Лера вышла в сад, чтобы полить цветы. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в нежные оранжевые и розовые тона. День был долгим и суетным: с утра она пекла пироги, потом готовила обед, потом убирала в доме.
Сейчас, наконец, наступила минутка тишины. Лейка в руке приятно оттягивала плечо.
Проходя мимо старого сарая, который они с мужем так и не удосужились разобрать, Лера услышала голоса. Тихие, приглушенные, но отчетливые. Это были ее золовка, Марина, и двоюродная племянница, Настя. Они, видимо, спрятались там от знойного солнца, решив, что их никто не услышит.
— Ну что, Настюх, как тебе дача? – услышала Лера голос Марины. В нем сквозила какая-то ехидность.
— Дача как музей колхоза, Марин, – ответила Настя, и Лера услышала ее хихиканье. – Страшненько, конечно, но бесплатно. Зато можно фотки для инсты сделать, типа я на природе.
Лера замерла. Лейка чуть не выпала из рук.
— Ага, – хмыкнула Марина. – И еда. Ну хоть еда нормальная, если не считать, что одно недосолено, другое пересолено. У Лерки вечно так.
-Да ладно, – Настя снова хихикнула. – Зато свежее. Не то что в городе, где за каждый помидор платишь.
— Ну да, – протянула Марина. – Я вообще приезжаю только ради фоток, а она думает, что мы тут ее любим и ценим. Наивная.
— Она этим живет, – добавила Настя. – Ей же больше нечем заняться. Пусть радуется, что мы приезжаем. Без нас бы вообще одна сидела тут, с котами своими.
Лера стояла, как вкопанная. Каждый звук, каждое слово впивалось в нее, как сотни острых иголок. Она слышала все. Все понимала. «Музей колхоза», «страшненько, но бесплатно», «недосолено», «ради фоток», «наивная», «она этим живет», «без нас бы одна сидела».
Секунды тянулись, как часы. В голове проносились картины: как она старалась, как пекла, как мыла, как ждала их приезда. И вот теперь – это.
Она медленно, бесшумно повернулась. Лейка в ее руке дрожала. Слез не было. Была только эта оглушительная пустота внутри. Она вернулась в дом. Не та Лера, которая вышла поливать цветы. Другим человеком. Словно что-то внутри нее сломалось безвозвратно.
Лера всегда мечтала о большой, дружной семье. С детства, когда ее родители постоянно работали, а она чувствовала себя одинокой, она представляла, как однажды у нее будет свой дом, полный смеха, гостей, застолий. Дача, которую они с мужем купили десять лет назад, казалась ей идеальным местом для воплощения этой мечты.
В течение нескольких лет она старалась поддерживать отношения с роднёй мужа. Звонила, поздравляла с праздниками, приглашала в гости. И, конечно, на дачу. Каждый сезон, с ранней весны до поздней осени, Лера превращалась в радушную хозяйку. Она косила траву, мыла окна, драила полы, закупала продукты в огромных количествах.
— Лера, ты такая молодец! – говорил муж, Сергей, наблюдая за ее суетой. – Как ты все успеваешь?
— Это же для семьи, Сереж, – улыбалась она. – Я хочу, чтобы всем было хорошо. Чтобы на даче было «по-семейному».
Она всегда хотела, чтобы на даче было именно так: свежая выпечка по утрам, аромат которой разносился по всему дому, шумные застолья на веранде, походы за грибами в лес, вечерние посиделки у костра с песнями под гитару. Она вкладывала в это всю свою душу, все свои силы.
Родня приезжала с детьми, с багажом, занимала все комнаты. Дети носились по участку, оставляя за собой понятие клумбы, взрослые сидели на веранде, попивая чай и обсуждая свои дела. Лера крутилась, как белка в колесе: готовила, убирала, следила за всеми.
Иногда они критиковали мелочи.
— Лера, – говорила Марина, – а что это у тебя компот какой-то… не очень сладкий?
— Или вот, – добавляла Настя, – эти шторы… они такие старые. Неужели нельзя что-то посовременнее повесить?
Лера отмахивалась.
— Да ладно вам, девчонки, – смеялась она. – Это же дача! Главное – чтобы собирались вместе. Чтобы было весело.
Она считала, что «это все ерунда», что «главное – чтобы собирались вместе». Чтобы семья была дружной, чтобы все любили друг друга.
Она закрывала глаза на мелкие придирки, на их нежелание помочь, на то, что они оставляли после себя горы мусора и грязной посуды. Она верила, что это все издержки «большой семьи», что главное – это их присутствие, их смех, их общение.
И вдруг оказывается: все эти «вместе» были фальшью. Все эти годы она старалась, тратила силы, время, деньги. А они… они просто использовали ее. И ее дачу. И ее наивность.
А она все это время была фоном. Декорацией. Удобной, бесплатной декорацией для их «фоточек для инсты» и «бесплатной еды». И эта мысль была больнее любой критики.
Марина и Настя сидели на веранде, лениво поедая арбуз. Сочный, сладкий, он приятно охлаждал в жаркий день. Они только что плотно пообедали — Лера, как всегда, приготовила всего с избытком.
Для них Лера была удобной. Наивной. Хозяйственной теткой, которую не жалко. Она всегда все делала, никогда не просила ничего взамен. И это было так удобно.
— Я ей говорю: «Лера, ну что ты все сама да сама? Отдохни!» – Марина сделала глоток чая. – А она: «Да ладно, мне не трудно». Ну и пусть не трудно.
Они не были злобными. Просто абсолютно равнодушными и циничными. Они не видели в Лере человека, который вкладывает душу. Они видели только ресурс. Бесплатный отель, бесплатную еду, бесплатное развлечение.
— Она же сама хочет, чтобы мы приезжали, – сказала Настя. – Сама звонит, сама приглашает. Ну, мы и приезжаем. Что тут такого?
Они были уверены: «Все равно позовет снова». Ведь куда ей деваться? Она же «этим живет». Она же «скучная» и «жалкая». И без них ее жизнь будет совсем пустой.
— Мне вот надо было в город съездить, – продолжала Марина. – А Лера: «Да я отвезу! Мне не трудно!» Ну и хорошо. Бензин, конечно, ее. Но зато мне не надо такси вызывать.
Они смеялись. Они не думали о том, что Лера слышит. Не думали о том, что она чувствует. Для них она была просто частью декораций. Частью дачи. Удобной, но неинтересной.
— А знаешь, что самое смешное? – Настя прищурилась. – Она думает, что мы тут ее любим. И что мы тут ради нее.
— Пусть думает, – Марина пожала плечами. – Главное, что мы тут. И нам хорошо. А она… она пусть радуется.
И они снова рассмеялись. Смех их разносился по саду, долетая до дома, где Лера, невидимая для них, слушала каждое слово.
Вечером Лера, как обычно, готовила ужин. На кухне пахло свежими овощами, жареной рыбой. На столе уже стояли салаты, горячее, компот в большом кувшине. Все было, как всегда. Только Лера была уже другой. В ее движениях не было прежней суетливости, в глазах – прежней доброты. Была только холодная, стальная решимость.
Родственники собрались за столом. Шумно, весело. Обсуждали свои дела, смеялись, передавали друг другу тарелки. Никто не замечал перемены в Лере. Или не хотел замечать.
В середине застолья, когда все уже наелись и расслабились, Лера встала. Медленно, без резких движений. Все разговоры стихли. Взгляды устремились на нее.
— Я хочу сказать, – начала она, и ее голос был спокойным, но таким отчетливым, что каждое слово прозвучало в звенящей тишине. – Спасибо вам всем за то, что приехали.
Настя хлопала глазами, Марина нахмурилась.
— Лера, что-то случилось? – спросил Сергей, ее муж, его голос был напряженным.
— Случилось, Сережа, – Лера посмотрела прямо на него, потом перевела взгляд на Марину и Настю. – Случилось то, что я больше не хочу быть декорацией. И бесплатным отелем.
Марина фыркнула, пытаясь скрыть нервозность.
— Что ты такое говоришь, Лера? Мы же семья!
— Семья? – Лера усмехнулась, горько. – Семья не смеется за спиной. Семья не называет твой дом «колхозным музеем». Семья не использует тебя ради «фоток для инсты».
Настя побледнела. Марина отвела взгляд.
— Я слышала, – Лера произнесла это слово четко, без эмоций. – Все слышала. Каждое ваше слово.
Тишина. Никто не смел возразить. Что-то в ее тоне было слишком решительным. Не было истерики, не было слез. Была только эта холодная, непоколебимая уверенность.
— Поэтому, – Лера обвела взглядом всех присутствующих, – утром после завтрака вы собираетесь. И уезжаете.
Марина попыталась что-то сказать.
— Лера, ну что ты…
— Я больше никого не жду на свою дачу, – перебила ее Лера. – Никого из вас. Никогда.
Сергей встал, его лицо было растерянным.
— Лена, ну что ты делаешь?! Это же моя сестра! Моя племянница!
— Твоя сестра и твоя племянница, Сергей, – Лера посмотрела на него. – А дача моя. И жизнь моя. И я больше не позволю вам ее портить.
Она повернулась и пошла к выходу из кухни. Никто не смел ее остановить.
На следующее утро Лера встала поздно. В доме было непривычно тихо. Ни шума, ни голосов, ни детского смеха. Только тишина.
Она вышла на веранду. Там, на столе, стояли две большие сумки. Марины и Насти. Рядом – пустые тарелки после завтрака. Они уехали. Без шума, без прощаний. Просто собрались и уехали.
Лера вынесла мусор, который оставили после себя родственники. Помыла посуду, которую они не удосужились убрать. Проветрила дом, открыв все окна настежь, чтобы выветрить запах чужого присутствия.
Тишина. Никто не мешает. Никто не требует. Никто не притворяется. Только пение птиц за окном и легкий ветерок, колышущий шторы.
Лера прошла на веранду. В ее сердце не было ни злости, ни обиды. Только спокойствие. И какая-то легкая, почти невесомая радость. Радость от того, что она наконец-то свободна. Свободна от чужих ожиданий, от чужого цинизма, от чужих манипуляций.
Она посмотрела на свой сад. На цветы, которые она поливала вчера. На старый сарай, из которого доносились те слова. Теперь этот сарай был просто сараем. А дача – ее домом. Ее местом силы. И никто больше не посмеет назвать его «колхозным музеем».
Лера улыбнулась. Улыбка была искренней, от всего сердца. Она вдохнула полной грудью свежий утренний воздух. Жизнь продолжалась. И она была чертовски хороша.
