила ему руку на плечо, заглядывая в глаза с трагическим выражением.
— Я же вижу, как ты устал. Как ты изматываешься на этой своей работе. А она… она даже не ценит. Нужно это прекращать.
Лена смотрела на эту сцену, и внутри у неё что-то обрывалось.
Не жалость к себе, а горькое, ледяное разочарование в муже, который стоял сейчас, опустив голову, и позволял матери унижать его жену.
— Я вот что думаю, — заявила Тамара Игоревна, обводя комнату хозяйским взглядом. — Я, наверное, перееду к вам на какое-то время.
Помогу с хозяйством, прослежу за расходами. Тебе, сынок, нужно нормально питаться, а не этими сырами с плесенью. А то Леночка совсем тебя изведет.
Предложение прозвучало как приговор. Андрей вздрогнул, но возразить не посмел. Он лишь бросил на Лену умоляющий взгляд: «Потерпи, пожалуйста, потерпи».
Но Лена больше не могла. Она смотрела на мужа, на его мать, и понимала, что эта игра зашла слишком далеко.
Её терпение, такое долгое, такое всепрощающее, истощилось до последней капли.
Она сделала шаг вперёд.
— Нет, — сказала она. Голос прозвучал непривычно твёрдо и громко, заставив и Андрея, и его мать удивлённо посмотреть на неё.
— Что «нет»? — переспросила свекровь.
Лена выпрямила спину и посмотрела прямо в глаза Тамаре Игоревне.
— Вы не переедете к нам, — отчеканила она. — Никогда. А что касается денег вашего сына… Я бы с радостью на них жила. Правда. Но есть одна небольшая проблема. Уже год, как их просто не существует.
Последние слова повисли в оглушающей пустоте. Лицо Тамары Игоревны вытянулось, она недоверчиво моргнула, словно не расслышала. Андрей застыл, смертельно побледнев.
— Что ты несёшь? — наконец выдавила свекровь, поворачиваясь к сыну. — Андрей, скажи ей, чтобы она замолчала. Скажи, что это ложь!
Андрей молчал. Он смотрел в пол, и это молчание было громче любого признания.
— Ложь?.. — переспросила Лена. В её голосе не было злости, только ледяное спокойствие. — Спросите у него, Тамара Игоревна.
Спросите, почему я последние полгода сплю по четыре часа в сутки. Почему я взяла три дополнительных проекта, от которых отказались другие дизайнеры. Спросите, почему мы перестали ездить в отпуск и ходить в рестораны.
Она сделала паузу, давая словам впитаться.
— Спросите, чьими деньгами мы закрыли долг за его прогоревший бизнес.
Мир Тамары Игоревны рушился прямо на глазах. Её идеальный, успешный сын, её гордость, оказался… неудачником. Её лицо исказилось. Но вместо сочувствия в глазах вспыхнула ярость, и она нашла новую цель.
— Так это ты! — зашипела она, тыча пальцем в Лену. — Это ты его довела! Своими запросами, своими «хочу»! Он не выдержал такого давления! Это из-за тебя он всё потерял!
Андрей вздрогнул от этих слов и наконец поднял голову. Он посмотрел на мать, потом на жену.
На Лену, которая стояла прямая и сильная, больше не скрывая правды. И на мать, которая была готова сжечь всё вокруг, лишь бы не признавать крах своих иллюзий.
— Хватит, мама, — тихо, но твёрдо сказал он.
Тамара Игоревна осеклась.
— Что?
— Хватит, — повторил он громче. — Лена ни в чём не виновата. Это я… я не справился. А она… она тащила нас обоих на себе весь этот год. И ни разу не упрекнула.
Он подошёл к Лене и впервые за долгое время взял её за руку. Его рука была холодной, но хватка — крепкой.
— Эта квартира, вся еда, этот монитор, — он обвёл взглядом комнату, — это всё она. Это её деньги. Её труд. А я… я просто прятался.
Лена посмотрела на него, и в её сердце что-то дрогнуло. Это был не тот сломленный человек, которого она жалела и защищала. Это был её муж.
Тамара Игоревна смотрела на них, открыв рот. Она лишилась своего главного оружия — чувства вины, которое она так умело навязывала.
— Мы сами разберёмся в своей жизни, мам, — продолжил Андрей. — Без твоей помощи. И без твоих проверок. Думаю, тебе пора.
Он говорил спокойно, без надрыва, но в его голосе была сталь. Тамара Игоревна отступила на шаг, поджала губы, схватила свой плащ с вешалки и, не проронив больше ни слова, выскочила за дверь.
Хлопок входной двери прозвучал как выстрел, объявляющий конец войны.
Они остались вдвоём. Андрей всё ещё держал её руку.
— Прости меня, — прошептал он. — За всё. За враньё. За трусость.
Лена смотрела на него. Впереди было много работы — не только той, что на мониторе, а над их отношениями.
Но сейчас, в этой тишине, она впервые за год почувствовала не тяжесть ответственности, а лёгкость. Она не просто отстояла свои границы. Она вернула себе партнёра.
— Разберёмся, — сказала она и сжала его руку в ответ. — Вместе.
