— Слушай сюда, соплячка! Я скоро буду женой твоего отца, и если ты будешь пихать мне палки в колёса, то, поверь, он отвезёт тебя к твоей баб

— Нет, ну ты представляешь, он мне такой: «Может, скромнее?». Я чуть кофе не поперхнулась. Скромнее! Это после пяти лет ожидания!

Кристина с нарочито громким стуком поставила на глянцевую столешницу свою чашку. Две её подруги, Лера и Оля, расположившиеся за кухонным островом, понимающе захихикали. Воздух на кухне был густым от запаха дорогого кофе и самодовольства. Кристина, облачённая в шёлковый домашний халат, который стоил больше, чем средняя зарплата в их городе, чувствовала себя королевой в завоёванном замке. Эта кухня с её встроенной техникой, идеальными фасадами и панорамным окном была её главным трофеем.

— Андрей на тебя просто молится, — лениво протянула Лера, поднося к губам тонкую сигарету. — Какое «скромнее»? Он должен был принести тебе самое большое кольцо, которое только смог найти, и благодарить богов, что ты вообще на него посмотрела.

— Вот и я о том же, — подхватила Кристина, оглядывая свой безупречный маникюр, на фоне которого сверкал тот самый, далеко не скромный бриллиант. — В конце концов, я вхожу в семью, где уже есть… — она сделала многозначительную паузу, — …определённый багаж. Это требует компенсации.

Оля, всегда более прямолинейная, хмыкнула в свою чашку.

— А детишки-то как? Привыкают к новой маме?

Кристина дёрнула плечом, изображая полное безразличие.

— Нормально. Сидят там, не отсвечивают. Лиза эта вечно с учебниками, а мелкий вообще как мебель, его не видно и не слышно. Андрей с ними носится, ну и пусть. Моё дело — дом, а не их сопли.

Именно в этот момент из гостиной, примыкающей к кухне через широкий проём, донёсся первый звук. Тоненький, писклявый смех какого-то мультяшного существа. Затем заиграла пронзительная мелодия, состоящая из трёх идиотских нот, которые повторялись снова и снова. Кристина поморщилась, будто от зубной боли. Лера сочувственно скривила губы.

В гостиной десятилетняя Лиза с облегчением закрыла учебник по математике. Все примеры решены, задача под звёздочкой тоже. Она с чистой совестью взяла пульт и включила свой любимый мультсериал. Её младший брат Миша, сидевший на полу в углу, оторвался от сборки сложного конструктора и с интересом уставился на экран. Для них это был привычный ритуал: сначала уроки, потом полчаса мультиков перед ужином. Тихий и незыблемый порядок их маленького мира, который установился после ухода мамы.

— Боже, что за дебильная музыка? — прошипела Лера, стряхивая пепел в массивную хрустальную пепельницу, которую Кристина поставила в центр стола как символ своего нового статуса.

— Это их мультики, — процедила Кристина, чувствуя, как внутри закипает глухое раздражение. Этот звук был чужеродным. Он разрушал её идеальную картину — взрослую, респектабельную, где нет места дурацким песенкам. Он был напоминанием о том, что этот дом принадлежит не только ей.

На экране один из щенков с визгом скатился с горки и плюхнулся в лужу. Звук был громким, сочным, сопровождался заливистым детским смехом. Миша на полу тихонько хихикнул в унисон. Разговор на кухне сбился. Подруги замолчали, вопросительно глядя на Кристину. В их взглядах читалось немое: «И ты будешь это терпеть?». Для неё это был вызов. Проверка её власти. Она должна была продемонстрировать, кто здесь устанавливает правила.

— Это просто невозможно, — тон её голоса стал твёрдым, как сталь. — Она что, на всю громкость его врубила?

— Надо их приучать к порядку, — авторитетно заявила Лера, затягиваясь сигаретой. — А то сядут на шею, и не заметишь. Ты хозяйка, ты и решаешь, что в этом доме слушать.

Кристина медленно поднялась. Её движения были плавными, но в них чувствовалась сжатая пружина. Она не сказала больше ни слова. Бросив на подруг короткий взгляд, означавший «смотрите и учитесь», она решительно направилась в сторону гостиной. Она шла не просить, не договариваться. Она шла наводить свой порядок.

Кристина вошла в гостиную не как гостья, а как инспектор, прибывший на место происшествия. Её шёлковый халат, который на кухне казался верхом расслабленной роскоши, здесь, в полумраке комнаты, освещённой лишь мерцающим экраном, выглядел как облачение палача. Подруги остались за спиной, их силуэты в дверном проёме были похожи на свиту, с интересом ожидающую показательной порки. Кристина не посмотрела на детей. Её взгляд был прикован к источнику раздражения — большому плазменному телевизору.

Она пересекла комнату несколькими быстрыми, бесшумными шагами. Лиза, поглощённая приключениями мультяшных щенков, заметила её лишь в последний момент, когда тень Кристины упала на ковёр. Девочка инстинктивно вжала голову в плечи. Кристина, не произнеся ни слова, наклонилась и с резким, выверенным движением выдернула вилку из розетки.

Экран погас мгновенно. Звук оборвался на середине весёлой фразы, оставив после себя плотное, оглушающее молчание. Картинка схлопнулась в крошечную белую точку и исчезла. Миша, сидевший в своём углу, замер с деталью конструктора в руке. Весь их уютный маленький мир только что был грубо выключен одним движением чужой, ухоженной руки.

Лиза оторвала ошеломлённый взгляд от мёртвого экрана и посмотрела на Кристину. В её детском сознании это действие было абсолютно иррациональным. Нарушением всех правил.

— Ты зачем выключила? — в голосе девочки не было вызова, только искреннее недоумение.

— Нам папа разрешил.

Кристина медленно повернула голову. На её лице застыла брезгливая, снисходительная улыбка. Она смотрела на Лизу сверху вниз, как на назойливое насекомое.

— Ты мешаешь взрослым, — прошипела она. Каждое слово было пропитано ядом. — У нас свои разговоры, и твой писк нам не нужен.

— Но мы же сделали уроки… — попыталась возразить Лиза, апеллируя к справедливости, в которую ещё верила. — И звук был негромкий…

Это была ошибка. Последняя капля, переполнившая чашу презрения Кристины. Она сделала шаг вперёд и резко наклонилась, оказавшись лицом к лицу с девочкой. Её глаза, красиво подведённые дорогой косметикой, сейчас смотрели холодно и зло. Запах её духов, который раньше казался Лизе праздничным, теперь душил. Она видела близко-близко её идеально выщипанные брови, тонкие, плотно сжатые губы.

В этот момент в углу дивана произошло едва заметное движение. Семилетний Миша, чьё главное умение было — быть незаметным, сполз ещё ниже за большую диванную подушку. Когда Кристина двинулась на сестру, в нём сработал какой-то древний детский инстинкт самосохранения. Его рука метнулась к лежащему на диване телефону Лизы. Он не думал, что делает. Его пальцы, привыкшие к сенсорным экранам, сами нашли иконку камеры и нажали на красную кнопку записи. Прямоугольник холодного стекла и металла стал его единственным щитом.

Кристина, не замечая ничего вокруг, сфокусировала всю свою злость на лице испуганного ребёнка. Она понизила голос до ледяного, угрожающего шёпота, который был страшнее любого крика.

— Слушай сюда, соплячка! Я скоро буду женой твоего отца, и если ты будешь пихать мне палки в колёса, то, поверь, он отвезёт тебя к твоей бабке, и ты его больше не увидишь! Поняла меня?!

Она не ждала ответа. Она выпрямилась, бросив на застывшую Лизу последний победоносный взгляд. Её миссия была выполнена. Демонстрация власти прошла успешно. С чувством полного превосходства она развернулась и, качнув бёдрами, направилась обратно на кухню, к своим подругам, которые наверняка оценят её решительность.

— Ну что, посмотрели? — победоносно бросила Кристина, возвращаясь на кухню. Она плюхнулась на свой стул с видом полководца, только что подавившего мелкий бунт в отдалённой провинции. На её лице играла самодовольная улыбка.

— Жёстко ты с ней, — с одобрительной усмешкой протянула Лера, элегантно затушив сигарету. — Но правильно. Надо сразу показывать, кто в доме хозяин. Иначе потом всю жизнь будешь под их дудку плясать.

— Да она сама напросилась, — отмахнулась Кристина, наливая себе ещё кофе. Руки её не дрожали. Она была абсолютно уверена в своей правоте. — Надо понимать своё место. Её место — в своей комнате с книжками, а не со своими дурацкими мультиками во взрослом пространстве.

— А отец не будет против? — с практичным интересом поинтересовалась Оля, откусывая кусочек печенья. — Он же вроде за них горой.

Кристина фыркнула.

— Ой, да что он поймёт? Я скажу, что она мне нахамила. Что я спокойно попросила сделать потише, а она начала права качать. Андрей ненавидит, когда дети хамят. Он всегда на моей стороне будет, куда он денется. Ладно, девочки, хватит об этом. Давайте лучше про ресторан. Я тут присмотрела один, с панорамным видом на реку…

Разговор на кухне снова вернулся в своё привычное русло — обсуждение платьев, гостей, меню и медового месяца на Мальдивах. Смех зазвучал с новой силой. Фигурка маленькой девочки, только что получившей прямую угрозу, была немедленно вытеснена из сознания всех троих. Она была лишь мелкой помехой, досадным недоразумением на пути к красивой жизни.

А в гостиной воздух был другим. Тяжёлым, вязким, словно его можно было потрогать. Лиза так и сидела на краю дивана, не шевелясь. Она смотрела на пустой чёрный прямоугольник телевизора, но видела перед собой искажённое злобой лицо Кристины. Слова, произнесённые ледяным шёпотом, въелись в её мозг, пульсируя и обжигая. «Отвезёт к бабке…», «…больше его не увидишь». Это была не просто угроза. Это был приговор, который вынесла чужая, страшная женщина, и Лиза не сомневалась, что та способна привести его в исполнение. Она чувствовала себя крошечной и абсолютно беззащитной.

Миша осторожно вылез из-за диванной подушки. Он больше не смотрел на сестру. Он смотрел на телефон в своих руках. Маленький экранчик светился. Он нажал на стоп. Затем, поколебавшись секунду, открыл галерею и включил воспроизведение. Из динамика раздался искажённый, шипящий голос Кристины, произносящий те самые слова. Миша поморщился. Даже в записи этот шёпот вызывал мурашки. Он поднялся и на негнущихся ногах подошёл к сестре.

— Лиза…

Она не отреагировала. Он тронул её за плечо.

— Лиза, смотри.

Девочка медленно повернула голову. Её глаза были пустыми. Миша молча протянул ей телефон. Она взяла его, её пальцы были холодными. На экране она увидела себя — маленькую, испуганную, и над ней — нависающую, как хищная птица, Кристину. Она услышала этот голос со стороны и вздрогнула. Увидеть и услышать это в записи было ещё страшнее, чем пережить. Это было доказательство. Неоспоримое, задокументированное зло.

Она досмотрела короткий ролик до конца и подняла на брата глаза, в которых больше не было пустоты. Там был страх, смешанный с чем-то новым — с холодной, детской решимостью.

— Удали, — прошептала она. — Она узнает и…

— Нет, — твёрдо ответил Миша, и в его голосе прорезались неожиданные нотки. — Надо папе.

Лиза смотрела на него. На своего младшего брата, который всегда прятался за неё. Сейчас он не прятался. Он предлагал бой. Она снова перевела взгляд на телефон. Угроза Кристины была реальной. Но вера в отца, в их главного и единственного защитника, была сильнее. Если есть хоть один шанс, что он поверит им, а не ей, этот шанс нужно использовать.

— Хорошо, — её голос окреп. — Покажем папе. Она отдала телефон брату. Он спрятал его в игрушках. Они больше не говорили ни слова. Они просто сели рядом на диване, плечом к плечу, и стали ждать. Два маленьких заговорщика в тихой гостиной, за стеной которой беззаботно смеялись взрослые, даже не подозревавшие, что обратный отсчёт уже запущен.

Ключ в замке повернулся с привычным щелчком — звук, который всегда делил день на «до» и «после». Андрей вошёл в квартиру, сбрасывая на ходу усталость рабочего дня. Он ждал привычного вечера: гул телевизора, запах ужина, который готовила Кристина, и обычную детскую возню. Но дом встретил его неправильной, густой тишиной. Только с кухни доносился приглушённый смех Кристины и её подруг.

— Я дома! — крикнул он в пустоту коридора.

Никто не выбежал ему навстречу. Он прошёл в гостиную, по пути ослабляя узел галстука. Дети сидели на диване. Не так, как обычно — развалившись, толкая друг друга, — а прямо, плечом к плечу, как маленькая, полная мрачной решимости делегация. Телевизор был выключен. Миша сжимал в руке конструктор, а Лиза просто смотрела перед собой. Их лица были неестественно серьёзными.

— Привет, бойцы. Что случилось? Почему так тихо?

Его голос прозвучал слишком бодро в этой напряжённой атмосфере. Он присел на корточки перед ними, пытаясь заглянуть в глаза.

— Всё в порядке?

Лиза медленно перевела на него взгляд. В нём не было ни обиды, ни просьбы о помощи. Только тяжёлая, взрослая усталость. Она не сказала ни слова. Молча, с какой-то ритуальной медлительностью, она взяла из рук брата телефон и протянула его отцу. Андрей нахмурился, не понимая. Он взял холодный аппарат. Экран был уже разблокирован, на нём была открыта видеозапись.

— Что это, Лиз? Новый мультик? — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.

Лиза лишь отрицательно качнула головой. Андрей вздохнул и нажал на кнопку воспроизведения. В первые секунды он видел только кусок дивана и ноги Лизы. Затем камера дрогнула, и в кадре появилось лицо Кристины, искажённое злобой. Он услышал её ледяной, ядовитый шёпот. Каждое слово впивалось в его сознание, как раскалённая игла. «Слушай сюда, соплячка… отвезёт тебя к твоей бабке… ты его больше не увидишь… Поняла меня?!». Из кухни в этот самый момент донёсся особенно громкий взрыв смеха Кристины, обсуждавшей что-то весёлое с подругами. Этот контраст — счастливый смех и записанная на видео ледяная угроза — ударил Андрея под дых.

Он досмотрел ролик до конца. Его лицо не исказилось гневом. Оно стало неподвижным, словно высеченным из серого камня. Пропали все мелкие морщинки усталости, все тени. Осталась только жёсткая, холодная маска. Он медленно поднялся. Его движения стали точными и экономичными, как у хирурга перед сложной операцией. Он не пошёл на кухню. Он просто встал в проёме, глядя на веселящуюся компанию.

— Кристина.

Его голос был тихим, лишённым каких-либо эмоций, и от этого он прозвучал громче любого крика. Смех на кухне оборвался. Кристина обернулась, на её лице всё ещё играла улыбка. — Андрюш, ты уже пришёл? А мы тут… Она осеклась, увидев его лицо.

— Подойди сюда, — так же тихо сказал он.

Что-то в его тоне заставило её подняться. Она подошла, недоумевающе глядя на него, потом на застывших в гостиной детей. Андрей не повышал голоса. Он просто протянул ей телефон.

— Что это? — спросил он.

Кристина посмотрела на экран, где застыл её собственный перекошенный злобой профиль. Краска отхлынула от её лица. Она начала быстро, сбивчиво говорить.

— Андрей, это не то, что ты подумал! Они меня сами спровоцировали! Эта девчонка, она специально включила громко, она мне хамила, я просто…

Андрей поднял руку, не касаясь её, но этот жест заставил её замолчать на полуслове.

— Ты угрожала моему ребёнку, — произнёс он, чеканя каждое слово. — В моём доме. Ты говорила ей, что я от неё откажусь.

Он сделал паузу, глядя ей прямо в глаза холодным, пустым взглядом.

— Всё, что я к тебе чувствовал, только что умерло. Навсегда.

Она смотрела на него, её рот был полуоткрыт, она хотела что-то сказать, возразить, оправдаться, но слова не шли. Она поняла, что перед ней стоит не любящий мужчина, а чужой, непреклонный судья, уже вынесший приговор.

— Собирайся, — сказал он тем же мёртвым голосом. — Твои вещи. Сейчас. Я вызову тебе такси.

Он развернулся, не удостоив её больше взглядом. Он прошёл в гостиную и сел на диван между своими детьми, притянув их к себе. Он обнял их крепко, уткнувшись лицом в макушку Лизы. На кухне застыли шокированные подруги. Кристина так и осталась стоять в проёме, одна, в одно мгновение потеряв всё: жениха, дом, будущее. Она была стёрта. Вычеркнута из их жизни окончательно и бесповоротно…

Оцените статью
— Слушай сюда, соплячка! Я скоро буду женой твоего отца, и если ты будешь пихать мне палки в колёса, то, поверь, он отвезёт тебя к твоей баб
Ким Кардашьян топлесс и коньками на шее стала звездой ретро-обложки