— Мама, вы же сами говорили, что Ника — замечательная девушка. Что изменилось?
— Что изменилось? А то, что твоя «замечательная» десять лет окучивала старуху ради квартиры! — Янина Васильевна постучала ногтем по столу. — И ведь добилась своего!
— Перестаньте, — Дима поморщился. — Вы прекрасно знаете, что Ника заботилась о Софье Петровне просто так. Сколько раз вы сами восхищались, какая она у меня отзывчивая.
— Была отзывчивая, пока не замаячила трешка в центре города, — отрезала Янина Васильевна. — А теперь она у нас, видите ли, законная наследница.
— Не наследница, а получила в дар от человека, за которым ухаживала десять лет, — твердо сказал Дима. — И давайте начистоту: вас злит не то, что Софья Петровна отблагодарила Нику, а то, что эта квартира досталась не вам.
Янина Васильевна побледнела:
— Как ты смеешь! Я думаю о справедливости. У Софьи Петровны есть родственники.
— Которых она десять лет в глаза не видела, — перебил Дима. — А Ника каждый день приходила, готовила, убирала, в поликлинику с ней ходила.
— Вот именно! — торжествующе воскликнула Янина Васильевна. — Втерлась в доверие и окрутила старуху!
Дима встал из-за стола:
— Мама, вы же помните, как все начиналось? Ника просто помогла донести сумки. Просто по-человечески.
Эта сцена произошла через неделю после того, как Софья Петровна пригласила нотариуса и оформила дарственную на квартиру. Но история началась намного раньше, десять лет назад, в обычный осенний день.
Ника возвращалась с работы промозглым октябрьским вечером. У подъезда она заметила пожилую женщину, которая пыталась поднять упавший пакет, но никак не могла справиться с тяжелой ношей.
— Давайте помогу, — Ника подхватила рассыпавшиеся апельсины.
— Спасибо, милая, — женщина благодарно улыбнулась. — Старость не радость, совсем сил нет.
— В какой квартире живете? Я донесу.
— В сорок второй. Четвертый этаж.
По дороге разговорились. Софья Петровна, так звали соседку, оказалась бывшей учительницей математики. Жила одна — муж давно скончался, детей не было.
— Заходи как-нибудь в гости, — предложила старушка, когда они добрались до квартиры. — Чаем угощу.
Ника и не думала, что это приглашение положит начало крепкой дружбе. Но уже через неделю она снова оказалась у Софьи Петровны — занесла свежий хлеб по просьбе соседки. А потом стала заходить регулярно.
— Димка, представляешь, она такие интересные истории рассказывает, — делилась Ника с мужем. — Всю жизнь в школе преподавала, стольких детей выучила.
— Ты у меня добрая душа, — улыбался Дима. — Только не позволяй ей садиться тебе на шею.
Но Софья Петровна и не думала злоупотреблять добротой молодой соседки. Просто им обеим было хорошо вместе — одной не хватало внучки, другой — бабушки.
Каждый вечер после работы Ника забегала проведать старушку. Приносила продукты, готовила ужин, помогала с уборкой. А потом они долго разговаривали за чаем.
— Знаешь, Никуша, — говорила Софья Петровна, — я ведь совсем одна осталась. Есть племянник в Новосибирске, да только когда он последний раз приезжал? Пять лет назад мельком заглянул, и все.
Янина Васильевна поначалу одобряла заботу невестки о соседке:
— Молодец девочка, уважает старших. Вот и моя мама говорила — как ты к старикам относишься, так и к тебе в старости отнесутся.
Но первые звоночки прозвенели, когда Софья Петровна подарила Нике старинную брошь.
— Это семейная реликвия, — объяснила она. — Моя бабушка носила, потом мама. А мне передавать некому.
— Что значит некому? — возмутилась Янина Васильевна, узнав о подарке. — А племянник? У него дочь растет. Нет, неправильно это.
— Мама, какая разница? — удивился Дима. — Софья Петровна сама решает, кому что дарить.
— Ты не понимаешь! Это все неспроста. Втирается твоя Ника в доверие, втирается.
Но Ника продолжала навещать старушку. Вместе они ходили в поликлинику, гуляли в сквере, когда позволяла погода. Софья Петровна все чаще говорила, что Ника стала ей как родная.
Шли годы. Ника родила сына, но даже с маленьким ребенком находила время для пожилой подруги. Часто брала малыша с собой — Софья Петровна души не чаяла в мальчике.
— Вот бы у меня такой внук был, — вздыхала она, наблюдая, как трехлетний Миша строит башню из кубиков.
А потом случилось то, чего никто не ожидал. Софья Петровна пригласила нотариуса и оформила дарственную на квартиру — на Нику.
— Ты заслужила, девочка, — сказала она. — Десять лет как родная дочка за мной ухаживаешь. А я спокойна буду — знаю, что не выгонишь меня.
— Да что вы такое говорите! — расплакалась Ника. — Не нужна мне никакая квартира.
— Нужна, нужна, — настаивала старушка. — У тебя сынок растет, пригодится. Я же вижу, как вы с Димой копите на жилье. А тут готовая квартира, в хорошем районе.
Новость разлетелась быстро. Первой примчалась Янина Васильевна:
— Так я и знала! Десять лет вокруг нее крутилась — и вот результат! — Она повернулась к Нике, скривилась: — Вот и квартира тебе досталась, невестушка. Теперь я к тебе часто буду заходить.
— Что вы такое говорите? — возмутилась Софья Петровна. — Ника чистый человек, никогда ничего не просила.
— Конечно, не просила. Зачем просить, когда можно десять лет изображать бескорыстную помощницу? А потом — раз, и квартира ваша уже ее!
Эта сцена стала началом настоящей войны. Янина Васильевна развернула целую кампанию против невестки. Она обзвонила всех соседей, рассказывая, какая Ника меркантильная особа. Написала письмо племяннику Софьи Петровны.
Через неделю в городе появился Игорь Степанович — тот самый племянник из Новосибирска. Он сразу направился к тете:
— Как же так, тетя Соня? У меня дочь растет, ваша внучатая племянница. А вы чужому человеку квартиру отписываете?
— Чужому? — возмутилась Софья Петровна. — Да Ника мне роднее всех за эти годы стала! А ты где был десять лет? Два раза приехал на пять минут, и все!
— У меня работа, семья.
— А у Ники что, не работа? Не семья? Но она находила время каждый день ко мне заходить. И в больницу со мной ездила, и за продуктами бегала. А главное — разговаривала со мной, слушала. Вы все забыли, что старикам не только уход нужен — им общение необходимо!
Но Игорь Степанович не успокоился. По совету Янины Васильевны он подал в суд, требуя признать дарственную недействительной.
— Моя тетя в преклонном возрасте, она не отдает отчета своим действиям, — заявил он на первом заседании.
— Что?! — возмутилась Софья Петровна. — Да я еще получше некоторых молодых соображаю!
Начались долгие судебные разбирательства. Нику поддерживал муж, но отношения со свекровью испортились окончательно.
Дима все чаще оставался у матери допоздна, пытаясь достучаться до ее разума и совести:
— Мама, вы же сами видели, как Ника заботилась о Софье Петровне все эти годы.
— Конечно, видела! Потому и говорю — все было просчитано!
— Да что просчитано? Когда Ника первый раз помогла ей сумки донести, она даже не знала, есть ли у бабушки квартира в собственности или она служебная, учительская.
— Сын, ты глаза открой! Твоя жена десять лет окучивала старуху. И вот результат — получила трешку в центре!
— Перестаньте, мама! Ника ничего не просила. Это решение самой Софьи Петровны.
— А я тебе говорю — все это неспроста. Вот помяни мое слово, она теперь старуху выживать начнет.
Дима устало качал головой: — Вы же знаете, что это неправда. Ника каждый день к ней ходит, готовит, убирает. Ничего не изменилось.
— Пока не изменилось. Но я эту породу знаю — сначала в доверие втираются, потом квартиру забирают, а потом…
— Достаточно! — Дима стукнул ладонью по столу. — Я не позволю вам оскорблять мою жену. Вы десять лет называли ее «доченькой», восхищались ее добротой. А теперь, когда Софья Петровна сама, по своей воле решила отблагодарить Нику, вы пытаетесь все вывернуть наизнанку.
В это время Ника, как обычно, была у Софьи Петровны. Несмотря на судебные разбирательства, она не прекращала заботиться о старушке.
— Никуша, может, и правда не стоило мне эту дарственную оформлять? Столько проблем тебе создала.
— Софья Петровна, дорогая, не говорите так. Я же не из-за квартиры с вами дружу. А мне Янина Васильевна так и сказала: «Собирай вещи, дорогая. Квартира не твоя, а старушка не в себе». Представляете?
— Знаю, девочка. Потому и решила отблагодарить тебя. Ты даже не представляешь, как скрасила мою старость.
В дверь позвонили. На пороге стояла соседка с пятого этажа, Валентина Сергеевна:
— Софья Петровна, можно с вами поговорить?
— Проходите, Валечка.
— Я вот что хотела сказать. Меня ваш племянник с Яниной Васильевной расспрашивали. Просили подтвердить в суде, что вы в последнее время странно себя ведете, что не в своем уме.
— Что?!
— А я им ответила — стыдно вам должно быть! Софья Петровна в здравом уме и твердой памяти. И правильно сделала, что отблагодарила Нику. Мы же все видели, как она заботилась о вас все эти годы.
— Спасибо, Валечка.
— Да что там. Я еще и другим соседям сказала — если кто в суд вызовет, чтобы правду говорили. Мы же все помним, как Ника к вам прибегала в любое время дня и ночи, если что случится. И в прошлом году, когда вы заболели, три недели к вам по пять раз на дню бегала, хотя сама с маленьким ребенком.
Когда соседка ушла, Софья Петровна достала из серванта старую шкатулку:
— Никуша, я тебе еще кое-что показать хочу. Здесь мои письма подруге, Вере Михайловне. Мы с ней шестьдесят лет дружили, она в прошлом году скончалась. Я ей обо всем писала — она в другом городе жила. Возьми, почитай. А потом в суд отнесешь — пусть видят, что я давно решила тебе квартиру подарить. Не из-за болезни или старческого слабоумия, а по велению сердца.
Ника взяла письма домой. Вечером они с Димой сели читать:
«Дорогая Верочка! Ты не представляешь, какое счастье мне досталось на старости лет. Помнишь, я писала тебе про молодую соседку, которая помогла мне сумки донести? Так вот, она теперь каждый день ко мне заходит. Такая душевная девочка — и поговорит, и по хозяйству поможет. А главное — искренняя, светлая. Первый раз за много лет не чувствую себя одинокой».
Дима молча перебирал пожелтевшие конверты. В каждом письме Софья Петровна с теплотой писала о Нике, о том, как она скрашивает ее одинокую старость.
«Верочка, я решила отблагодарить Нику. Нет, она ничего не просит, даже наоборот — от любых подарков отказывается. Но я вижу, как они с мужем копят на квартиру. А у меня трешка пустует — я ведь только в одной комнате живу. Хочу подарить им — они молодые, им нужнее. Да и спокойнее мне будет — знаю, что в надежные руки квартира попадет».
На следующий день Дима поехал к матери. Он впервые решился высказать все, что накипело:
— Мама, я прочитал письма Софьи Петровны. Она писала о своем решении подарить квартиру Нике еще пять лет назад. Писала, что наконец обрела семью в лице Ники. А вы пытаетесь очернить самые светлые отношения.
— Ты мне чужие письма не показывай! Мало ли что там написано.
— Нет, мама. Я молчал все это время, но теперь хватит. Вы пытаетесь разрушить мою семью. Вы настраиваете всех против Ники, хотя прекрасно знаете — она бескорыстный человек.
— Бескорыстный? А квартира?
— Да при чем тут квартира! Ника десять лет заботилась о Софье Петровне. Когда вы болели в прошлом году, где был ваш брат? Правильно — даже не позвонил. А Ника к вам через день приходила, хотя вы ее постоянно пилили.
Янина Васильевна побледнела:
— Ты мне еще это припомни!
— Я не припоминаю. Я хочу, чтобы вы наконец задумались. Почему вы считаете, что доброта должна оставаться безответной? Почему искренняя забота обязательно должна быть корыстной?
— Сынок, ты не понимаешь…
— Нет, мама, это вы не понимаете. Я больше не позволю вам очернять мою жену. Или вы прекращаете эту войну, или можете забыть о том, что у вас есть сын и внук.
— Ты мне угрожаешь?
— Я ставлю условие. Ника – моя жена. Она мать моего ребенка. И я не позволю даже вам порочить ее репутацию.
В этот момент зазвонил телефон. Звонила Ника:
— Дима, срочно приезжай в суд! Тут такое творится!
В зале суда собрались все соседи. Оказалось, они пришли поддержать Нику и Софью Петровну. Одна за другой поднимались пожилые женщины и рассказывали, как молодая соседка помогала не только Софье Петровне, но и им.
— Моего Барсика только Ника и согласилась к ветеринару везти, когда он заболел, — рассказывала соседка с третьего этажа.
— А мне после гололеда помогла, когда я руку сломала, — вторила другая. — Три недели ко мне заходила, пока я в гипсе была.
Игорь Степанович сидел красный. Он не ожидал такого поворота событий. А потом слово взяла Валентина Сергеевна:
— У меня есть аудиозапись разговора, где Янина Васильевна предлагала мне деньги за лжесвидетельство в суде. Просила подтвердить, что Софья Петровна невменяема, а Ника ее специально опаивает таблетками.
В зале поднялся шум. Судья постучала молоточком:
— Тишина! Подключаем данную запись к материалам дела.
Янина Васильевна вскочила: — Это клевета! Я требую…
— Мама, — тихо сказал Дима. — Вам лучше уйти.
Игорь Степанович поднялся:
— Я хочу отозвать иск. Тетя, простите. Я не знал.
— Чего ты не знал? — спросила Софья Петровна. — Что у старых людей тоже есть сердце? Что мы тоже можем быть благодарными? Десять лет Ника была мне ближе родной дочери. А ты предпочел поверить чужим наветам.
После заседания Ника подошла к свекрови:
— Янина Васильевна, я никогда не держала на вас зла. И сейчас не держу. Но вы должны понять — я не враг вам. Я просто человек, который старается делать добро. И если Софья Петровна решила отблагодарить меня — это ее право.
— Ты еще смеешь со мной разговаривать? Поздравляю с квартирой, невестушка! Только не думай, что я это так оставлю!
— Мама, — вмешался Дима. — Хватит. Ника протягивает вам руку. Не отталкивайте ее. Иначе рискуете остаться в одиночестве, как могла бы остаться Софья Петровна, если бы не чужая доброта.
После суда прошло три месяца. В квартире Софьи Петровны собрались гости — отмечали ее день рождения. Ника, как всегда, накрыла праздничный стол. Пришли соседи, Дима с маленьким Мишей. Неожиданно для всех появилась и Янина Васильевна.
— Можно? — спросила она с порога.
— Проходите, — Софья Петровна кивнула. — Гостям всегда рады.
Янина Васильевна прошла в комнату, огляделась. Все было как прежде — те же занавески, которые они когда-то вместе выбирали с Никой, тот же старенький сервант, те же фотографии на стенах. Ничего не изменилось, хотя прошло уже три месяца с момента дарственной.
— Софья Петровна, — Янина Васильевна достала из сумки коробку конфет. — Я хотела извиниться. Перед вами. И перед Никой.
— Присаживайтесь, — Софья Петровна подвинула стул. — Чай как раз готов.
Ника разливала чай по чашкам. Руки чуть дрожали — она не ожидала такого поворота событий.
— Я была неправа, — продолжила Янина Васильевна. — Эти месяцы многое переосмыслила. Знаете, когда я заболела на прошлой неделе, ко мне никто не пришел. Брат сказал — далеко живет. Подруги сослались на занятость. А Ника принесла бульон и лекарства. Хотя я… я не заслужила.
— Не говорите так, — откликнулась Ника. — Вы мать моего мужа. Как я могла не помочь?
— Вот именно, — Софья Петровна взяла свою чашку. — В этом вся Ника. Для нее помощь другим — это естественно, как дышать.
Маленький Миша подбежал к Янине Васильевне:
— Бабушка, смотри, что я нарисовал!
Она взяла рисунок дрожащими руками. На листе бумаги были изображены четыре фигуры: «мама», «папа», «я» и две «бабушки».
— Почему две? — спросила Янина Васильевна.
— Потому что ты моя бабушка и Софья Петровна тоже моя бабушка, — объяснил мальчик. — Мама сказала, что у меня теперь две бабушки.
Янина Васильевна закрыла лицо руками:
— Простите меня. Я… я все испортила. Своими подозрениями, своей ревностью.
— Ничего вы не испортили, — мягко сказала Софья Петровна. — Все можно исправить. Главное — понять свои ошибки.
— Я поняла. Знаете, когда лежала с температурой и думала — почему Ника пришла? Почему помогла, несмотря на все мои слова, поступки? И вдруг осознала — она просто не умеет иначе. Для нее помощь другим — это часть ее сущности.
Дима обнял мать: — Спасибо, мама. Я так ждал этих слов.
— Я долго не могла принять, что такие люди существуют, — призналась Янина Васильевна. — Мне казалось — всегда есть какой-то умысел, корысть. А потом поняла — иногда доброта это просто доброта. Без условий и ожиданий.
Вечер продолжался. Софья Петровна рассказывала истории из своей учительской практики, соседи вспоминали забавные случаи из жизни дома, Миша показывал всем свои рисунки. А Ника смотрела на этих людей — таких разных, но ставших ей родными — и думала, что счастье измеряется не квадратными метрами, а теплотой человеческих отношений.
