Ключ повернулся в замке, и Алина толкнула дверь. Воздух в прихожей пах непривычно – чем-то тяжёлым, сладковатым, напоминающим старые шкафы.
Она поставила чемодан на пол, огляделась. Что-то было не так. На вешалке, рядом с её лёгкой курткой, висело плотное шерстяное пальто, явно не Андрея. На полке для обуви, где обычно стояли только их с мужем кроссовки и туфли, красовались новые пушистые тапки, размера эдак сорок второго.
Алина нахмурилась, прошла в гостиную. На диване, вместо её любимого пледа, лежал какое-то цветастое лоскутное покрывало, а на журнальном столике, где всегда стояла ваза с цветами, теперь возвышалась стопка старых газет и вязаная салфетка.
Она заглянула на кухню. На полке с кружками, среди их минималистичных белых чашек, появились три новые, с крупными цветами, явно из какого-то старого сервиза.
— Ну вот и ты, — раздался голос из-за спины. Алина резко обернулась. В дверном проёме стояла свекровь, Анна Петровна. Она была в домашнем халате, с полотенцем на голове, будто только что из душа. На лице свекрови играла какая-то странная, елейная улыбка.
— Анна Петровна? Вы… вы что здесь делаете? — Алина почувствовала, как её сердце начинает биться чаще.
— А что я могу делать? Я теперь здесь живу, — свекровь развела руками, и её улыбка стала ещё шире. — Андрюша тебе не сказал?
В этот момент из комнаты вышел Андрей. Он был в своей домашней футболке, расслабленный, с кружкой чая в руке. Увидев Алину, он лишь кивнул, словно она вернулась из магазина, а не из двухнедельного отпуска.
— А, ты уже приехала, — спокойно произнёс он, отпивая чай. — Привет. Пока ты в отпуске была, мама переехала к нам.
Алина стояла, как громом поражённая. Ни разговоров. Ни предупреждений. Ни единого намёка. Он просто поставил её перед фактом, словно речь шла о покупке новой лампочки, а не о переезде человека, с которым им предстояло жить под одной крышей.
— Переехала? — голос Алины стал словно чужим, хриплым. — Как это – переехала? Почему я ничего не знаю?
Андрей пожал плечами, делая ещё один глоток.
— А что тут знать? Маме тяжело одной, ты и сама могла бы догадаться. Вот, мы решили, что ей лучше с нами. Ей помощь нужна.
Анна Петровна кивнула, подперев щёку рукой.
— Да, Алиночка. Совсем я одна заскучала. А тут и Андрей предложил. Ну, я и собралась по-быстрому.
Алина переводила взгляд с мужа на свекровь, пытаясь найти хоть какую-то логику, хоть какое-то объяснение этому абсурду. Но Андрей смотрел на неё с полным спокойствием, будто сделал обычную бытовую перестановку, передвинул диван или повесил новую картину. Для него это было нормой. А для неё – шоком.
— Но… но мы же… мы же не обсуждали это! — Алина наконец обрела голос, и в нём зазвенели стальные нотки.
— А что обсуждать? — Андрей посмотрел на неё, как на неразумного ребёнка. — Всё уже решено.
Алина стояла посреди кухни, глядя на новые кружки с цветами, и в голове проносились обрывки воспоминаний, словно старые фотографии, пожелтевшие от времени.
Они поженились пять лет назад. Она была молода, полна надежд, верила в их общее будущее.
Сначала всё было прекрасно. Она переехала в его квартиру. Он говорил: «Это наш дом, Алин. Наш, семейный». И она верила. Она вкладывала в этот дом душу, обустраивала его, выбирала мебель, покупала посуду, создавала уют. Ей казалось, что это их общее гнездо, их крепость.
Но со временем что-то изменилось. Постепенно, незаметно, как вода точит камень. Он всё чаще стал подчёркивать: «Это моя квартира». Сначала это звучало как шутка, потом как небрежное замечание, и наконец – как утверждение, не терпящее возражений.
Она помнила, как однажды предложила перекрасить стены в спальне в более светлый тон.
— Зачем? — спросил Андрей. — Мне и так нравится.
— Ну, мне кажется, будет уютнее, светлее, — попыталась объяснить она.
— Не трогай, это до тебя было, — отрезал он. — Я привык.
И так было со многим. Она хотела поменять старый бабушкин комод, который стоял в гостиной ещё со времён Андреевой холостяцкой жизни. «Не трогай, это память», — говорил он.
Она предлагала выбросить старые, потрёпанные полотенца. «Ещё послужат», — отвечал он.
Её роль в быту он признавал – она готовила, убирала, стирала, создавала чистоту и порядок. Но в ключевых решениях, касающихся обустройства их общего, как ей казалось, жилья, он всегда оставлял последнее слово за собой.
Анна Петровна, свекровь, часто бывала у них в гостях. Она приезжала на выходные, иногда на несколько дней. Комментировала всё – как Алина готовит, как убирает, как расставляет вещи. Критиковала её вкус в одежде, её привычки. «А вот у нас в деревне…», «А вот Андрей в детстве…» — эти фразы были её коронными. Алина терпела, старалась не обращать внимания. Но свекровь никогда не жила с ними постоянно. Это были лишь визиты.
Алина не раз пыталась донести до Андрея свои чувства.
— Я чувствую себя как квартирантка, Андрей, — говорила она ему как-то вечером. — Будто я здесь временно, а не хозяйка.
Он тогда только отмахнулся, улыбнулся снисходительно.
— Не преувеличивай, Алина. Что за глупости? Ты же моя жена. Это твой дом. Просто… ну, просто я привык, что всё по-моему. Это не повод обижаться.
И она тогда промолчала, как обычно. Думала, что со временем он поймёт, что их дом – это их общее пространство, а не его личная собственность. Но, видимо, она ошибалась.
Андрей сидел на кухне, попивая чай, и чувствовал себя абсолютно правым. Ну а что такого? Квартира его. Он её купил, он за неё платил. Значит, он и решает, кто в ней живёт. Тем более, речь идёт о его матери. О его родной матери, которая всю жизнь для него старалась, которая его вырастила.
Мама пожилая, ей тяжело одной. В её старом доме без воды и туалета ей уже стало совсем невмоготу. А тут – простор, удобства, и он рядом. Кто, если не он, позаботится о ней? Алина должна проявить понимание. Это очевидно. Это же долг сына.
Он прекрасно понимал, что если бы он спросил Алину, она бы «устроила истерику». Начала бы ныть, что ей некомфортно, что это её личное пространство, что она не хочет жить со свекровью. А ему эти разговоры были не нужны. Ему нужно было решить проблему, а не разводить демагогию. Поэтому он и не обсуждал. Поставил жену перед фактом – и всё. Так проще. Так быстрее.
Он не считал себя виноватым ни на йоту. В чём его вина? В том, что он заботится о своей матери? В том, что он хозяин в своём доме? Нет, это Алина слишком много на себя берёт. Слишком много хочет. Она должна понять, что это его квартира, и он имеет полное право распоряжаться ею так, как считает нужным.
«Это моё право, — думал он, отхлёбывая чай. — А она пусть привыкает. Привыкнет. Куда она денется? Она же моя жена. И она меня любит. Переживёт. Все привыкают к таким вещам».
Он был убеждён, что Алина просто немного покапризничает, поворчит, а потом смирится. Ведь он же не чужой человек, он её муж. И он сделал это из благих побуждений. Для мамы же. А мама – это святое.
— Андрей, мы должны поговорить, — Алина подошла к нему вечером, когда свекровь уже легла спать. Её голос был спокойным, но внутри всё дрожало от напряжения.
Он отложил телефон, посмотрел на неё.
— О чём?
— О том, что произошло. Почему ты не поставил меня в известность? Почему ты не обсудил это со мной? Это же наш дом, Андрей. Наша жизнь.
— А что тут обсуждать? — он снова пожал плечами. — Я же сказал, маме тяжело. Ей нужна помощь. Я решил, что так будет лучше.
— Но ты не спросил моего мнения! — Алина повысила голос. — Ты просто привёз её сюда, пока меня не было! Это неуважение, Андрей!
— Неуважение? — он усмехнулся. — Алина, не драматизируй. Это моя квартира, имею право. Я хозяин в этом доме.
— Ты хозяин в этом доме, а я кто? Квартирантка? — её голос зазвенел.
— Не начинай, — отмахнулся он. — Я не хочу это обсуждать. Всё уже решено. Мама будет жить с нами. Точка.
Алина сжала кулаки. Она попыталась ещё раз.
— Хорошо. Если так, давай хотя бы обсудим условия, правила. Как мы будем жить? Как мы будем делить пространство?
— Что обсуждать? — Андрей встал, явно давая понять, что разговор окончен. — Будем жить, как жили. Просто теперь нас будет трое.
Следующие несколько дней превратились для Алины в кошмар.
Анна Петровна, почувствовав себя полноправной хозяйкой, начала командовать. Она вмешивалась в их распорядок дня, будила их рано утром, потому что «жаворонки должны вставать с солнцем». Она переставляла вещи в шкафах, на кухне, в ванной, мотивируя это тем, что «так удобнее». Она выбрасывала её любимые специи, потому что «они вредные», и покупала свои, «правильные».
— А теперь у нас будет по-другому, — заявила свекровь однажды утром, переставляя мебель в гостиной. — Это я решила.
Алина смотрела на эти перемены, на то, как её дом, её уютное гнёздышко, превращается в чужое, незнакомое пространство, где ей нет места. Она чувствовала себя лишней, невидимой, бесправной. И в какой-то момент, глядя на то, как свекровь с довольным видом перевешивает её картины на стенах, Алина поняла, что больше не может.
Она спокойно пошла в спальню. Открыла шкаф. Достала свой старый, потрёпанный чемодан, с которым только что вернулась из отпуска. Андрей вошёл в комнату, увидел, что она собирается.
— Что ты делаешь? — спросил он, и в его голосе прозвучало лёгкое раздражение.
Алина продолжала методично складывать свои вещи. Одежду, книги, личные мелочи.
— Я не буду жить в доме, где меня даже не спрашивают, — сказала она, не поднимая головы. — Где моё мнение ничего не значит. Где я чувствую себя не женой, а прислугой.
Андрей стоял, ошарашенный.
— Ты куда собралась? Ты что, с ума сошла?
Она застегнула чемодан, подняла его.
— Я ухожу, Андрей. Это твой дом. Живи в нём, как хочешь.
Андрей остался с матерью в «своей» квартире. Сначала он чувствовал себя победителем. Ну вот, Алина покапризничала и ушла. Ничего, вернётся. Куда ей деваться?
Но дни шли, а Алина не возвращалась. И жизнь в «его» квартире стала совсем другой.
Анна Петровна взяла бразды правления в свои руки. Она контролировала все покупки, дотошно проверяя чеки и ворча за каждую потраченную копейку. Готовила только по-своему, свои любимые блюда, которые Андрей не очень-то и любил, но ел, потому что «мама старалась». Она меняла все его привычки – заставляла ложиться спать раньше, вставать ни свет ни заря, смотреть по телевизору только её любимые сериалы.
Квартира обустраивалась исключительно «под неё». Мебель пришлось передвинуть, чтобы Анне Петровне было удобнее смотреть телевизор или дотягиваться до полок. Её старые коврики и салфетки появились повсюду. Алина уже нигде «не чувствовалась». Её вещи, её запахи, её порядок – всё это исчезло, вытесненное властной рукой свекрови.
Андрей обнаружил, что дом теперь лишён уюта, тепла. Он больше не мог расслабиться, прийти домой и просто отдохнуть. Каждый его шаг, каждое решение контролировалось. Мать постоянно что-то требовала, жаловалась, давала указания. Он чувствовал себя не хозяином, а ребёнком, который живёт под строгим надзором.
Он пытался звонить Алине, предлагать вернуться. Сначала осторожно, потом настойчивее.
— Алина, ну вернись. Я всё понял. Мы поговорим.
Но Алина отказывалась. Её голос был спокойным и твёрдым.
— Нет, Андрей. Я не вернусь. Я уже нашла жильё.
Она арендовала небольшую, но уютную квартиру. Жила скромнее, чем раньше, но в полном спокойствии. Никто не командовал, никто не переставлял её вещи, никто не критиковал её выбор. Она сама решала, что ей есть, когда ложиться спать и какие фильмы смотреть. Она наконец-то почувствовала себя хозяйкой своей жизни.
Андрей понял слишком поздно. Квартира, его «родная» квартира, осталась при нём. Но жена ушла. А жить теперь ему приходилось не по своим правилам, а по маминым. И это было его наказание.
