Часы показывали половину одиннадцатого. Я в третий раз подогревала ужин, который приготовила ещё в шесть. Котлеты с пюре — его любимое. Было любимое. Теперь я уже ни в чём не уверена.
Николай снова задерживался. Третий раз за неделю. Раньше он всегда звонил, предупреждал, извинялся. Теперь просто сбрасывал короткое сообщение: «Буду поздно». И всё. Ни объяснений, ни «прости». Ничего.
Телефон в прихожей звякнул — пришла очередная весточка. Я вытерла руки о передник и поспешила проверить. Опять не мне. Рабочий чат. Коля даже не закрыл телефон, бросил его на тумбочку, словно мне неинтересно, что там.
Я не собиралась подглядывать. Честное слово. Но имя «Марина» и смайлик с сердечком сами бросились в глаза. Я замерла, прислушиваясь к звукам воды в ванной. Коля напевал что-то весёлое.
«Завтра на том же месте? — писала эта Марина. — Сегодня было чудесно!»
Горло сдавило. Я не стала читать дальше, просто положила телефон на место. Руки дрожали. Господи, неужели я превращаюсь в эту женщину? Которая шпионит за мужем, которая боится, которая не доверяет?
Через минуту телефон снова звякнул. И снова. Я застыла у окна, вглядываясь в темноту двора, а за спиной раздался голос Николая:
— Да брось, она ничего не понимает. Думает, я на совещаниях всё время.
Смешок. Пауза.
— Конечно, нет. Какие подозрения? Валя вообще… ну, знаешь. Наивная. Доверчивая.
Я продолжала смотреть в окно, но теперь видела только своё отражение — женщину с застывшим лицом, в домашнем платье с выцветшими цветами. Когда я стала такой? Когда превратилась в тень?
Николай вышел из ванной, на ходу вытирая волосы полотенцем. Улыбнулся, словно ничего не происходит:
— Ужин ещё актуален? Умираю с голоду!
Я поставила тарелку на стол. Он ел с аппетитом, рассказывал какую-то чушь про работу, а я смотрела на него, будто впервые. Чужой человек. Чужой мужчина в моей кухне, который строит из себя любящего мужа.
— Что с тобой сегодня? — спросил он, наконец заметив моё молчание.
— Ничего, — ответила я. — Устала ждать.
Горький чай с медом
— Поставь чашку, а то разольёшь, — мягко сказала Лена, забирая из моих дрожащих рук горячий чай.
Мы сидели на её уютной кухне — кружевные занавески, герань на подоконнике, стопка детских рисунков, приколотых магнитами к холодильнику. Я знала эту кухню двадцать лет — ещё со студенчества. Здесь мы плакали из-за первых расставаний, здесь же обсуждали свадьбы, рождение детей.
— И давно это у вас? — Лена достала из духовки пирог с вишней. Запах поплыл по кухне, и на секунду захотелось поверить, что ничего не случилось. Что я просто зашла к подруге на чай, как раньше.
— Не знаю, — я сглотнула комок в горле. — Месяц? Полгода? Может, всегда так было, а я не замечала?
Лена села напротив, пристально посмотрела на меня:
— Валюш, ты не заслуживаешь такого отношения. Никто не заслуживает.
Я опустила глаза. Стыдно было признаться, что боюсь. Боюсь остаться одна в пятьдесят два. Боюсь, что все скажут — не сумела удержать. Не старалась достаточно.
— А вдруг я сама виновата? — слова застревали в горле. — Постарела, обрюзгла. Разве можно его винить?
Лена вздохнула, отрезала кусок пирога, положила передо мной:
— А разве ты не имеешь права на счастье? На уважение, в конце концов? Ты не обязана терпеть, Валя. Ты не виновата.
Я смотрела на фотографии на стене — Ленина семья, дети, внуки. А рядом, в уголке — мы с ней, молодые, смеющиеся, с букетами сирени. Когда мы были такими беззаботными?
— Знаешь, что самое страшное? — я размешивала мёд в чае, не поднимая глаз. — Мне кажется, я его уже не люблю. Ничего не чувствую, кроме усталости.
Лена придвинулась ближе, накрыла мою руку своей:
— А представь, что ты можешь начать заново. Просто уйти и начать новую жизнь. Без обмана, без этого постоянного ожидания. Ты можешь, Валя.
В окно барабанил дождь, на плите тихо посвистывал чайник. Я впервые за долгое время почувствовала какое-то облегчение. Словно кто-то наконец сказал вслух то, о чём я боялась даже подумать.
— Мы с тобой не молоденькие девочки, — продолжала Лена. — Но мы ещё живые. У тебя ещё может быть счастье, понимаешь? Настоящее.
Я кивнула, а в голове впервые промелькнула крамольная мысль: а что если можно уйти? Просто встать и уйти. Без скандалов, без выяснений. Оставить его с его Мариной и начать жить для себя?
Сборы перед прыжком
Странно, но руки не дрожали. Я методично открывала ящики комода, вынимала документы, украшения, старые письма. То, что действительно принадлежало мне. То, без чего я не могла начать новую жизнь.
Наша спальня, где мы прожили пятнадцать лет, казалась музеем чужой жизни. Я смотрела на фотографии в рамках — счастливые лица, объятия, поцелуи. Мы на море, мы в горах, мы на даче у его родителей. Снимки делались всё реже. Последний — трёхлетней давности.
В шкатулке нашла обручальное кольцо — золотой ободок с маленьким бриллиантом. Недорогое, но я так им гордилась когда-то. Подержала на ладони и положила обратно. Это прошлое, а мне нужно будущее.
Сберкнижка, медицинский полис, свидетельство о рождении, диплом… Документы складывались в стопку. Я не знала, что понадобится в новой жизни, поэтому брала всё.
В дальнем углу шкафа обнаружила альбом со старыми фотографиями — ещё чёрно-белыми. Родители, бабушка, я маленькая на качелях… Откуда же у меня взялась эта привычка всё терпеть, всё прощать? Бабушка Тася говорила: «Женщина должна быть мудрой, Валечка». Мудрость — это терпение? Или мудрость — это знать, когда уходить?
Отложила альбом в сумку. Он поедет со мной.
На кровати уже лежало несколько платьев, юбка, блузки, бельё. Немного, самое необходимое. Я не собиралась забирать всё — мне хотелось начать с чистого листа. Новая одежда, новая посуда, новые книги. Новая я.
Зазвонил телефон — Николай. Я сбросила вызов.
Потом пришло сообщение: «Задержусь сегодня. Важная встреча».
Я усмехнулась. Раньше такие сообщения заставляли меня плакать. Теперь я чувствовала только облегчение — больше времени на сборы.
Лена обещала приехать через час с братом и его машиной. Они помогут перевезти вещи в съёмную квартиру, которую я нашла вчера. Маленькую, но светлую, с видом на парк. Временное пристанище, пока не решу, что делать дальше.
Последний взгляд на спальню. Сколько ночей я проплакала здесь, уткнувшись в подушку? Теперь это в прошлом.
В прихожей сняла со стены нашу свадебную фотографию. Вытащила из рамки, сложила пополам и спрятала в сумку. Не для грусти — для напоминания. Чтобы помнить, какой счастливой я была когда-то. И какой счастливой могу стать снова.
Я закрыла сумку, выпрямилась и глубоко вздохнула. Страха не было. Ни капли сожаления. Только спокойная, почти холодная решимость. И где-то глубоко внутри — тонкая ниточка надежды.
Щелчок замка
— Вот и всё, хозяйка, — мастер Виктор Петрович, пожилой мужчина с добрыми морщинками вокруг глаз, протянул мне три ключа. — Замок надёжный, импортный. Таких отмычек ещё не придумали.
Я стояла в подъезде, разглядывая новенькую дверную ручку. Блестящая, с каким-то хищным отливом. Ещё вчера я бы сказала, что на такие глупости денег нет. А сегодня сняла с книжки последние сбережения — и вот он, мой новый замок. Мой рубеж.
— Спасибо большое, — я протянула Виктору Петровичу деньги. — Вы мне очень помогли.
— Да чего уж там, — он покачал головой. — Сам после развода замки менял, знаю, как оно бывает.
Я хотела возразить, что не развожусь, но промолчала. Какая разница, что думает незнакомый мастер? Для меня это не развод — для меня это освобождение.
Виктор Петрович ушёл, а я осталась одна в пустой квартире. Вчера мы с Леной вывезли последние мои вещи. Остались только крупная мебель, кухонная утварь — то, что я не хотела забирать. Пусть Николай пользуется.
Телефон пискнул — сообщение от Лены: «Всё хорошо? Справилась с замками?»
Я отправила короткое «да» и машинально открыла другое приложение. Страничка Николая показалась в ленте. Фотография с какого-то корпоратива — он в обнимку с рыжеволосой женщиной. Оба смеются, держат бокалы. Подпись: «С лучшей коллегой!»
Марина. Вот она какая. Моложе меня лет на пятнадцать, с ярким макияжем и броским колье на шее. Красивая. Живая.
Я думала, что почувствую боль, ревность, отчаяние. Но внутри была только пустота. И где-то на дне — облегчение. Уже неважно, кто она. Неважно, что у них там. Это больше не моя история.
Ещё раз оглядела квартиру. Сколько раз я мыла эти полы, драила эту плиту, вытирала пыль с этих книжных полок? Сколько ужинов приготовила на этой кухне? Сколько ночей не спала, ожидая его возвращения?
Пора было уходить. Своё я забрала, остальное его не касается.
На прощание провела рукой по дверному косяку. Здесь, на разной высоте, карандашом отмечен рост нашей дочери Танюшки — каждый год, с трёх лет до восемнадцати. Теперь она в Питере, замужем, звонит редко. Надо будет позвонить ей вечером, рассказать…
Я вышла на лестничную клетку, закрыла дверь. Новый замок щёлкнул с каким-то особенным, решительным звуком. Это был звук моей новой жизни.
Закрытая дверь
Телефон разрывался от звонков. Я сидела в кресле у окна своей новой квартиры и смотрела, как на экране вспыхивает и гаснет имя: «Николай». Десятый звонок за час. Я не отвечала.
После восьмого звонка пришло сообщение: «Что за шутки, Валя? Открой немедленно дверь!»
Я представила, как он стоит перед нашей квартирой — нет, теперь уже перед его квартирой — и пытается вставить ключ в замочную скважину. Как недоумевает, злится, барабанит в дверь. Как зовёт соседей, спрашивает, не видели ли они меня.
Телефон снова зазвонил. Я сбросила вызов и отключила звук. Потом написала короткое сообщение: «Я съехала. Ключи от новых замков у консьержки. Поговорим, когда я буду готова».
Он ответил мгновенно: «Какого чёрта, Валя? Что происходит? Где ты?»
Я не стала отвечать. Впервые за много лет я чувствовала себя хозяйкой положения. Это был мой выбор, моё решение. Не его.
Потом позвонила Лена:
— Ну что, объявился уже грешник?
— Да, — я невольно улыбнулась. — Рвёт и мечет.
— А ты?
— А я смотрю в окно и пью чай. И мне хорошо, представляешь?
Лена хмыкнула:
— Ещё бы. Наконец-то ты перестала быть половой тряпкой. Он сейчас, небось, в панике — как так, Валечка взбунтовалась!
После нашего разговора телефон снова ожил. Николай прислал длинное сообщение — что-то про недоразумение, про то, что нам нужно поговорить, что он всё объяснит. Потом ещё одно — уже гневное, с упрёками, с обвинениями. «Ты с ума сошла!», «Опомнись!», «Ты всё не так поняла!»
А потом, ближе к вечеру, пришло последнее: «Прости меня, Валюша. Я был не прав. Давай поговорим. Скажи, где ты».
Я перечитала это сообщение несколько раз. Раньше такие слова заставили бы меня всё простить, броситься к нему, поверить снова. Но теперь было поздно. Я смотрела на эти слова, как на музейный экспонат — с лёгким интересом, но без всякого трепета.
Звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. Неужели он нашёл меня? Я на цыпочках подошла к двери, заглянула в глазок.
На пороге стояла Лена с большой сумкой:
— Открывай, подруга! Принесла домашних пирожков и бутылку вина. Отпразднуем твою свободу!
Открытое окно
Прошло три месяца. Я сидела на балконе своей маленькой квартиры, вытянув ноги на плетёной табуретке. Вечерело. В парке напротив зажигались первые фонари, где-то вдалеке играла музыка. В руках у меня была книга, рядом — чашка с остывшим травяным чаем.
За эти месяцы я будто заново научилась дышать. Вечерами читала, утрами ходила на прогулки в парк, днём работала. В выходные встречалась с Леной или навещала свою мать в пригороде. Ничего особенного, обычная жизнь. Но она была моей — целиком и полностью.
Николай звонил ещё несколько недель, потом перестал. Танюшка приезжала, плакала, спрашивала, почему мы не попытаемся всё наладить. Я гладила её по голове, как в детстве, и говорила: «Милая, иногда починить уже нельзя».
Потом была неловкая встреча в кафе — я, Николай и нотариус. Мы делили имущество. Спокойно, по-деловому. Квартиру я оставила ему — всё-таки там память о Танюшкином детстве. Себе взяла дачу — маленький участок с яблонями и скрипучим домиком. Там тихо, только птицы и шелест листьев. Место, где можно подумать.
Он выглядел постаревшим и каким-то потерянным. Я испытала лёгкий укол жалости, но не сожаления. В какой-то момент он посмотрел на меня и тихо спросил:
— Ты счастлива, Валя?
Я задумалась. Счастлива ли я? Не то чтобы очень. Но спокойна. Целостна. Больше не разрываюсь между тем, что чувствую, и тем, что должна терпеть.
— Я свободна, — ответила я. — А счастье… может быть, оно ещё впереди.
В середине лета я устроилась на новую работу — библиотекарем в районную библиотеку. Маленькая зарплата, но дело, которое мне по душе. А на днях познакомилась с удивительным человеком — Сергеем Михайловичем, преподавателем литературы. Он приходил за книгами для студентов, и мы разговорились. Потом ещё раз. И ещё.
Вчера он пригласил меня в театр. Я сказала, что подумаю. И вот сижу, думаю…
Солнце окончательно спряталось за горизонтом. Стало прохладно, но я не спешила закрывать окно. Свежий ветер наполнял лёгкие, трепал страницы книги. В доме напротив зажигались окна — чужие жизни, чужие истории.
Мой телефон пискнул — сообщение от Сергея Михайловича: «Простите за настойчивость, но всё-таки — как насчёт театра в субботу?»
Я улыбнулась и напечатала: «Да».
