Кухонные занавески колыхнулись от ветра, и я вздрогнула. На мгновение показалось, что это Петя вернулся. Три месяца прошло с похорон, а я всё ещё ловлю себя на этих мыслях. Словно муж просто вышел в магазин, задержался где-то по делам, а не… Слёзы снова подкатили к горлу.
Последние дни осени выдались пронзительно холодными. Ветер носился между домами нашего посёлка как сумасшедший, срывая последние листья с деревьев. Я поёжилась и плотнее закуталась в домашний халат — просторный, с цветочками, подарок дочери на прошлое восьмое марта.
Дети, как это часто бывает, дарят то, что хотели бы сами получить в подарок. Оленька всегда любила эти цветастые узоры, а я бы предпочла что-нибудь однотонное. Но сейчас этот халат стал моим талисманом, как будто кусочек тепла, оставленный дочерью перед отъездом в столицу.
Чайник запел на плите. В доме, который мы с Петей строили почти двадцать лет, было тихо. В углу, возле стены, стояла его тапочки. Я не убирала их, хотя Ольга говорила, что пора. Наверное, она права. Нельзя цепляться за прошлое. Но как отпустить человека, с которым прожила тридцать лет? Тридцать лет, шесть месяцев и семнадцать дней — если быть точной.
Я налила чай и подошла к окну. Из него открывался вид на сад, который мы разбили пять лет назад. Яблони ещё совсем молодые, но в этом году дали первый урожай. Петя радовался как ребёнок, всё повторял: «Видишь, Галя, я же говорил, что дождёмся своих яблок». А теперь он не увидит, как они будут плодоносить в следующем году и через год…
За окном мелькнула знакомая фигура — Виктор, брат Пети. Рядом с ним его жена Лариса. И судя по целеустремлённой походке, они направлялись ко мне. Сердце неприятно сжалось. С тех пор как Пети не стало, что-то изменилось в их отношении ко мне.
Раньше мы просто поддерживали формальное общение — праздники, дни рождения, иногда помощь по хозяйству. Но сейчас…
Звонок в дверь прозвучал резко, нервно. Два коротких звонка — так всегда звонила Лариса. Я поправила волосы, затянула потуже пояс халата и пошла открывать.
— Галина, добрый день, — Виктор стоял, засунув руки в карманы куртки. — Можно войти?
В дом они вошли, как будто на деловую встречу — не разуваясь, только скинув верхнюю одежду на вешалку в прихожей. Лариса окинула взглядом кухню, задержавшись на фотографии Пети, стоящей на полке.
— Чай будете? — спросила я, хотя по их лицам было понятно, что они пришли не чаи гонять.
— Нет, спасибо, — Виктор откашлялся. — Мы по делу, Галина.
Лариса присела на краешек стула, сложив руки на коленях.
— Галя, мы хотели поговорить о даче, — начала она. — Ты же знаешь, что Витя давал Пете деньги на строительство. Немаленькие деньги, между прочим.
Я замерла с чашкой в руках. Конечно, я знала, что когда-то, лет пятнадцать назад, когда мы только купили участок, Виктор одолжил Пете сумму на первый взнос. Но эти деньги были возвращены. Я сама относила конверт с наличными Ларисе, когда Петя был в командировке.
— Лариса, но ведь Петя вернул вам те деньги, — тихо сказала я. — Это было давно, ещё до того, как мы начали строительство.
Виктор поморщился и махнул рукой:
— Речь не о тех деньгах. Петя брал у меня ещё, когда начинал пристройку. Ты, может, и не знаешь — между братьями такие вещи часто остаются. А теперь, когда его нет… В общем, мы считаем, что имеем право на свою долю.
Я смотрела на них и чувствовала, как внутри нарастает что-то похожее на ужас. Дача, наша маленькая дача на берегу озера… Петя всегда говорил: «Это наше место, Галя. Когда-нибудь мы будем здесь жить, когда выйдем на пенсию». Мы не успели. Он не успел.
— Какую долю? — мой голос дрогнул.
— Ну, мы посчитали, — деловито начала Лариса, — примерно половина дачи строилась на наши деньги. Значит, мы имеем право на половину.
Я опустилась на стул. Половина дачи. Они хотят забрать половину того, что мы с Петей строили все эти годы. Каждая доска на веранде, каждый кустик сирени у забора — всё это наши с ним выходные, наши разговоры до поздней ночи, наши мечты.
— Но у вас ведь нет документов, — я пыталась говорить спокойно. — Дача оформлена на меня.
Виктор нахмурился:
— Галя, ну ты чего? Мы же семья. Какие могут быть документы между родственниками? Петя всегда говорил, что дача — это общее семейное дело.
Лариса подалась вперёд:
— И потом, если ты откажешься, нам придётся идти в суд. Ты этого хочешь? Чтобы все соседи знали, как вдова отказывается признавать права родственников мужа? Подумай о своей репутации.
Меня затрясло. Я сжала в руках чашку так сильно, что испугалась — сейчас треснет.
— Мне нужно подумать, — только и смогла выдавить я.
— Конечно, подумай, — Виктор встал. — Мы дадим тебе неделю. А потом либо мы договоримся по-хорошему, либо… Сама понимаешь.
Когда они ушли, я долго сидела неподвижно. За окном совсем стемнело. В голове крутились обрывки фраз — «имеем право», «придётся идти в суд», «подумай о репутации». Я вспомнила, как незадолго до своей смерти Петя сказал: «Всё на тебя записано, это твоё. Не волнуйся ни о чём». Как будто предчувствовал что-то.
Телефонный звонок раздался, когда я уже собиралась ложиться спать.
— Мама? — голос Ольги звучал тревожно. — Что случилось? Ты плакала?
Я не собиралась ей ничего рассказывать. Не хотела тревожить — у неё своя жизнь, работа в юридической фирме, новый роман с коллегой. Но голос дочери, тёплый и родной, сломал все барьеры.
— Приходили Виктор с Ларисой, — я старалась говорить ровно. — Они хотят отсудить у меня половину дачи. Говорят, что Петя брал у них деньги…
— Что?! — Ольга даже задохнулась от возмущения. — И ты поверила? Мама, папа никогда…
— Я не знаю, доченька, — я вытерла слёзы. — Может, и правда брал, а мне не говорил. Твой отец был гордым, не хотел, чтобы я знала о финансовых проблемах.
На другом конце провода воцарилось молчание.
— Мама, — наконец сказала Ольга, и я услышала в её голосе что-то новое, твёрдое, — я приеду в выходные. Не вздумай ничего им обещать, слышишь? Ни полдачи, ни четверть, вообще ничего. Это наше с тобой имущество, и никто не имеет права на него претендовать.
— Но они грозятся подать в суд…
— Пусть подают, — отрезала Ольга. — У нас все документы в порядке. А теперь расскажи мне подробно, что они говорили.
Я рассказала всё — про визит, про разговор, про угрозы. С каждым словом мне становилось легче, как будто я сбрасывала тяжесть, которая давила на плечи с самого их ухода.
— Мама, — сказала Ольга, когда я замолчала, — запомни: ты ничего им не должна. Это твой дом, твоя дача, твоя жизнь. И ты имеешь полное право распоряжаться всем этим так, как считаешь нужным.
После разговора с дочерью я впервые за много дней заснула спокойно.
Ольга приехала в пятницу вечером — стремительная, красивая, так похожая на Петю в молодости. Тот же решительный взгляд, та же манера говорить — чётко, без лишних слов. Она привезла с собой папку с документами и своего коллегу — молодого юриста Андрея.
— Мама, это Андрей, — представила она. — Он специализируется на наследственных делах.
Андрей сжал мою ладонь — решительно и как-то по-мужски основательно.
— Галина Павловна, даже не переживайте, — в его голосе звучала такая уверенность, что я невольно выпрямила спину. — Разобрался я с вашим делом от и до. По закону нашему эти родственнички не имеют никаких прав на дом и дачу, раз документы на вас оформлены.
— Неужели? — внутри затеплилась робкая надежда, которую я боялась спугнуть.
— Абсолютная правда, — кивнул Андрей. — Но нам нужно подготовиться. На всякий случай.
Весь вечер мы сидели за кухонным столом, разбирая документы. Свидетельства о собственности, квитанции об оплате, старые договоры… Андрей раскладывал документы перед нами — аккуратно, неторопливо, с каким-то особым порядком. Временами брал карандаш и что-то подчёркивал, делал пометки на полях.
— Смотрите-ка сюда, — он развернул ко мне банковскую выписку, ткнув пальцем в колонку цифр. — Вот здесь чёрным по белому: первый платёж за дачный участок прошёл с вашей с Петром карточки. И нигде ни копейки от этого Виктора не видно.
— Но он говорит, что давал наличными, — вздохнула я.
— А доказательства у него есть? — спросила Ольга. — Расписка? Свидетели? Что-нибудь?
Я покачала головой:
— Не знаю. Он ничего такого не показывал.
— Значит, нет у него ничего, — Андрей хлопнул ладонью по столу. — Будь хоть какая-то бумажка — уже на стол бы выложил, на рожон бы так не лез.
Субботнее утро выдалось солнечным. Мы с Ольгой только-только сели пить чай с бутербродами, когда раздался требовательный звонок в дверь. На пороге стоял Виктор — один, без Ларисы.
— Доброе утро, — он переступил с ноги на ногу. — Оля, привет. Я не знал, что ты приедешь.
— Привет, дядя Витя, — холодно ответила Ольга. — Проходи, у нас как раз разговор о дачном участке намечается.
Виктор заметно напрягся, но вошёл в дом. На кухне, увидев Андрея, он замер.
— А это кто?
— Андрей Сергеевич, юрист, — представила его Ольга. — Мы обсуждаем ситуацию с имущественными претензиями.
Виктор побагровел:
— Какими претензиями? Мы просто по-родственному хотели решить…
— По-родственному — это угрожать судом? — перебила его Ольга. — Дядя Витя, давай начистоту. У тебя есть доказательства, что папа брал у тебя деньги на дачу?
— Мы были братьями! — повысил голос Виктор. — Между братьями не бывает расписок!
— В суде такие слова — пустой звук, — Андрей говорил спокойно, но глаза его смотрели жёстко. — Без бумаг, без расписок, без свидетелей все ваши претензии — пшик, дым, мыльный пузырь.
— Вы что же, правда судиться вздумали? — Виктор аж побагровел, уставившись на меня. — Галка, ты хоть соображаешь, что начнётся, если мы всю эту кашу заварим? Весь посёлок будет судачить! Соседи, знакомые — все будут знать, какая ты…
— Какая? — я вдруг почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — Договаривай, Витя. Какая я? Жадная? Неблагодарная? За что я должна быть благодарна? За то, что вы с Ларисой пришли делить имущество, даже не дождавшись, пока я оправлюсь от потери мужа?
Виктор отступил на шаг, явно не ожидая такого отпора.
— Мы лишь хотим по справедливости, — пробубнил Виктор, отводя глаза.
— Справедливость, уважаемый, — Андрей подался вперёд, — это когда человек получает ровно то, что ему законом положено. Ни больше, ни меньше. А закон, знаете ли, на стороне Галины Павловны. Имущество на неё записано — оно её и есть.
— Мы подадим в суд! — Виктор повернулся к двери.
— Подавайте, — спокойно ответила Ольга. — Мы готовы.
Заявление в суд они подали через неделю. Как будто ждали, что я передумаю и сама предложу им «долю». Начались месяцы подготовки — сбор документов, консультации, бесконечные разговоры с Андреем.
В посёлке поползли слухи. Кто-то говорил, что я выгнала родственников мужа из дома, кто-то — что Виктор хочет отобрать у вдовы последнее. Я перестала ходить в местный магазин, чтобы не встречаться со знакомыми.
— Мама, не обращай внимания, — говорила Ольга по телефону. — Люди всегда любят посплетничать. Главное — закон на нашей стороне.
И вот настал день суда. Я надела тёмно-синее платье — то самое, в котором была на последнем дне рождения Пети. Он тогда сказал: «Ты в нём как королева». Сейчас мне нужна была его поддержка, пусть даже такая воображаемая.
В зале суда было холодно и неуютно. Виктор и Лариса сидели напротив, избегая смотреть мне в глаза. Их адвокат, пожилой мужчина с усталым лицом, листал какие-то бумаги.
Заседание началось. Адвокат Виктора говорил долго, путано, постоянно упоминая «моральные обязательства» и «семейные узы». Судья, женщина средних лет с внимательным взглядом, несколько раз просила его перейти конкретно к юридическим аргументам.
Потом выступал Андрей — чётко, по делу, опираясь на документы. Он показал выписки из банка, договоры купли-продажи, свидетельства о собственности. Всё, что доказывало: дача и дом приобретались на средства, заработанные мной и Петей.
— Ваша честь, — завершил он, — у истцов нет ни одного документа, подтверждающего их финансовое участие в приобретении или строительстве спорного имущества. Все их претензии основаны исключительно на устных заявлениях.
Судья объявила перерыв для изучения материалов. Мы с Ольгой вышли в коридор. Я чувствовала себя опустошённой.
— Ты как? — она взяла меня за руку.
— Не знаю, — честно ответила я. — Всё это кажется таким… неправильным. Мы с Петей никогда не думали, что после его смерти начнётся такое.
— Это не наша вина, — твёрдо сказала Ольга. — Ты ничего плохого не сделала. Просто защищаешь то, что твоё по праву.
Когда мы вернулись в душный зал заседаний, судья уже сидела за своим столом, перебирая какие-то бумаги.
— Встать, суд идёт! — Я поднялась, чувствуя, как подрагивают колени.
— Суд постановляет, — голос судьи эхом отражался от стен, — в удовлетворении иска гражданина Соколова Виктора Николаевича и гражданки Соколовой Ларисы Петровны к гражданке Соколовой Галине Павловне о признании права на долю имущества — отказать! Полностью! За отсутствием правовых оснований…
Горло перехватило так, что не вздохнуть. Слёзы сами потекли по щекам — не от счастья, нет. От горечи. От обиды. От осознания всего, через что довелось пройти. От мысли, сколько лет я позволяла им всем вертеть собой, словно тряпичной куклой. Дочка стиснула мои пальцы так сильно, что даже больно стало.
Виктор с Ларисой пулей вылетели из зала суда — головы не повернули, глазами не зацепились. Их адвокат замешкался, собирая свои папки, и вдруг скользнул по мне каким-то виноватым взглядом. Мол, ничего личного, просто работа такая.
— Ну вот, теперь точка, — Андрей похлопал меня по плечу, когда мы вышли на крыльцо суда. — С победой вас, Галина Павловна! Вот она, справедливость-то торжествует!
Какая там справедливость… Ни радости не было, ни торжества. Одна бесконечная усталость. И ещё что-то новое, незнакомое — будто тяжеленный рюкзак с плеч сбросила, который всю жизнь таскала. Рюкзак, набитый желанием быть «хорошей» и «удобной» — для Пети, для его братца, для соседки тёти Клавы, для всей этой деревни, в конце концов.
— Мама, поехали домой, — Ольга обняла меня за плечи. — Всё закончилось.
Дома, сняв неудобные туфли и переодевшись в любимый халат, я вышла в сад. Майское солнце ласкало молодую листву на яблонях. Скоро они зацветут — без Пети. Первый май без него.
Ольга вышла следом, протягивая мне чашку с горячим чаем:
— О чём думаешь?
— О том, что жизнь продолжается, — я улыбнулась ей. — Знаешь, я решила всё-таки заняться дачей. Помнишь, папа хотел сделать там маленький пруд? Я попробую.
— Мама, — Ольга присела рядом, — я могу взять отпуск на пару недель. Мы вместе займёмся дачей, хочешь?
Я посмотрела на дочь — взрослую, самостоятельную, но всё такую же родную. Сколько лет мы толком-то и не виделись — у неё вечно работа, дела, а у меня эта дурацкая привычка «не донимать звонками». А вот сейчас, когда всё это позади, вдруг как пеленка с глаз упала — как же мы друг без дружки-то? Как два обломка одного целого.
— Хочу, — просто ответила я.
На следующий день мы поехали на дачу. Участок встретил нас запустением — после смерти Пети я почти не бывала здесь. Сорняки, прошлогодняя листва, заброшенные грядки…
— С чего начнем? — спросила Ольга, оглядываясь.
— С веранды, — решила я. — Там должны быть инструменты.
Мы работали весь день — чистили, убирали, подметали. Нашли старые чертежи Пети с планом пруда, который он хотел выкопать у дальней стены сада. К вечеру, усталые, но довольные, сидели на веранде с чашками травяного чая.
— Знаешь, что я поняла сегодня? — спросила я Ольгу.
— Что?
— Что я делаю это не для Пети и не для Виктора с Ларисой. Не чтобы доказать, что имею право на эту дачу. А потому что я этого хочу. Я хочу сидеть на этой веранде, смотреть на сад, который мы сами вырастили, и чувствовать себя… дома.
Ольга молча обняла меня.
— Знаешь, мам, я так тобой горжусь, — проговорила она, помолчав, и голос её дрогнул. — Ты ведь куда сильнее, чем сама о себе думаешь.
Вечернее солнце опускалось за верхушки деревьев, раскрашивая всё вокруг в нежно-розовые и золотистые цвета. Откуда-то издалека долетала песня какой-то весенней пичуги — первая в этом году. Я зажмурилась, вдыхая полной грудью, и какой-то давно забытый покой разлился внутри. Не счастье — до него было ещё далеко. Но покой и уверенность, что у меня есть право на свои желания и свою жизнь.
А Петя… Петя всегда будет со мной — в шелесте яблоневых листьев, в скрипе половиц на веранде, в глазах нашей дочери. И никакие суды, никакие претензии не смогут этого изменить.
