– Развод так развод, но жильё тоже моё, – возмутился он
Странно, как одно мгновение может перечеркнуть тридцать пять лет жизни. Вот и сейчас — мы с Олегом сидим в зале суда, между нами — два метра полированной столешницы и целая пропасть недоговорённого.
А ведь когда-то я смотрела на него влюблёнными глазами, верила каждому слову… Теперь же этот морщинистый, тяжело дышащий мужчина в твидовом пиджаке казался мне совершенно чужим.
— Гражданка Ларионова, повторите, пожалуйста, ваши требования, — голос судьи вернул меня к реальности.
Я поправила очки, одёрнула юбку и поднялась.
— Я требую раздела имущества в соответствии с законодательством. Квартира по адресу Речная, 14-52 — наше общее имущество, приобретённое в браке, и я имею право на половину.
Судья кивнула и повернулась к Олегу:
— Гражданин Ларионов, ваша позиция?
Олег медленно поднялся. Он сжимал папку с документами, и я заметила, как его рука слегка подрагивает. Олег всегда нервничал в официальной обстановке — и вот, поймала себя на мысли, что до сих пор помню все его привычки, каждую мелочь.
— Позиция проста. Квартира полностью принадлежит мне. Я единственный собственник, что подтверждается документами. Всё исключительно на моё имя.
Он говорил уверенно, чуть растягивая слова, как делал всегда, когда чувствовал своё превосходство.
— Но вы состояли в браке на момент приобретения? — уточнила судья.
— Да, но… — он сделал паузу, — это не имеет значения. Я вносил все платежи, я работал. А супруга занималась детьми и домом, как мы с ней и договаривались.
Что-то внутри меня оборвалось. Сколько раз за эти годы я говорила ему спасибо за то, что он «взял на себя заботу» о документах? Сколько раз верила, что он поступает правильно, что так действительно «проще и безопаснее»?
— Это неправда! — я не удержалась. — Квартира была куплена на деньги моих родителей! Они продали свой дом в Подмосковье, чтобы мы с Олегом и детьми могли жить в городе. Папа передал нам все деньги от продажи!
Судья нахмурилась:
— У вас есть доказательства, гражданка Ларионова?
Я растерянно замолчала. Тридцать лет назад мы оформляли всё на доверии… Кто тогда думал о расписках и доказательствах?
И тут Олег произнёс фразу, которая, как выстрел, прозвучала в зале:
— Развод так развод, но жильё тоже моё! — он даже слегка улыбнулся, полагая, что победа у него в кармане. — Ни одного документа с её подписью нет. А то, что тёща с тестем что-то там говорили — это просто слова.
— У меня есть три недели до следующего заседания, чтобы предоставить доказательства, — мой голос звучал слабее, чем хотелось бы.
Выходя из зала суда, я чувствовала, как подгибаются ноги. В гардеробе медленно надела пальто, стараясь не смотреть в сторону Олега, который что-то оживлённо обсуждал со своим адвокатом.
На улице моросил мелкий дождь. Город, в котором я прожила всю жизнь, вдруг показался мне совершенно чужим и враждебным. Куда идти? Что делать? Я одёрнула рукав пальто, мелькнула мысль — даже эту вещь я купила на деньги, отложенные с семейного бюджета, который все эти годы контролировал Олег.
— Мама!
У выхода из здания суда стояла Аня, моя младшая. В свои тридцать она была так похожа на меня в молодости — те же глаза, тот же упрямый подбородок.
— Как всё прошло? — она взяла меня под руку.
— Он… он хочет забрать всё себе. Говорит, что квартира только его, — горло перехватило, и я не смогла продолжить.
Аня крепче сжала мою руку:
— Мы что-нибудь придумаем, мама. Обязательно придумаем.
В тот момент я ещё не знала, что эта фраза — не просто утешение. Что впереди — настоящая битва за справедливость, за мою крышу над головой, за моё достоинство. Битва, которую я, пятидесятивосьмилетняя женщина, привыкшая во всём полагаться на мужа, должна буду выиграть.
— Нужно найти хорошего адвоката, мама. Без него никак.
Мы с Аней сидели в маленьком кафе недалеко от моей работы. После тридцати лет работы бухгалтером в той же компании, я всё ещё не могла позволить себе дорогих заведений. Особенно сейчас, когда каждая копейка на счету.
— Где же я возьму деньги на адвоката? — я размешивала сахар в кофе, глядя, как растворяются кристаллики. — Всё, что откладывала, уходило на семейные нужды. У меня почти ничего нет.
— Не переживай, я помогу, — Аня накрыла мою руку своей. — Я говорила с Димой. Он…
Она осеклась, но я всё поняла без слов.
— Дима на стороне отца, да?
— Он считает, что тебе не стоит судиться. Говорит, что папа всегда обеспечивал семью и… — Аня отвела глаза.
— И что ему нужнее крыша над головой, чем мне?
На следующий день я сидела в кабинете адвоката — пожилой женщины с внимательными глазами и папкой, полной документов.
— Лариса Петровна, ситуация сложная, но не безнадёжная, — она сняла очки и устало потёрла переносицу. — Вы сказали, что деньги на квартиру дали ваши родители?
— Да. Папа продал дом, чтобы мы смогли купить квартиру в городе. Тогда… это было важно для детей, для их образования.
— А документы, подтверждающие это, сохранились?
Я покачала головой:
— Мы с Олегом всё оформляли вместе. Я доверяла ему. Он говорил, что «для налоговой лучше, если всё будет на одного человека», а я… я просто верила.
Через несколько дней перебрала все документы, которые хранились дома. Нашла старые альбомы, письма, квитанции… Ничего, что можно было бы использовать в суде. За эти дни Олег несколько раз приходил домой — забрать какие-то вещи. Говорил мало, всё больше хмурился и торопился уйти. Жил он у своего брата Виктора — они всегда были близки.
В один из таких дней я случайно услышала телефонный разговор Олега, когда он зашёл за зимними вещами:
— Да, Витя… Оформим на тебя, это не проблема… Временно, конечно… Просто чтобы она не смогла ничего отсудить…
Сердце ушло в пятки. Он готов переписать квартиру на брата, лишь бы я осталась ни с чем!
— Мама, ты что-нибудь нашла? — голос Димы в телефонной трубке звучал холодно.
— Нет, сынок. Слушай, ты не знаешь, папа…
— Мам, хватит этого цирка, — перебил он. — Папа всю жизнь работал, а ты хочешь оставить его без крыши над головой.
— Дима, это неправда! Я прошу только половину…
— Ему пятьдесят шесть, где он будет жить? У тебя хоть пенсия скоро!
Я молча слушала, как родной сын повторяет слово в слово то, что, очевидно, говорил ему Олег. Как он мог забыть, что именно я была рядом с ним все эти годы? Кто проверял уроки, сидел ночами у кровати, когда он болел, откладывал деньги на его образование…
Вечером позвонила тётя Валя — папина сестра. Единственная из родственников, кто ещё помнил ту историю с покупкой квартиры.
— Лариса, я не знаю, сможет ли это помочь, но ты поищи в старом серванте. Твой отец был очень предусмотрительным человеком. Он никогда не доверял зятьям, уж прости за откровенность.
Я бросилась к серванту, который достался мне после смерти родителей. Перебрала все ящики, вынула даже пожелтевшую бумагу, которой были выстланы полки… И в самой глубине, за фальшивой стенкой, нашла пожелтевший конверт.
Внутри лежала расписка, написанная рукой Олега:
«Я, Ларионов Олег Иванович, получил от Соколова Петра Николаевича сумму в размере 65 000 рублей на приобретение квартиры для совместного проживания с его дочерью, Соколовой Ларисой Петровной, и нашими детьми. 15 мая 1988 года.»
Подпись. Дата. Всё, как положено.
В глазах потемнело от нахлынувших чувств. Вот оно — доказательство, что тридцать лет назад Олег признавал: деньги на квартиру дали мои родители, для нас обоих, для семьи.
— Аня! — я срочно набрала дочь. — Кажется, у нас появился шанс.
День суда наступил неожиданно быстро. Я не спала всю ночь, перечитывая расписку и мысленно готовясь к заседанию.
— Мам, что бы ни случилось сегодня — ты не одна, — сказала Аня, подавая мне кофе.
Она не упомянула, что Дима отказался прийти. «Не хочу участвовать в этом фарсе», — сказал он. Сердце разрывалось от мысли, что родной сын не верит мне.
У здания суда нас встретила тётя Валя в строгом тёмно-синем платье.
— Лариска, я всё скажу как было. Как Петя деньги передавал, как твой Олежек уверял, что всё сделает по-честному…
В зале Олег сидел с надменным видом. Рядом — его адвокат и Виктор. Увидев брата мужа, я вздрогнула — значит, они уже оформили документы?
— Продолжаем рассмотрение дела, — объявила судья. — Истица обещала представить доказательства. Вы готовы?
Я поднялась, чувствуя, как дрожат колени:
— У меня есть расписка, написанная рукой ответчика тридцать лет назад. В ней он подтверждает, что получил деньги от моего отца для покупки квартиры для совместного проживания нашей семьи.
Олег побледнел. Его адвокат тут же вскочил:
— Мы ставим под сомнение подлинность этого документа! Требуем экспертизы!
— Экспертиза будет назначена, — кивнула судья. — А сейчас суд выслушает свидетельницу.
Тётя Валя говорила чётко и уверенно:
— Мой брат продал дом и передал все деньги Олегу. Я сама при этом присутствовала. Он настоял на расписке, хотя Олег уверял, что оформит квартиру на обоих супругов.
— Почему же этого не произошло? — спросила судья.
— Олег убедил всех, что так проще с налогами, с документами. А Лариса доверяла мужу…
— Ваша честь, разрешите? — поднялся адвокат Олега. — Мой доверитель месяц назад продал квартиру своему брату. Вот документы. Таким образом, предмет спора уже не может быть разделён.
Я почувствовала, что задыхаюсь — они всё-таки сделали это!
— Когда была совершена сделка? — нахмурилась судья.
— Пятнадцатого марта этого года.
— То есть уже после подачи иска? — судья покачала головой. — Обращаю внимание, что сделки, совершённые с целью уклонения от раздела имущества, могут быть признаны недействительными.
После перерыва судья объявила:
— Суд приходит к следующему выводу. Квартира была приобретена в период брака на средства родителей истицы, что подтверждается распиской и показаниями свидетеля. Она является совместно нажитым имуществом и подлежит разделу в равных долях.
Я закрыла глаза, не веря своим ушам.
— Сделку по отчуждению квартиры суд признаёт недействительной, как совершённую с целью уклонения от имущественных обязательств. Более того, в действиях ответчика усматриваются признаки мошенничества.
— Это возмутительно! — Олег вскочил. — Ни копейки она не получит!
— Гражданин Ларионов, соблюдайте порядок, — строго предупредила судья и удалилась для вынесения окончательного решения.
В коридоре ко мне подошёл Виктор:
— Лариса, я не знал, что всё так серьёзно. Олег сказал, это просто формальность…
Я молчала. Поверить, что Виктор не понимал, во что ввязывается? Тот самый Виктор, который сам работал в БТИ и знал все законы о недвижимости?
Выходя из здания суда, я думала не о победе. А о том, как мне жить дальше с сознанием, что человек, с которым я провела полжизни, был готов выбросить меня на улицу.
Прошло три месяца. Я сидела в маленькой, но светлой кухне своей новой квартиры. Однокомнатной, зато моей — только моей. И никто не сможет сказать мне, что это не так.
После окончательного решения суда было много суеты. Олег сначала грозился подавать апелляцию, но его адвокат, видимо, объяснил, что дело безнадёжно. Тогда начались другие разговоры: о выкупе его доли, о том, как именно делить квартиру…
В один из дней я просто сказала: — Давай продадим её. Я больше не хочу жить в тех стенах.
Олег удивился, но быстро согласился. Покупатель нашёлся удивительно быстро — молодая семья с ребёнком. Деньги мы поделили поровну, и я наконец-то почувствовала свободу.
Звонок в дверь прервал мои размышления. На пороге стоял Дима — осунувшийся, с виноватым взглядом.
— Мама, можно войти?
Он топтался в прихожей, разглядывая новые обои, свежевыкрашенные двери.
— Уютно у тебя.
— Спасибо. Сама всё выбирала, — я жестом пригласила его на кухню. — Будешь чай?
Дима сел за стол, нервно постукивая пальцами по столешнице:
— Мам, я… я должен извиниться. Я был не прав.
Я молча ждала продолжения.
— Я поговорил с отцом недавно. Он сказал… сказал такое, что я не могу повторить. О тебе, о ваших отношениях. И я вдруг понял, что все эти годы видел только то, что хотел видеть.
— Сынок…
— Нет, дай договорить. Я был слеп. Верил, что отец всегда честен, что он главный в семье, что его слово — закон. А он всё это время… — Дима замолчал, подбирая слова. — Он манипулировал нами. Мной. Использовал моё уважение к нему против тебя.
Я протянула руку и накрыла его ладонь своей:
— Это непросто — увидеть родителя таким, какой он есть на самом деле.
— Аня всегда это видела. Почему я не мог?
— Потому что ты похож на меня, — улыбнулась я. — Так же веришь людям, особенно тем, кого любишь.
В тот вечер мы долго разговаривали — впервые за много лет по-настоящему откровенно. О его детстве, о моих ошибках, о том, что значит быть семьёй. За окном стемнело, а мы всё говорили и говорили, будто наверстывали упущенное.
Через неделю позвонила Аня:
— Мам, мы с Кириллом хотим пригласить тебя на ужин в воскресенье.
— Конечно, солнышко. Что-то случилось?
— Нет… то есть да! — она засмеялась. — Мы решили, что пора завести ребёнка.
Сердце затрепетало от радости. Я буду бабушкой!
— Знаешь, — продолжала Аня, — когда я увидела, как ты справилась со всем этим кошмаром, как выстояла и начала новую жизнь… Это дало мне такую уверенность. Если моя мама в пятьдесят восемь смогла всё изменить, то чего боюсь я?
Положив трубку, я подошла к окну. С двенадцатого этажа открывался вид на город — мой город, который больше не казался чужим и враждебным. Впереди была новая глава жизни, которую я напишу сама, без чьих-то указаний и манипуляций.
«Развод так развод, но жильё тоже моё», — вспомнились слова Олега. Что ж, он был прав. Жильё действительно моё. Только не то, и не так, как он думал.
