Русская уехала к чёрному мужу в Африку. Все ждали, что вернётся. А она построила империю

Она динамила его почти год. А потом — чемодан, паспорт, билет в один конец.

Всё просто: русская девушка улетела в Африку. Не в отпуск, не на сафари — жить.

Мария Гуляева, обычная ростовская экономистка, ещё недавно крутила ручку на банковском калькуляторе и мечтала максимум о новой должности. Ни экзотики, ни страсти, ни сценариев из мелодрамы — пока не появился он. Лубинда Хаабазока. Африканец, шутник, кавээнщик, который выучил русский язык быстрее, чем она успела понять, что это — не просто парень «с интересной историей».

Он прилетел в Россию в конце девяностых, мерз под ростовским снегом и покупал куртки, которые не спасали от ветра. Учился, смеялся, шутил про себя на сцене, и публика хлопала, не замечая, как на сцене человек из Замбии превращался в часть русской реальности.

Comedy Club называл его «чёрным золотом» — и это звучало не как эпитет, а как знак. Юмор был для него щитом, способным растопить любой лёд. Кроме одного — женского.

Мария, когда он впервые написал ей, ответила вежливо. Потом — холодно. Потом — никак. Соглашалась на свидания и не приходила. А он не сдавался. Не обижался, не устраивал сцен, просто снова писал: «Может, на этот раз?»

И вот — корпоратив, шампанское, конец 2009-го. Она выходит из ресторана, открывает телефон — и отвечает «да». В ту ночь судьба, возможно, просто устала ждать.

Он был внимателен, деликатен и странно настоящий. Не из тех, кто говорит «малышка» через полчаса после знакомства. Букет — как из кино, звонки — без давления, забота — будто из старого мира, где мужчины ещё помнили, что значит быть опорой.

Но потом он сказал, что уезжает домой. В Замбию.

Туда, где солнце жжёт с утра, где дети бегают босиком, где не работает ни одно из её представлений о «правильной жизни». И Мария стояла в аэропорту, глядя, как он проходит контроль, и впервые за долгое время не знала — что сильнее: страх или любовь.

Через несколько месяцев он позвал её к себе. Не в гости — насовсем.

Замбия. Пыль, жара и новая жизнь

Первые минуты в Лусаке пахли жареной кукурузой, бензином и чужой жизнью.

Мария стояла на выходе из аэропорта с чемоданом, а воздух будто лип к коже — густой, тёплый, непривычный. Всё казалось неправильным: небо слишком низким, солнце слишком близким, люди — слишком открытыми.

Но он был там — Лубинда. В белой рубашке, с тем самым смехом, который она уже слышала в наушниках, когда скучала по нему в Ростове. Он обнял её крепко, будто боялся, что передумает. И всё.

С этого началась её новая жизнь — без гарантий, без инструкций, без «плана Б».

Вскоре он отвёз её к водопаду Виктория. Там, где шум воды глушит мысли. Где чувствуешь себя песчинкой — и вдруг понимаешь, что в этой песчинке может поместиться целая судьба. Он встал на одно колено. Не с кольцом из витрины, а с тем, что купил на рынке в Лусаке. Мария сказала «да», хотя внутри всё кричало: «Подожди, ты не знаешь, что будет дальше!»

Свадьба была — две. Одна — тихая, в Замбии, с барабанами и танцами. Вторая — шумная, по-русски, в Ростове. Там, где подруги, шампанское, белое платье и мама, плачущая за столом. После этого она улетела обратно — в Африку, уже навсегда.

Первые годы — как война без врага.

Она не знала языка. Не понимала, почему в магазинах продавцы улыбаются не потому, что рады, а потому, что так принято. Не умела торговаться, не знала, как выглядит настоящая жара, когда кондиционер не спасает, а холодная вода — роскошь.

Лубинда всё время был занят. Он преподавал в университете, писал книги, строил карьеру — с тем же упорством, с каким когда-то добивался её. Дом, быт, одиночество — всё на ней.

Она учила английский, искала продукты, училась жарить кукурузу по-замбийски и не сойти с ума от ностальгии. Иногда подходила к окну и представляла, как за тем горизонтом — её город, Ростов, где зима пахнет дымом, а не пылью.

Несколько раз собирала чемодан. Но не улетела.

Потому что в какой-то момент поняла: вернуться — значит признать поражение.

А потом родилась дочь. Кира. Белокожая, с чёрными кудрями.

Мария впервые увидела, что из двух разных миров может родиться не конфликт, а гармония.

Позже появился сын — Кевин. Оба ребёнка родились в России: Мария летала специально, чтобы они знали, откуда их корни.

Лубинда стал директором Высшей школы бизнеса, президентом Экономической ассоциации Замбии, советником правительства. Вёл передачи, консультировал международные фонды. Он поднимался вверх, а она — держала дом, как фундамент, чтобы всё это не рухнуло.

Снаружи — красивая история: африканский профессор и русская красавица, живущие под солнцем.

Внутри — труд, одиночество, борьба с собой и постоянное ощущение, что ты чужая.

Дом, который она построила

Когда чужая страна перестаёт быть экзотикой — начинается настоящая жизнь.

Мария больше не удивлялась, что сосед может зайти без стука, что электричество отключают на сутки, а дети босиком бегут по пыльной дороге к школе. Она перестала сравнивать — просто жила.

С каждым годом их дом рос. Не только в квадратных метрах — в смысле.

Вокруг вырастали манго и бананы, на веранде стояли старые русские кресла, привезённые с грузом из Ростова. Стены — как мост между двумя мирами. В кухне — самовар и африканские специи. В детской — карты России и Замбии, рядом.

Мария привыкла быть женой человека, у которого всегда расписан день — встречи, университет, телевидение, политика. Он успевал всё, кроме одного — быть рядом. И она это принимала.

Иногда звонила матери, слушала голос из Ростова и чувствовала, как внутри будто хрустит старое тепло — то самое, домашнее, к которому уже не вернёшься.

Но она не была жертвой. Она была хозяйкой.

Пока Лубинда летал по конференциям, Мария занималась всем — дом, дети, стройка, счета, работники, ферма. Да, у них была прислуга. В Замбии это не роскошь, а традиция: если можешь платить — даёшь работу тем, кому она нужна. И в их доме всегда кипела жизнь — кто-то мыл полы, кто-то жарил рыбу, кто-то нянчил малыша.

На ферме, за городом, жили две семьи, помогавшие по хозяйству. Там росли ананасы, овощи, немного скота. Для Марии это было не бизнесом, а убежищем — местом, где можно просто дышать.

Она приезжала туда по выходным, садилась на крыльцо и смотрела, как солнце уходит за баобабы. В такие моменты Африка переставала быть чужой.

В 2020-м, когда пандемия остановила весь мир, в ней проснулась энергия, которую невозможно было заглушить. Она поняла, что хочет работать — не ради денег, ради себя.

Так появилась её финансовая компания. Несколько сотрудников, офис, клиенты. Маленькое, но своё.

И тогда в ней что-то встало на место.

Те 15 лет, что прошли с момента, как она впервые ответила на сообщение от того самого Лубинды, вдруг сложились в картину.

Не «жертва любви», не «экзотическая история русской в Африке» — а путь женщины, которая выбрала не комфорт, а смысл.

Теперь у них двое детей — спортсмены, чемпионы по плаванию. Кира уже брала золото Замбии, Кевин тренируется по её стопам. Мария гордится этим больше, чем любыми титулами мужа.

Она ведёт блог о жизни в Замбии. Без позолоты и туристического блеска — с честными деталями.

Пишет, что здесь нет ПДД, но есть космическая программа. Что бедность — не стыд, а реальность. Что страна, о которой многие судят по мифам, умеет радоваться жизни сильнее, чем благополучные европейцы.

Она говорит про Африку без фильтров. И про любовь — тоже.

Её муж — занят, влиятелен, уважаем. Но дома он остаётся тем, кто приносит детям мороженое и гладит жену по плечу, когда она засыпает.

И, может быть, именно это и есть формула счастья — не идеальный брак, а брак, который пережил реальность.

Пятнадцать лет назад она закрыла дверь ростовской квартиры и улетела в мир, где не знала никого.

Сегодня у неё — дом, дети, бизнес, и страна, ставшая не «второй родиной», а просто родиной. Без цифр и сравнений.

А если спросить её, стоило ли — она, вероятно, улыбнётся и скажет:

«Да. Потому что любовь — это не билет в рай. Это билет туда, где ты становишься собой».

Оцените статью
Русская уехала к чёрному мужу в Африку. Все ждали, что вернётся. А она построила империю
«Вижу, как прижимаю тебя к груди»: Меган Фокс впервые заговорила о перенесенном выкидыше