— Ты же не планируешь, что мой Никита будет заботиться о чужом ребенке? — Светлана Петровна аккуратно поставила фарфоровую чашку на блюдце. — Мальчик уже большой, ему будет полезно обрести самостоятельность.
Ирина почувствовала, как воздух застыл в комнате. Безупречные серебристые волосы свекрови, дорогой маникюр, дорогие украшения — всё это вдруг странный оттенок.
За улыбкой, растянутой на тонких губах, скрывалось что-то хищное, страшное.
Марк проснулся рано, как обычно. Ирина уже стояла у плиты, помешивая яичницу деревянной лопаткой.
Запах свежезаваренного травяного чая наполнял их новую кухню. За две недели после свадьбы она еще не привыкла называть этот дом своим. Всё казалось временным, будто она и сын — гости в просторном коттедже Никиты.
— Мам, видела мой синий свитер? — Марк появился на пороге кухни, прижимая к груди стопку учебников.
— В твоем шкафу, верхняя полка, — Ирина улыбнулась, разглядывая сына. В четырнадцать он уже почти догнал ее по росту. Черты лица становились резче, напоминая отца. — Волосы причеши, похож на одуванчик.
Марк фыркнул, но послушно пригладил темные вихры. Ирина поставила перед ним тарелку.
— Больше никаких переездов? — тихо спросил он, глядя в тарелку.
— Больше никаких, — Ирина легко коснулась его плеча. — Теперь у нас есть дом.
Никита спустился, когда Марк доедал завтрак. Высокий, с теплыми карими глазами, он выглядел немного помятым со сна. Поцеловал Ирину в щеку, взъерошил волосы Марка:
— Как экзамены, парень?
— Нормально, — пожал плечами Марк, но Ирина заметила, как он украдкой улыбнулся. За полгода знакомства мальчик медленно оттаивал рядом с отчимом.
Стук в дверь прервал завтрак. Светлана Петровна вошла без приглашения, улыбаясь своей фирменной улыбкой — вежливой и холодной одновременно.
— Доброе утро, семейство! — Она поцеловала сына в лоб, кивнула Ирине. Марка словно не заметила. — Никитушка, ты забыл у меня документы на машину. Я их привезла.
Пока Никита просматривал бумаги, Светлана Петровна изучала кухню, подмечая каждую деталь.
Ирина почувствовала, как напрягаются плечи. С первой встречи она ощущала этот оценивающий взгляд, от которого хотелось съежиться.
— А ты, Ириша, сегодня свободна после обеда? — вдруг спросила свекровь. — Заглянула бы ко мне на чай. По-женски поболтаем, познакомимся поближе.
— Конечно, — кивнула Ирина. — С удовольствием.
Марк недоверчиво посмотрел на мать. Он всегда чувствовал фальшь. Светлана Петровна улыбнулась шире, но глаза остались ледяными.
— Вот и славно. Жду тебя в три.
Когда дверь за свекровью закрылась, Ирина выдохнула. Необъяснимая тревога поселилась под ребрами. Никита, заметив ее состояние, обнял за плечи:
— Она просто старается. По-своему.
— Конечно, — Ирина улыбнулась, не веря собственным словам.
***
В половине третьего она стояла перед зеркалом в прихожей, поправляя воротник блузки. Марк, собираясь в математический кружок, наблюдал за ее нервными движениями.
— Она тебя не любит, — сказал он вдруг. — И меня тоже.
— Не говори глупостей, — Ирина потрепала сына по щеке. — Ей просто нужно время.
— Никогда не понимал, зачем взрослые притворяются, — пожал плечами Марк. — Она смотрит на нас, как на грязь под ногами.
Ирина не нашла, что возразить. Светлана Петровна жила в двух шагах, в соседнем доме коттеджного поселка. Дверь открылась сразу, будто свекровь караулила ее приход.
— Проходи, дорогая. Чайник уже кипит.
Гостиная сверкала чистотой. Антикварная мебель, картины в дорогих рамах, коллекция фарфора — всё кричало о достатке и статусе хозяйки.
Ирина села на краешек дивана, сложив руки на коленях. Светлана Петровна разлила чай по фарфоровым чашкам, достала с серебряного блюда пирожные.
— Ты же хочешь, чтобы Никита был счастлив? — спросила она вдруг, размешивая сахар в чашке.
Разговор начался с этой фразы, и внутри Ирины что-то сжалось в предчувствии беды.
— Конечно, хочу, — осторожно ответила Ирина, ощущая, как сердце ускоряет ритм. — Мы все хотим, чтобы наши близкие были счастливы.
Светлана Петровна отломила кусочек пирожного серебряной вилкой, отправила в рот и медленно прожевала.
Капелька крема осталась в уголке губ. Она промокнула её салфеткой и посмотрела на Ирину пронзительным взглядом.
— Мой сын заслуживает настоящую семью, — произнесла она, не отводя глаз. — Ты симпатичная, хозяйственная. Но есть проблема.
Свекровь поставила чашку на блюдце. Фарфор звякнул, отозвавшись внутри Ирины дрожью.
— Ребенка сдашь в интернат, раз он не от моего сына! — улыбнувшись, сказала свекровь так обыденно, словно предлагала сходить за хлебом. — Я всё разузнала.
Есть прекрасное закрытое учебное заведение. Престижное. Лучшие преподаватели, великолепная программа.
Ирина застыла, не веря своим ушам. В голове не укладывалось, что эта женщина с идеальной осанкой и манерами говорит такое о живом человеке. О её сыне. О Марке.
— Светлана Петровна, вы шутите? — едва слышно спросила Ирина.
— Ничуть, дорогая. — Свекровь придвинула к ней глянцевый буклет, лежавший на столе. — Мальчик уже взрослый, ему четырнадцать.
Четыре года пролетят незаметно. Никите нужна своя семья, свои дети. А твой… мальчик, он ведь не его кровь. — Она поморщилась, словно произнесла что-то неприличное. — Я готова оплатить все расходы. Это будет мой подарок.
Ирина смотрела на улыбающееся лицо Светланы Петровны и видела за ним пустоту. Абсолютное отсутствие человечности. Она поднялась, чувствуя, как дрожат колени.
— Мой сын никуда не поедет, — сказала она тихо, но твердо. — Он часть моей жизни. Часть меня.
— Не драматизируй, — свекровь поморщилась. — Ты же разумная женщина. Подумай о будущем. О карьере Никиты. О вашей паре. Мальчик будет только мешать.
— Его зовут Марк, — Ирина сжала кулаки. — И он моя семья. Если ваш сын этого не понимает…
— Мой сын пока многого не понимает, — перебила Светлана Петровна. — Но рано или поздно поймет, что чужой ребенок — это обуза. Особенно мальчик-подросток. У них с Никитой нет и не может быть настоящей связи.
Ирина почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Она резко встала, расплескав чай на скатерть.
— Извините, мне пора.
Она выбежала из дома, не слыша, что кричала вслед свекровь. Слезы жгли глаза. Внутри все кипело от обиды и ярости.
Как эта женщина могла предложить такое? Как могла говорить о живом ребенке, как о помехе? Невыносимая боль пронзила сердце — Ирина вдруг поняла, что Никита, возможно, разделяет взгляды матери. Иначе зачем та была так уверена в своем предложении?
Дома она упала на кровать, дав волю слезам. Когда вернулся Никита, она, захлебываясь словами, рассказала ему о разговоре.
— Не может быть, — он покачал головой. — Ты что-то не так поняла. Мама бы никогда…
— Позвони ей, — голос Ирины дрожал. — Спроси сам. Прямо сейчас.
Никита нехотя набрал номер, включив громкую связь.
— Мама, Ирина рассказала мне о вашем разговоре. Это какое-то недоразумение?
Светлана Петровна вздохнула в трубку:
— Сынок, это взрослый разговор. Я лишь предложила разумное решение. Мальчику будет лучше в специализированном учебном заведении. А вы сможете построить настоящую семью…
— Господи, — прошептал Никита, бледнея. — Ты действительно это сказала?
— Конечно, сказала! И я права! — В голосе свекрови стал жестким. — Этот мальчишка вам не родной! Зачем тратить на него свою жизнь? — Неужели ты серьезно намерен тратить свою жизнь на воспитание чужого мальчишки? — в голосе Светланы Петровны звенело искреннее недоумение.
Никита помолчал секунду, собираясь с мыслями. Когда заговорил, его голос звучал негромко, но твердо:
— Марк перестал быть чужим в тот момент, когда я выбрал Ирину. Это важно, понимаешь? Любишь женщину — принимаешь и её ребенка.
— Романтический вздор! — свекровь раздраженно закричала. — Сейчас ты ослеплен влюбленностью, но через год-другой опомнишься и поймешь…
— Хватит, — оборвал её Никита, и Ирина впервые увидела в нём стержень, о существовании которого даже не подозревала. — Проблема не в моем понимании, а в твоём.
Марк — часть моей семьи. И если для тебя это непреодолимое препятствие, то, пожалуй, нам действительно лучше взять паузу в общении.
— Не смей так со мной разговаривать! — взвизгнула свекровь. — Я твоя мать! Я всю жизнь положила…
— Ты моя мать, но не хозяйка моей жизни, — Никита говорил спокойно, но Ирина видела, что он весь напряжен. — И если ты еще раз предложишь избавиться от Марка, я порву с тобой все отношения. Это мое последнее слово.
В трубке повисла тишина, затем раздались короткие гудки.
— Прости, — Никита опустился на край кровати, закрыв лицо руками. — Я не знал… не думал, что она способна на такое.
Ирина молча сидела рядом, не находя слов.
— Думаешь, она успокоится? — спросила она наконец.
Никита поднял на нее глаза, полные боли:
— Нет. Это только начало.
***
Три дня прошли в гнетущей тишине. Светлана Петровна не появлялась, не звонила. Никита напоминал натянутую струну — рассеянный на работе, молчаливый дома.
Ирина ловила на себе его виноватые взгляды, пыталась заверить, что все наладится, но внутри росла тревога.
В четверг раздался звонок. Ирина вздрогнула, увидев на экране номер свекрови.
— Нам нужно поговорить, — сухо сказала Светлана Петровна. — Все трое. Сегодня вечером.
— Я не думаю, что это хорошая идея, — начала Ирина, но свекровь перебила:
— Девочка, речь идет о будущем моего сына. Либо вы приходите в семь, либо я сама приеду. Выбирай.
Никита вернулся с работы раньше обычного. Лицо осунулось, под глазами залегли тени.
— Звонила твоя мать, — тихо сказала Ирина. — Хочет встретиться.
Никита кивнул:
— Я знаю. Она и мне звонила. Говорит, что передумала. Что приняла нашу семью.
— Ты веришь? — Ирина внимательно посмотрела на мужа.
— Нет, — он покачал головой. — Но я должен попытаться всё исправить.
— Я боюсь за Марка, — прошептала Ирина. — Он не должен слышать… такое.
Никита обнял ее:
— Все будет хорошо, он не узнает.
В семь вечера они стояли перед дверью Светланы Петровны. Свекровь открыла сразу — элегантная, в дорогом костюме. Ничто не выдавало недавнего скандала.
— Проходите, — ее голос звучал непривычно мягко. — Я заказала ужин.
Стол был сервирован как на приём. Хрусталь, серебро, вино в графине. Светлана Петровна разложила еду по тарелкам, села напротив.
— Я погорячилась, — сказала она, глядя на сына. — Материнское беспокойство иногда заставляет говорить ужасные вещи. — Она повернулась к Ирине: — Прости меня, дорогая. Я была неправа.
Ирина молча кивнула, не веря ни единому слову. Глаза свекрови оставались холодными, расчетливыми.
— Поэтому, — продолжила Светлана Петровна, — я хочу исправить свою ошибку. Никита, помнишь, я говорила о наследстве? О квартире в центре, о даче, о моих сбережениях?
Никита нахмурился:
— Мама, давай не сейчас.
— Нет-нет, именно сейчас, — она подняла руку. — Я хочу переписать завещание. На тебя и твоих будущих детей. Настоящих детей. — Последние слова Светлана Петровна произнесла с нажимом, не сводя глаз с Ирины.
— А взамен прошу лишь об одном — образумься. Мальчик может жить с вами, если хочешь. Но не позволяй ему называть тебя отцом. Не трать на него свои ресурсы, своё внимание. Он тебе никто.
Никита медленно положил вилку. В комнате словно похолодело.
— То есть, ты не изменила своего мнения, — тихо произнес он.
— Я лишь предлагаю компромисс, — пожала плечами Светлана Петровна. — Мальчик живет с вами, но ты не тратишь на него своих сил и средств. Всё логично.
Ирина ощутила, как внутри разливается жгучая ярость. Пальцы непроизвольно сжались до боли. Но прежде чем она справилась с собой, Никита уже поднялся.
— Знаешь что, — произнес он тоном внезапного прозрения, — я всю жизнь выверял каждый шаг, чтобы соответствовать твоим ожиданиям. Престижное образование, карьера, деньги…
Он отвернулся к окну.
— Но теперь я вижу: я был не сыном, а твоим проектом. И если приму твои условия — никогда не стану настоящим отцом.
— О чем ты? — нахмурилась Светлана Петровна. — Я забочусь о твоем будущем!
— Нет, — покачал головой Никита. — Ты заботишься о своих фантазиях. А моя семья — это Ирина и Марк. И это мой выбор.
Светлана Петровна побледнела:
— Ты пожалеешь об этом! Никакого наследства! Ничего! Всё, что я для тебя приготовила…
— Оставь себе, — Никита взял Ирину за руку. — Мы справимся.
Они вышли, не оглядываясь, под крики и проклятия Светланы Петровны. На улице Ирина заплакала — не от горя, от облегчения.
— Ты уверен? — спросила она, глядя на мужа. — Это большие деньги, твое будущее…
— Моё будущее — это вы, — он сжал ее ладонь. — Всё остальное я заработаю сам.
Через неделю Никита заехал за Марком после математического кружка. Впервые один, без Ирины. Мальчик вышел из школы, настороженно глядя на отчима.
— Мама занята? — спросил он, забираясь на переднее сиденье.
— Нет, — Никита завел мотор. — Просто я хотел поговорить с тобой. Только мы, мужчины.
Он привез Марка в парк. Вафельные рожки холодили ладони, пока они устраивались на скамейке у кромки воды.
Белые треугольники парусов скользили по глади озера, оставляя за собой расходящиеся дорожки ряби.
Марк провел языком по шарику ванильного мороженого, затем, не поднимая глаз, проронил:
— Про бабушкин ультиматум я в курсе. — Он помолчал. — Стены в нашем доме как из папиросной бумаги. Даже наушники не спасают.
Никита кивнул:
— И что ты думаешь?
— Думаю, ты выбрал нас вместо денег, — пожал плечами мальчик. — Это… странно.
— Почему?
— Обычно взрослые выбирают деньги, — Марк смотрел на воду, избегая взгляда отчима.
— Знаешь, — Никита облокотился на спинку скамейки, — я всю жизнь был сыном своей матери. Теперь хочу попробовать быть отцом. Если ты не против.
Марк долго молчал. Солнце золотило воду, ветер шелестел листвой.
— Она может передумать, — наконец произнес мальчик. — Вернуть тебе наследство, если ты от нас откажешься.
— Я знаю, — кивнул Никита. — Но отец — это не тот, кто тебя родил. Это тот, кто выбрал тебя. Кто остался рядом, несмотря ни на что.
Они молчали, разделенные невидимой границей. Мужчина с первыми серебристыми нитями на висках и подросток с неловко длинными руками — каждый со своей историей потерь и одиночества, каждый со своими незаживающими шрамами.
Марк скользнул взглядом по носкам своих кроссовок, на секунду прикусил губу, затем выдохнул тихо, будто прыгая в холодную воду:
— Выходит… спасибо, пап. — Последнее слово он произнес с едва уловимой запинкой, словно пробуя его на вкус.
Никита сглотнул комок в горле и положил руку на плечо мальчика:
— Пойдем домой, сын. Мама будет волноваться.
В тот вечер они готовили ужин втроем. Нарезали овощи, смеялись над неуклюжими попытками Никиты приготовить соус.
Марк рассказывал об олимпиаде, Ирина о новой работе, Никита о планах на отпуск. Обычный семейный вечер.
Пока семья строила свой маленький мир, в особняке за живой изгородью Светлана Петровна застыла перед антикварным зеркалом в позолоченной раме.
Бокал дорогого вина подрагивал в тонких пальцах. Её отражение было безупречным — каждый локон на месте, морщины искусно замаскированы, сапфиры в ушах мерцали холодным блеском.
Лишь глаза выдавали правду — два промёрзших колодца, на дне которых не осталось ничего, кроме гулкой тишины поражения. Впервые деньги проиграли человеческому теплу.
Она не могла предвидеть, что через год Никита придёт сам — не за наследством, а с простыми словами: «Мы готовы принять тебя, если ты готова принять нас».
Не знала, что научится называть Марка внуком — сперва сквозь зубы, позже с неохотной гордостью.
Но всё это ждало в будущем. А сейчас на кухне, пропитанной ароматами базилика и свежего хлеба, три человека учились быть тем, что сильнее крови и богатства — настоящей семьёй.
