«Приемные родители» на один рейс

— Приглядите за моей дочкой. У вас же мальчик, пусть вместе мультики посмотрят, — сказала женщина и посадила ребёнка рядом с нами.

Я не успела ничего сказать, только проводила её взглядом. Она даже не сделала паузы, чтобы дождаться нашего согласия.

Сын смотрел на меня с приподнятой бровью, не произнося ни слова, но я прекрасно понимала этот взгляд.

— Это вообще нормально? — наконец произнес он, склонившись ко мне.

— Нет, — вздохнула я, глядя на ребёнка. — Но, похоже, нам придется пока присмотреть за ней.

Он пожал плечами и отвернулся к иллюминатору. За окном уже расстилался океан облаков, залитый солнечным светом. В салоне звучал приглушённый гул разговоров, где-то позади смеялись дети. Всё выглядело почти идиллично, если бы не странное чувство, что нас только что использовали.

***

Мы летели на Майорку через Мадрид – я, мой муж и наш пятнадцатилетний сын. И так получилось, что, когда мы заказывали билеты, трёх мест рядом уже не было. Сын сел у иллюминатора, муж — через проход в другом ряду, а я оказалась между сыном и молодой женщиной, лет тридцати.

Самолёт взлетел, и через несколько минут она неожиданно встала. Мы с сыном переглянулись, но ничего не сказали. Женщина ушла и вскоре вернулась с маленькой девочкой, лет шести-семи. Без лишних церемоний она усадила ребёнка рядом со мной.

— У меня муж и младший ребёнок через несколько рядов, — бросила женщина, даже не взглянув на девочку.

И ушла.

Девочка не выглядела испуганной. Напротив, она с деловитостью взрослого человека достала из рюкзака планшет и, не говоря ни слова, включила мультфильм. Я взглянула на неё — светлые волосы, заплетённые в две неровные косички, платьице с цветочками, немного измятое, как будто она долго сидела в нём перед посадкой. Её ноги, болтающиеся в воздухе, едва доставали до пола.

— Как тебя зовут? — осторожно спросила я.

— София, — не отрываясь от экрана, ответила девочка.

— София, а мама сказала тебе, куда ушла?

Она пожала плечами и снова погрузилась в мультик.

Казалось, что она то ли привыкла к таким ситуациям, то ли просто была слишком мала, чтобы понимать, насколько ненормально оставаться с незнакомыми людьми в самолёте.

Сперва это нас не напрягало. София вела себя спокойно, не капризничала, не лезла с расспросами, даже ела медленно, аккуратно доставая из рюкзака небольшой пакетик с крекерами. Я решила, что это не такая уж и проблема.

Но прошло уже два часа полёта, а женщина так и не вернулась. Сын несколько раз многозначительно смотрел на меня, но ничего не говорил. Я тоже молчала, просто потому что не знала, что сказать.

Но внутри уже зарождалось беспокойство.

София всё чаще начинала посматривать на меня и сына, будто искала у нас подтверждения, что всё в порядке. Я чувствовала, как под ложечкой разливается неприятное ощущение тревоги. Два часа назад мне казалось, что мать просто занята или уснула, но теперь… Теперь я уже сомневалась, что она вообще собирается забирать ребёнка.

— Хочешь пить? — спросила я у девочки, когда заметила, что она облизывает пересохшие губы.

Она кивнула.

Я достала из своей сумки бутылку с водой и протянула Соне. Она взяла её, сделала несколько осторожных глотков и бережно закрыла крышку, словно приучена экономить. Мне это показалось странным. Обычно дети пьют, не задумываясь. Я присмотрелась к ней внимательнее: маленькие, худенькие ручки с короткими, обгрызенными ногтями. Растянутые на коленках леггинсы, дешёвые кроссовки с изношенными носами.

— Тебе ещё что-то нужно? — осторожно спросила я.

Она помолчала, потом кивнула:

— Мне в туалет.

Я посмотрела на сына, и он молча закатил глаза.

— Давай, — я расстегнула ремень и встала. — Пойдём.

Я взяла её за руку, и мы медленно пошли вдоль ряда лиц – уставших, зевающих, нетерпеливо поглядывающих на часы пассажиров. Я пыталась не смотреть по сторонам, но краем глаза ловила равнодушные взгляды. Никого не удивляло, что маленькая девочка идёт следом, словно она и правда была моей дочкой.

— Где твои родители? — мягко спросила я, когда мы сели обратно.

София махнула рукой куда-то в конец салона:

— Вон там.

Я посмотрела в ту сторону, но ничего не увидела. Только пассажиры, уткнувшиеся в экраны или подремывающие. У меня всё сильнее закрадывалось нехорошее чувство.

Прошло ещё сорок минут. Девочка снова попросила пить. Потом я заметила, как она исподтишка смотрит на мой поднос с едой, и я отдала ей половинку своего круассана. Она съела его, даже не поднимая на меня глаз.

— София, — я старалась говорить мягко, — твоя мама не говорила, когда вернётся?

Она покачала головой.

Я прикусила губу. Всё это было слишком странно. Я подняла глаза, ища глазами стюардессу. Одна из них как раз шла по проходу, улыбаясь пассажирам. Я помахала ей, привлекая внимание.

— Простите, у нас небольшая проблема. Девочку посадили рядом с нами, но её мать так и не вернулась. Мы не знаем, где она сидит. Она… она вообще есть в самолёте?

Девушка в синей форме, улыбчивая и энергичная, к сожалению, говорила только на испанском.

— Дело плохо, — пробормотала я.

— Я сам всё объясню, — сказал сын и без лишних слов перешёл на английский, рассказывая стюардессе, что произошло.

Я следила за её реакцией. Она внимательно слушала моего сына, переводя взгляд с девочки на нас и обратно. В итоге просто пожала плечами, словно ничего удивительного не случилось.

— И что теперь? — спросила я у сына, когда он закончил.

— Она предлагает пойти вместе с девочкой и поискать её родителей, — ответил он.

***

Стюардесса тем временем кивнула нам, развернулась и направилась по проходу вглубь салона.

— Пойдём, — мягко сказала я, наклоняясь к ребёнку.

Мы пошли по узкому проходу между креслами. Самолёт мерно гудел, свет в салоне был приглушённым. Я оглядывала пассажиров: пожилая пара в тёмных одеждах, мужчина в очках, деловито набирающий текст на телефоне, мать с младенцем. Большинство пассажиров либо дремали, либо смотрели фильмы в наушниках. Никто не выглядел знакомым.

Шесть рядов. Семь. Восьмой.

И тут я замерла. Я увидела картину, от которой у меня сжалось сердце.

Женщина, оставившая нам девочку, сидела, развалившись в кресле. Её голова запрокинута, глаза мутные, губы растянуты в вялой ухмылке. Рядом с ней — мужчина, такой же пьяный, с покрасневшим лицом, заплетающимся языком что-то шепчущий ей на ухо. Под ногами валялся прозрачный пластиковый пакет, в котором блестела недопитая бутылка вис ки из дьюти-фри. Второго ребёнка, конечно, не было.

Я держала Софию за руку и почувствовала, как она дрожит.

Мать Сони наконец заметила нас, приподняла голову и попыталась сфокусироваться.

— Чего? — прохрипела она, моргая.

Стюардесса бросила на меня короткий взгляд.

— Вы не можете оставлять ребёнка с посторонними, — сказала она по-испански, строго, но без особого нажима.

— Да ладно, всё в порядке, — женщина попыталась улыбнуться, но получилась лишь слабая, кривая гримаса.

Она снова откинулась в кресле, словно мы были ей неинтересны. Стюардесса лишь пожала плечами. Видимо, ей не хотелось связываться.

А я стиснула зубы. Эта женщина бросила своего ребёнка, чтобы напиться в самолёте!

Спутник женщины вдруг захохотал.

— Да чего ты пристала к ней? Она отдыхает, — он зевнул и снова икнул. — Давай, иди отсюда, мамочка.

Я не поверила своим ушам. Выпивка и мужчина были ей важнее, чем собственный ребёнок.

И тут в динамике раздался голос пилота:

— Дамы и господа, мы начинаем снижение. Просим вас занять свои места и пристегнуть ремни безопасности.

Мужчина рядом с женщиной поёрзал, достал ремень и, неуклюже моргая, попытался его пристегнуть. Женщина даже не шелохнулась. Она не сделала ни единой попытки подойти к своей дочери. Ни единой.

И я вдруг поняла, что оставлять ребёнка здесь, с такими горе-родителями — просто преступление.

Я наклонилась к девочке.

— Пойдём.

Она подняла на меня глаза, полные слёз.

Я взяла её за руку, развернулась и повела обратно к нашему ряду.

Когда мы заняли свои места, София не стала смотрела мультфильмы, а просто плакала. Я понимала, что обязана помочь, но у меня была и своя семья, свой рейс, и не было никакой уверенности, что я смогу что-то изменить.

Муж, узнав о результатах наших поисков, молчал, но я видела по его лицу – он тоже не понимал, что нам теперь делать. Я посмотрела на сына. Он сжал губы, словно пытаясь найти решение.

— Мам, а если они её просто забудут?

Мы не могли забрать её, но и оставлять так было невозможно.

***

Самолёт выруливал на взлётную полосу. Пассажиры уже вставали с мест, вытягивались, поправляли одежду, доставали ручную кладь из верхних полок. Обычная суета после долгого перелёта. Рядом мелькнула тень стюардессы, спешившей в переднюю часть самолёта.

Где-то за нашими спинами загремели кресла.

— Что там за суета? — хриплый голос, знакомый, неприятный.

Я резко повернулась.

Женщина, её мутный, ещё более усталый взгляд, спутанные волосы. Мужчина рядом с ней даже не притворялся бодрым – обмякший, тяжёлый, он едва держался на ногах.

Я почувствовала, как внутри меня поднимается волна гнева.

— Чего вы хотите? — бросила я.

Женщина моргнула, уставилась на нас. Потом её взгляд метнулся к дочери.

— Ты чего плачешь? — её голос был сдавленным, нетерпеливым.

София молчала, уткнувшись мне в бок.

Я резко вдохнула.

— Вы оставили ребёнка с незнакомыми людьми, а сами напились! Вы хоть понимаете, что натворили?

Женщина нахмурилась.

— Не понимаю, в чём проблема, — промямлила она. — Она же не одна была…

Я почувствовала, как в груди разгорается пламя.

— Проблема в том, что вы её мать!

Она зевнула, пошатнулась, схватилась за спинку кресла.

Я уже открыла рот, чтобы сказать что-то ещё, но тут вперёд шагнула стюардесса. Испанская речь зазвучала стремительно, резко.

Женщина моргнула, потом резко выпрямилась. Я увидела, как её рука судорожно сжалась в ку лак.

Слово «полиция» она поняла сразу.

Когда самолёт полностью остановился, люди начали двигаться к выходу. Но нас задержали.

Я видела, как подошли двое полицейских. Их выражения были нейтральны, но твёрды. Они коротко переговаривались с бортпроводниками, кивали.

Мать девочки что-то бурчала, пыталась сопротивляться, но всё было решено. Её вместе со спутником забрали. Софью тоже увели, но уже в заботливые руки сотрудников соцслужбы. Напоследок она оглянулась. В глазах девочки была тоска. Её нижняя губа дрожала, но она не плакала. Просто смотрела.

Я невольно шагнула вперёд, но кто-то тронул меня за руку — муж. Он лишь покачал головой. Я остановилась.

— Всё будет хорошо, София, — едва слышно сказала я.

Не знаю, услышала ли она.

***

Мы успели на свой рейс. Я смотрела в иллюминатор, наблюдала, как солнце садится за горизонт. Мир не изменился. Но я поняла, что иногда приходится принимать решения, от которых становится больно. И это — самая трудная часть жизни.

Оцените статью
«Приемные родители» на один рейс
Родственники не пустили на порог