— Открой, когда будешь одна. Это про нас. Ты поймёшь, как я тебя люблю.
— Спасибо, — я приняла небольшую коробочку, обёрнутую в серебристую бумагу, и поцеловала Алексея в щёку.
Мой день рождения проходил как обычно — без размаха, только самые близкие.
Илья и Артём сидели за столом, уплетая торт, который я испекла сама. Наш семейный ритуал — мальчики всегда просили именно мой торт, никакие покупные им были не нужны.
Я разглядывала коробочку с лентой, не решаясь открыть. Алексей смотрел на меня, его взгляд был напряжённым, странно блестящим.
Последнее время он часто так смотрел — будто хотел что-то увидеть сквозь меня.
— Как сказал папа — откроешь потом, — Илья подмигнул мне. — А мы с Тёмой подарим тебе наше поздравление прямо сейчас!
Мальчики достали самодельную открытку размером с небольшой плакат. Вырезки из фотографий, наши семейные моменты, искренние надписи их почерками. Я обняла сыновей, вдыхая запах их волос, такой родной.
Алексей молчал, барабаня пальцами по столу.
Когда все легли спать, я села в кресло в гостиной и раскрыла коробочку. Внутри был DVD-диск с надписью фломастером: «Для Марии. Смотри до конца».
Воткнула диск в старый плеер, убавила звук, чтобы не разбудить домашних.
На экране появились наши семейные видео. Вот Илья делает первые шаги, вот Артём задувает свечи на трёхлетие, вот мы все на море… Я улыбалась, вспоминая прошлое.
Видеозаписи шли одна за другой — линейное повествование нашей жизни.
Но примерно на двадцатой минуте фон изменился. Музыка стала приглушённой, странной. Видео мерцали и искажались. Что-то не так.
Это было похоже на случайный монтажный брак, но интуиция подсказывала — здесь что-то есть. Я скопировала файл на ноутбук и открыла аудиодорожку в редакторе.
И тут я заметила странную вещь в звуковой волне — неестественные пики на заднем плане. Я в универе работала с музыкальной группой, поэтому умею обрабатывать звук.
Включив обработку, я услышала это.
Голос Алексея. Холодный, монотонный, пустой:
«Я больше не могу так. Они мешают. Она вся в детях. Это неправильно. Я хочу, чтобы она снова принадлежала мне. Только мне. Без них».
Внутренности сжались в комок. Во рту пересохло. Я поставила звук на повтор, надеясь, что ослышалась.
Но нет. Слова были отчётливыми.
«Она должна принадлежать мне… Без них. От детей я избавлюсь».
В памяти всплыли картинки десятилетней давности. Алексей, уходящий с чемоданом. Его объяснение — «переутомление», «нервное истощение». Его отсутствие длиной в полгода. Он отправился отдохнуть в больницу.
Я тогда не спрашивала подробностей — берегла, защищала. Но сейчас… Сейчас все детали складывались по-новому.
Это была не обычная больница. Психиатрическое отделение — вот куда он попал тогда. А сейчас, судя по этому посланию, всё возвращается.
Я взглянула на закрытую дверь спальни, где спал Алексей. Дрожащими руками достала телефон.
«Миша, мне нужна твоя помощь. Серьёзная. Без вопросов».
Старый друг ответил сразу: «Что случилось, Маш?»
«Просто скажи — могу я с мальчиками переждать у тебя? Несколько дней».
«Конечно. Ключи знаешь где. Я после работы подъеду».
Наутро я собрала документы, немного вещей, сказала Алексею, что еду с мальчиками к маме на пару дней отдохнуть от городской суеты.
— Конечно, — он улыбнулся, поцеловал меня. — Отдохните. Я потом приеду.
Его глаза были спокойными. Он не подозревал, что я знаю.
Через час мы с детьми были уже в автобусе. Я отключила геолокацию на телефонах.
Мы исчезли.
Пять часов пути, три пересадки. Дети думали, что это спонтанное приключение. Я поддерживала игру — говорила о сюрпризе, о секретной поездке. Сердце колотилось в горле каждый раз, когда звонил телефон.
— Мам, почему мы едем к дяде Мише, а не к бабушке? — спросил Артём, когда мы наконец вышли на станции маленького городка.
— Бабушка приболела, — соврала я, сжимая его ладонь. — У дяди Миши дом большой, двор, вам понравится.
Михаил встретил нас на старенькой «Ниве». Окинул меня внимательным взглядом, но вопросов не задавал. Только когда дети уснули в комнате на втором этаже его деревянного дома, мы сели на кухне.
— Что произошло, Маша?
Я показала ему запись. Его лицо изменилось — от недоумения к тревоге, потом к холодной серьёзности.
— Десять лет назад Алексей лечился в психиатрической клинике, — проговорила я, обхватив кружку дрожащими руками. — Я не знала деталей. Он вернулся, всё наладилось, и я… я не спрашивала.
— А сейчас?
— Сейчас он изменился. Стал отстранённым. Часто уходил в себя, смотрел сквозь меня. Я списывала на усталость, на возраст… — горечь подступила к горлу. — Как я могла не заметить?
— Ты не виновата, — Миша сжал мою руку. — Ты правильно сделала, что привезла сюда детей.
В окне промелькнул свет фар. Миша выглянул через занавеску.
— Никто. Просто сосед вернулся с работы.
В ту ночь я не спала. Постелила себе на диване рядом с комнатой мальчиков. Прислушивалась к каждому звуку. Телефон заряжался рядом, включенный на беззвучный режим. К утру на нём было 17 пропущенных от Алексея.
Три дня прошли в подвешенном состоянии. Илья и Артём освоились, гоняли мяч во дворе, помогали Мише колоть дрова для бани.
Я звонила на работу, сказала, что беру незапланированный отпуск по семейным обстоятельствам.
Алексей писал сначала обеспокоенные сообщения, потом раздражённые, потом обвиняющие. Я отвечала коротко: «У нас всё хорошо, задержимся ещё на несколько дней».
На четвёртую ночь я проснулась от лая собаки. Громкого, тревожного. Миша держал в доме старого лабрадора Рекса, обычно спокойного, дружелюбного.
Сейчас он заходился хриплым лаем, скребя когтями входную дверь.
Миша спустился со второго этажа, накинул куртку.
— Не выходи, — бросил он мне и вышел на крыльцо.
Я прильнула к окну, вглядываясь в темноту двора, освещённого только тусклым фонарём.
В калитке стоял Алексей. Его фигура казалась изломанной, напряжённой. Даже издалека я видела, как неестественно он двигается.
— Мария! — его голос прорезал ночную тьму. — Мария, выходи! Ты сбежала! Ты забрала их! Ты не понимаешь, что делаешь!
Миша преградил ему дорогу:
— Уезжай, Алексей. Сейчас же.
— Ты! — Алексей почти зарычал. — Это ты! Ты её забрал! Она моя!
Он бросился на Мишу с такой яростью, что они оба упали на землю. Я задохнулась от ужаса и бросилась к телефону. Трясущимися пальцами набрала 112.
— Полиция, — мой голос срывался. — Человек напал… Дети… Пожалуйста, быстрее!
Когда я снова выглянула в окно, Алексей сидел верхом на Мише, его руки сжимали горло моего друга.
Я схватила кухонный нож и бросилась на улицу.
— Алексей! Остановись!
Он повернулся. В свете фонаря его лицо было страшным — искажённое, с пустыми глазами, с пеной в уголках рта.
— Маша, — его голос вдруг стал почти нежным. — Они все мешают нам. Все. Дети выросли. Они больше не нужны. Только ты и я, как раньше.
Где-то вдалеке завыла сирена. Алексей дёрнулся, соображая. В этот момент Миша, хрипя, оттолкнул его и поднялся на ноги.
Я бросилась в дом. Полиция приехала через три минуты. К тому времени Алексей уже колотил в дверь, выкрикивая бессвязные слова.
— Мама, что происходит? — сонный Илья появился на лестнице.
Я прижала сына к себе:
— Всё будет хорошо, малыш. Всё будет хорошо.
Полицейские скрутили Алексея. Он кричал, пока его запихивали в машину:
— Я её люблю! Они мешают! Она была моей! Они всё испортили!
Прошёл месяц. Мы с мальчиками переехали в съёмную квартиру в том же маленьком городке. Городскую продавали.
Илья и Артём пошли в новую школу. Они знали только часть правды: папа заболел, ему нужна помощь, мы начнём всё сначала.
В некотором смысле это было правдой.
Алексея поместили в закрытую психиатрическую клинику. В кабинете главного врача я впервые услышала вердикт, от которого внутри всё похолодело — параноидальное расстройство личности.
После формальной части разговора врач перехватил меня в коридоре. Ломота Андрей Викторович — так его звали — протянул мне стакан воды, облокотился на подоконник.
Солнце пробивалось сквозь жалюзи, расчерчивая его лицо полосами света и тени.
— В таких случаях худшее, что могло случиться — это прерывание терапии, — он говорил негромко, без казённых оборотов. — Десять лет назад мы наблюдали только первые признаки.
Потом он, видимо, решил, что справился сам. Бросил препараты. Многие так делают — кажется, что ты уже в порядке. А сознание тем временем незаметно соскальзывает.
— Незаметно? — горько спросила я. — Как я могла жить с ним и не видеть?
— Люди такие часто сохраняют способность функционировать в обществе. Они могут скрывать симптомы, особенно от близких. Он боялся вас потерять, поэтому маскировал болезнь.
— А это сообщение? Послание на диске?
Врач вздохнул:
— Возможно, это была его последняя попытка контролировать ситуацию. Или крик о помощи. Сейчас трудно сказать. Он останется здесь надолго. Без надзора он больше не выйдет.
Я подала на развод. Процесс прошёл быстро — учитывая обстоятельства, суд встал на мою сторону. Опека над детьми полностью перешла ко мне. Имущество тоже.
Миша помог найти работу — я стала вести онлайн-уроки по английскому из дома.
— Мам, смотри, я забил! — Артём радостно подбежал ко мне, размахивая руками. Мы сидели в парке, солнце клонилось к закату, бросая розоватые отблески на деревья.
Илья играл в футбол с местными мальчишками, Артём только что присоединился к ним. Я смотрела, как мои дети смеются, бегают, живут дальше.
— Они быстро адаптировались, — Миша сел рядом со мной на скамейку, протягивая стаканчик с кофе.
— Дети вообще адаптируются быстрее, чем взрослые, — я сделала глоток. — А я до сих пор просыпаюсь среди ночи и проверяю, заперта ли дверь.
— Это пройдёт, — он легко коснулся моего плеча. — Дай себе время.
Вечером мы устроили ужин. Миша пришёл с женой Еленой, которая вернулась из командировки.
Дети расставляли тарелки, я готовила пасту с морепродуктами — новый рецепт, который давно хотела попробовать.
За столом было шумно, уютно. Лена рассказывала про своих учеников — она преподавала в местной музыкальной школе. Вернулась в выступления в другом городе.
Миша спорил с Ильёй о футбольных командах. Артём увлечённо объяснял, как работает новый конструктор, который ему подарили в школе за победу в конкурсе.
Обычный семейный вечер. Такой простой. Такой драгоценный.
Когда дети ушли смотреть фильм, а Миша с Леной помогали мне убирать со стола, я вдруг ощутила волну благодарности — к этим людям, к судьбе, даже к тому DVD-диску.
— Ты как? — тихо спросила Лена, моя посуду. — В самом деле?
Я задумалась на мгновение:
— Знаешь, я не ожидала, что один подарок может так изменить жизнь. Но сейчас я благодарна, что услышала то послание. Что поняла. Что сбежала. Что спасла их.
Через открытую дверь мне были видны мои мальчики — они смеялись над чем-то в фильме, толкали друг друга локтями, делились попкорном.
— А что дальше? — спросил Миша, явно пытаясь придать вопросу лёгкость.
Я улыбнулась:
— Дальше я хочу просто быть. Для них. И для себя.
Вечером, уложив детей, я вышла на крыльцо нашего съёмного дома, мы теперь жили рядом с друзьями.
Летний ветер играл листвой, где-то вдалеке играла музыка. Я глубоко вдохнула, чувствуя, как внутри рождается что-то новое — покой, ясность, свобода.
Любовь — не про контроль. Не про принадлежность. А про свет. И я больше никогда не позволю погасить его.
