Они расстались из-за ребёнка, которого Катя не хотела рожать. Катя не терпела манипуляций, а он сказал: «Мы расстанемся, если ты сделаешь это. Я не буду связывать свою жизнь с убийцей.» Да пожалуйста! Воспользовавшись отпуском, Катя купила билет в родные края. Под лозунгом «моё тело — моё дело», не прощаясь и не ставя молодого человека в известность, она отправилась на вокзал. С абортом решила повременить — не потому что сомневалась, а потому… сама она не знала почему, причин слишком много: она не хотела становиться зависимой, не хотела терять работу, где её только-только начали ценить как сотрудника, но и Паша был человеком надёжным, с ним легко и комфортно… было до сей поры.
Разместившись на нижней полке, Катя поудобнее устроила подушку и надела наушники. Посадка в вагон шла полным ходом и слышно было, как тарахтят по узкому коридору колёсики чемоданов и протаскиваются волоком сумки — другие пассажиры тоже спешили занять свои места.
Прямо за дверцей Катиного купе замер стук каблуков:
— У нас двадцать и двадцать один?! — прокричал визгливый женский голос.
— Да! Иди дальше! — ответил ей мужской баритон.
Катя понадеялась, что в её купе подсядут как можно позже, хотелось какую-то часть пути провести в одиночестве. А лучше весь путь, но это невозможно: семь дней тарахтеть до Владивостока, где-то да займут свободные места в её купе. Самолётом было бы и дешевле, и проще, но Катя панически боялась летать. В коридоре тем временем командовал детьми женский голос.
й баритон.
Катя понадеялась, что в её купе подсядут как можно позже, хотелось какую-то часть пути провести в одиночестве. А лучше весь путь, но это невозможно: семь дней тарахтеть до Владивостока, где-то да займут свободные места в её купе. Самолётом было бы и дешевле, и проще, но Катя панически боялась летать. В коридоре тем временем командовал детьми женский голос.
— Девочки, не отставайте. Маша, держи за руку сестру!
Едва Катя успела понадеяться, что эти товарищи подсядут не к ней (пусть кто угодно, лишь бы не дети, с которыми Катя вообще не умела общаться и считала, что она не любит малышню), как дверь её купе отворилась и женщина, ещё не старая, но уже явно бабушка, скомандовала двум девочкам-дошкольницам входить сюда.
— Здравствуйте! — сказала она Кате, — попутчиками, значит, будем?
Катя промямлила «добрый день». Женщина одёрнула детей. Пыхтя, она затаскивала чемодан и сумку в купе:
— Девочки, поздоровайтесь с тётей, — и пояснила Кате: — внучки мои. Решила взять их с собой к брату в гости.
Она проворно распихала по углам сумки и усадила детей на одну нижнюю полку. Девочки смирно сидели, пришибленные неизвестной обстановкой, и болтали ногами в белых гольфиках. Глазёнки их так и бегали по всему купе, задерживались на Кате и её ноутбуке, перебегали на шторы и вид за окном, в общем, вели себя как обычные воспитанные дети. Наконец рядом с ними уселась и бабушка.
— Ну что? Готовы к путешествию, мои пуговки?
— Да, бабушка, а когда мы тронемся? — спросила та, что постарше.
— Ой, скорей бы уже! — вторила ей младшая и мелко запрыгала на сиденье.
Бабушка взглянула на часы:
— Отправление через десять минут.
— А где мы спать будем?
— Да вот на полке где вы сидите и две верхних ещё.
— Чур я внизу! — сказала старшая, пластаясь за их спинами.
— Нет я!
— Да тише вы! — рявкнула бабушка. — Разберёмся. Сидите спокойно и смотрите в окно. В окно я сказала!
Девочки потолкались между собой, чтобы занять наиболее удобное место для обзора.
— Меня, кстати, Надеждой зовут, — обратилась женщина к Кате. — Надежда Васильевна.
— Очень приятно. Я Катя, — натянуто улыбнулась и Катя.
— А внучки мои — Маша, — положила она руку на голову старшей, — и Ксюша. Одной шесть, а другой четыре. Мы постараемся вам не мешать. Вы до куда едете?
— До конечной.
— До Владивостока? Надо же, мы тоже! Значит, успеем ещё познакомится как следует!
На этот раз Катя улыбнулась совсем кисло и основательно затолкала наушники в уши, дав понять, что общаться не хочет. Перспектива провести все семь суток с двумя детьми её не обрадовала. Путешествие обещает быть «весёлым»!
— Ура! Поезд тронулся! Мы едем, бабушка! — запрыгала Маша.
— Не кричи!
Дети вели себя прилично и до вечера Катю никто особо не трогал. Перед тем, как ложиться спать, бабушка, помявшись, обратилась к ней:
— Мне очень неудобно вас просить, но не могли бы вы поменяться полками с моей старшей? Я просто нижние выкупить не успела. Боюсь, что она может свалиться оттуда ночью…
Этого вопроса Катя ждала и знала, что отказать не сможет. Она взглянула на детей: девочки, уже с распущенными волосами и в пижамах, занимались раскрасками. Конечно, уступать своё место ей не хотелось, но что если ребёнок действительно упадёт с высоты? Надежда Васильевна расценила её взгляд по-своему:
— Не смогут они вдвоём на одной полке, толкаться будут всю ночь, мы это уже проходили. Я вас очень прошу… Днём можете быть внизу сколько угодно, нам бы только на ночь…
— Ну хорошо. То есть без проблем. Мне всё равно где спать.
В пути у Кати было два занятия: вышивание крестиком и ноутбук. Девочки любознательно следили за движением её иглы, им очень хотелось увидеть что же получается у Кати.
— А можно мы, пожалуйста, рядом посидим и посмотрим? — вежливо спросила Маша.
— Ну конечно! Садитесь по обе стороны от меня.
— Ой, это же котик! — вскричала Ксюша.
— Не котик, а тигр. Это же тигр, тёть Кать?
— Верно.
Кате нравились эти дети. Бабушку они во всём слушались, держала она их на коротком поводке. Такие же вежливые и воспитанные, как и старшее поколение. Правда, дети есть дети — активность, весёлость и любознательность никуда из них не девались.
Катя протянула иголку Маше.
— Хочешь попробовать?
— Хочу, но я не умею.
— А я тебя научу! Посмотри на ткань. Видишь, на ней нити переплетаются квадратиками? Нужно в каждом квадратике вышить крестик. Давай сначала вместе — продолжим оформлять «лапку».
Обе девочки попробовали себя в вышивании. Получалось у них неплохо, даже не напортачили.
Вскоре и пищу стали принимать сообща, складывались у кого что есть. Так и сдружились. Узнала Катя, что Надежда Васильевна родом из Тверской области, да там и живёт по сей день. В Приморье у неё родной брат — уехал ещё в молодости по программе переселения, прижился. Внучки — уже москвички, — каждое лето с бабушкой.
На своей второй полке Катя любила смотреть фильмы. Девчонки кружатся внизу, на Катю поглядывают. Старшенькая Маша, воспользовавшись тем, что бабушка вышла, забралась на верхнюю, где ночью спала Надежда Васильевна, и пыталась заглянуть в ноутбук Кати. Тут и бабушка явилась, инстинктивно растопырила руки:
— Маша, упадёшь! Спускайся немедленно!
Катя сняла наушники, смотрит на девочек с улыбкой. Они, бедные, уже не знали чем занять себя на второй день пути.
— А давайте ко мне? Мультик хотите? — предложила она.
— Да что вы! Не обращайте на них внимания, пусть сидят! — возразила бабушка. — А ну-ка!
Девочки смирно сели и опять заболтали ногами от скуки.
— И не помешают! Я тоже мультфильмы люблю. «Рапунцель» смотрели?
— Нет!
— Да!
— Полезайте ко мне! А вы, Надежда Васильевна, отдохните пока.
— Ой, ой, внизу лучше! Боюсь упадут мои егозы!
Внизу Катя соорудила настоящий домик: повесила простынь, подоткнув её сверху под матрас второй полки. Получилось тайное местечко. Ноутбук она поставила себе на колени, с двух сторон её опять облепили девчонки. Смотрели восторженно. Каждый день по мультфильму. Иногда Катя ловила себя на мысли, что таким образом она могла бы проводить время и со своим ребёнком вместе с Пашей. Положит она руку на живот — он там ещё. А в телефоне штук двадцать пропущенных от Паши. В ней сидела ужасная вредина, которая не хотела с ним говорить. «Не звони! Я сама потом. Еду к родителям.» — написала она ему кратко. И Паша перестал звонить.
На четвёртый день пути Катя заболела — продуло её от окна. Утром встать не могла из-за температуры. Горло обложило капитально. Надежда Васильевна, помимо присмотра за внучками, взялась лечить Катю: ходила за чаем, достала кое-что из своей походной аптечки. Когда подошло время стоянки, она сбегала в аптечный киоск и купила для Кати лекарств. Детей приструнила, приказала сидеть тише, чем мыши. Их и правда было почти не слышно. Катя провалялась два дня, почти не вставая.
— А мне можно пить эти лекарства? Понимаете, я беременна…
— Можно, можно… успокоила её Надежда Васильевна. — Я специально подобрала самые щадящие.
— Неужели уже заметно? — удивилась Катя. — у меня всего девять недель.
По лицу всё видно, я всегда чувствую, — улыбнулась Надежда Васильевна. — Ты лежи, я всё сделаю, если надо.
У Кати слёзы выступили. За ней редко кто так ухаживал с тех пор, как уехала от родителей. Всё сама… Надежда Васильевна положила руку ей на голову и просто погладила её, ничего не говоря, но сколько же было в этом жесте чисто женского понимания и заботы!
В последний день пути Кате стало получше. На радостях, что всё обошлось, Надежда Васильевна от души накормила Катю, принесла ей из вагона-ресторана суп и пирожное, сделала чай. К великой радости девочек, Катя включила им очередной мультфильм, а сама разговорилась за чаем с Надеждой Васильевной.
— Спасибо вам большое, я вашу доброту никогда не забуду. Вы столько для меня сделали, хотя я чужой человек вам.
— Не бывает чужих людей, если они живут под одной крышей, пусть и временно. Говоришь, никогда не забудешь? — блеснула на неё глазами Надежда Васильевна и увидела Катя, что взгляд её сделался совсем тёплым от воспоминания. — У меня в детстве тоже такой случай был, в больнице. Положили меня туда, потому что нужно было делать операцию — вырезали аденоиды. Как я говорила, мы из области, семья моя, а положили меня в Тверь. Впервые оказалась я одна, родители домой поехали. До нашей деревни от Твери далеко, не накатаешься, да и денег у родителей не было. Папа сказал, что приедет за мной через три дня, на выписку. Так и оказалась я одна…
— Сколько вам лет было?
— Десять. И вот лежу я после операции, больно, кровь идёт из носа и горла, глотаю её плачу потихоньку. Хоть и большая, а без родителей страшно… А к девочке соседской приходила её бабушка. Она села рядом со мной и стала гладить меня по голове, слёзы обтёрла. Мне сразу стало так тепло и уютно… Абсолютно чужой человек, чужое прикосновение, а сколько в нём добра… Спустя время доктор разрешил мне питаться подтаявшим мороженым, только вот взять я его нигде не могла. И эта бабушка принесла его для меня. Я не просила ничего, а она принесла. Это добро к чужому ребёнку до сих пор греет мне душу. Прошло столько лет, а я до сих пор помню эту бабушку, её улыбку, тёплый взгляд и платье в жёлтый цветочек.
Надежда Васильевна отпила чай, посмотрела на внучек.
— Всегда нужно стараться относиться к людям так, как ты хотел бы, чтобы в случае беды люди отнеслись к твоим детям. Не так за себя беспокоишься, как за них. Ты поможешь и тебе помогут. Есть в мире две вечных вещи: добро и зло. К ним можно отнести любой поступок. Зло тяжело забыть и простить, но это необходимо, ведь воспоминания о нём разрушают… А добро забыть — проще простого, но его, наоборот, нужно помнить, потому что именно от добрых дел пускаются во все стороны корни и из этих корней произрастают новые деревья.
— Это то, что ты можешь услышать даже если оглохнешь, и увидеть, если будешь слепым, — продолжила Катя.
— Чья-то цитата?
— Да, кажется, так говорил Марк Твен.
Катя посмотрела в окно, на проплывающие мимо пейзажи. Она думала о том, что каждый миг жизни изменяет нас: делает лучше или хуже, глупее или мудрее.
— Знаете, такая интересная вышла у меня поездка… Вроде бы и заболела тяжело, и с двумя чужими детьми в одном купе. Казалось бы, что может быть со стороны хуже? А мне и расставаться со всеми вами не хочется. Запомнились эти дни как нечто приятное.
— Всё в твоих руках, — сказала ласково Надежда Васильевна, — скоро тебе скучать не придётся: ребёночек, хлопоты… Но это счастье — семья, муж, дети.
Катя положила руку на живот. Ответила:
— Да. Вы правы. Извините, мне нужно кое-кому срочно позвонить.
Она вышла в тамбур и набрала номер Паши. Снимет ли он трубку? Они никогда не расставались так надолго.
— Да неужели… — с ворчливым беспокойством ответил Паша.
— Не говори пока ничего, — занервничала Катя, — просто выслушай. Во-первых, прости. Я д*ра, знаю. Во-вторых… я, знаешь, ещё толком не придумала имени для нашего ребёнка, но «Саша» звучит неплохо, да?
— Универсальное, — согласился Паша и Катя ощутила его улыбку.
— Может ты приедешь ко мне? Я соскучилась… Познакомишься с моими родителями.
— Я, собственно, уже в пути… — признался Паша.
— Как??
— Стою на стойке регистрации в аэропорту. Решил догнать тебя и вернуть.
Катю охватило радостью.
— Ах вот как!
— Ну потому что я такой классный и ты не захочешь меня потерять, хе-хе, шучу. Да и вообще я тоже вспылил, а потом подумал: ну не хочешь ты сейчас детей и ладно. Я всё равно на тебе женюсь.
— Нет, я хочу. Я этого ребёнка уже полюбила.
— Вот видишь. А я сразу полюбил, как только узнал, что ты беременна.
— Мы же будем счастливы, правда? — спросила она с надеждой.
— Правда. Но нам не помешает научиться быть терпимее и добрее друг к другу.
— А меня тут кое-чему научили в дороге. Я заболела и попутчица меня пожалела, вылечила. Удивительный пример доброты. И внучки у неё — чудо. Я тебе о ней расскажу.
