— Почему я узнаю от коллекторов, что ты взял кредит на новый айфон для своей племянницы, дав мой рабочий номер вместо своего? У нас холодильник пустой, а ты делаешь дорогие подарки дочке сестры! — Ксения не кричала. Она говорила тем особенным, скрежещущим тоном, который появляется, когда человек перешагивает через стадию истерики и сразу попадает в зону холодной ненависти.
Она стояла в дверном проеме кухни, даже не разувшись. В одной руке у неё была сумка, ручка которой впивалась в побелевшие пальцы, в другой — смартфон, раскалившийся от бесконечных звонков.
Антон сидел за столом, поджав одну ногу под себя, и лениво ковырял вилкой в сковороде. Там, в лужицах оранжевого жира, плавали остатки вчерашних макарон, щедро залитых самым дешевым кетчупом. Он поднял на жену глаза, в которых не было ни капли раскаяния, только сытое раздражение человека, которому мешают переваривать пищу.
— Ну чего ты начинаешь с порога? — он прожевал, демонстративно медленно проглотил и только потом вытер губы рукавом домашней футболки. — Нормально же сидели. Дай поесть спокойно. С работы пришел, устал как собака, а тут ты со своим пилением.
— С работы? — Ксения шагнула в кухню, не обращая внимания на то, что уличная грязь с её сапог остается на линолеуме. — Ты три дня из дома не выходил. Твоя «работа» заключается в том, что ты лежишь на диване и ждешь, когда тебе позвонят по объявлению «муж на час», которое ты даже обновить забыл. А я сегодня на планерке у генерального краснела. Знаешь, как это весело, когда секретарша на громкой связи говорит: «Ксения Юрьевна, тут вас разыскивают по поводу долга гражданина Волкова, говорят, он злостный неплательщик»? Весь отдел слышал. Двадцать человек.
Антон фыркнул и снова потянулся вилкой к сковороде. Его абсолютно не трогала картина её унижения. В его мире существовали только его желания и досадные помехи в виде обязательств.
— Ой, да ладно, подумаешь, цацы какие. Позвонили и позвонили. Ошиблись, с кем не бывает. Я просто платеж пропустил, замотался. Сейчас халтура подвернется, закину им денег, отстанут. Чего ты трагедию строишь?
— Трагедию? — Ксения подошла к столу вплотную. От Антона пахло жареным луком и несвежим бельем. — Ты купил телефон за сто сорок тысяч рублей. Сто сорок! У тебя в кармане сейчас есть хотя бы сто рублей на проезд? Нет. Ты стреляешь у меня мелочь на сигареты каждое утро. Но зато Дашенька, которой двенадцать лет, теперь ходит с последним айфоном. Ты нормальный вообще? Мы за квартиру платим с просрочками, я зимние сапоги третий сезон клею, а ты играешь в доброго дядюшку Рокфеллера?
— Даша — моя племянница! — Антон грохнул вилкой о стол, и капля жирного соуса отлетела на чистую скатерть. Впервые в его голосе прорезалась агрессия. — У девочки день рождения был! Юбилей почти. Что я должен был подарить? Шоколадку «Алёнка», как ты предлагала? Чтобы Света опять смотрела на меня как на нищеброда? Нет уж. Я мужик. Я в этой семье добытчик или кто? Я хочу, чтобы меня уважали. Чтобы племянница знала: дядя Антон её любит и балует.
— Добытчик? — Ксения горько усмехнулась. Она наконец поставила сумку на пол и устало оперлась о подоконник. — Добытчик приносит мамонта в пещеру, Антон. А ты выносишь последнее. Ты не просто взял кредит. Ты указал мой рабочий номер как контактный для экстренных случаев. И знаешь, что мне сказал этот хамоватый голос в трубке? Что ты при оформлении заявки сказал, будто я в курсе и готова погашать за тебя долг, если что. Ты соврал банку, Антон. Ты подставил меня.
— Это формальность! — отмахнулся он, но взгляд его забегал. — Им нужно было подтверждение платежеспособности. Я сказал, что у жены стабильный доход. Что такого? Мы же семья, бюджет общий. Сегодня ты платишь, завтра я подниму бабла и всё закрою. Ты чего такая мелочная? Из-за куска пластика удавишься. Света, между прочим, звонила, благодарила. Говорит, Дашка прыгала до потолка. Ребенок счастлив! А тебе лишь бы настроение испортить.
— Света благодарила… — протянула Ксения, глядя на мужа как на диковинное насекомое. — Конечно, она благодарила. Ещё бы она не благодарила. Она сама-то дочери даже чехол к этому телефону не купит, удавится. А тут такой подарок с неба упал. За мой счет.
— Почему за твой? Кредит на меня оформлен! — Антон выпятил грудь, на которой красовалось пятно от кетчупа.
— Потому что платить буду я. Точнее, они будут звонить мне и списывать деньги с моей карты, если доберутся до счетов приставов, потому что мы в браке. Или ты думаешь, я не знаю, что у тебя уже три микрозайма висят, которые ты брал на «развитие бизнеса»?
Антон дернулся, словно получил пощечину. Упоминание микрозаймов было запретной темой, которую они договорились не поднимать после прошлого скандала.
— Не твое дело, — огрызнулся он. — Я всё контролирую. А ты вечно лезешь в мой карман. Если тебе так жалко денег для ребенка, то ты просто черствая сухая баба. Вот Света — она добрая, она понимает, что детям нужно лучшее. А ты… Только о деньгах и думаешь. Скучная ты, Ксюша. Душная.
Ксения посмотрела на пустую тарелку, на грязную сковороду, на довольное, лоснящееся лицо мужа, который искренне считал себя героем дня. Он сидел в квартире, за которую платила она, ел еду, которую купила она, и оскорблял её за то, что она не хочет оплачивать его барские замашки.
— Скучная, значит, — тихо произнесла она. — Хорошо. Раз я такая скучная, давай посчитаем весело. Я сегодня зашла в магазин. Купила хлеб, молоко и десяток яиц. Всё. Больше денег не хватило, потому что аванс только через три дня. А ты, щедрый дядя, купил игрушку по цене трех моих зарплат. Ты хоть понимаешь, что в следующем месяце нам нечем будет платить за интернет? А, я забыла, ты же у нас великий бизнесмен, тебе интернет нужен для поиска заказов.
— Найду я деньги! — рявкнул Антон, вставая из-за стола. Он был высок и широкоплеч, и в маленькой кухне сразу стало тесно. Обычно это срабатывало — Ксения замолкала, когда он включал «быка». — Заткнись уже! Не порть вечер. Света сейчас зайдет, фотки покажет. Хоть посмотришь, как нормальные люди радуются.
Ксения замерла.
— Света зайдет? Сюда?
— Ну да. Она рядом была, в торговом центре, чехол выбирала. Сказала, заскочит чай попить, похвастаться. А что, нельзя? Это и мой дом тоже. Имею право сестру пригласить.
Звонок в дверь прозвенел резко и требовательно, словно подтверждая: этот вечер перестает быть просто плохим. Он становится катастрофой.
Антон метнулся в коридор с резвостью, которой Ксения не видела у него последние полгода. Щелкнул замок, и узкую прихожую моментально заполнил громкий, визгливый голос, смешанный с запахом приторно-сладких духов и холодной улицы.
— А вот и наш спонсор! Кормилец! — Света ввалилась в квартиру, даже не стряхивая снег с дешевого пуховика. Она была из тех женщин, которые занимают собой все свободное пространство, не оставляя воздуха окружающим. — Тошка, ну ты дал! Ну ты удружил! Дашка там визжит, подружкам звонит, прыгает. Я думала, у неё сердечный приступ будет, когда она коробку открыла!
Ксения осталась стоять в дверях кухни, скрестив руки на груди. Она наблюдала, как её муж, еще минуту назад огрызавшийся и жавшийся в угол, расправляет плечи. Его лицо приобрело выражение снисходительной важности. Он даже живот втянул.
— Ну а что, — басил Антон, помогая сестре снять пальто, хотя жене он не подавал руку уже лет пять. — Ребенок должен радоваться. Двенадцать лет — серьезная дата. Не буду же я дарить какую-нибудь ерунду. Мы, Волковы, марку держим.
— Держим, держим! — поддакнула Света, скидывая сапоги и небрежно отпихивая ногой туфли Ксении в сторону. — Ой, Ксюш, привет. Ты чего там в тени прячешься? Выходи, принимай благодарности. Мужа такого воспитала — золото, а не мужик.
Ксения молча кивнула, чувствуя, как внутри закипает темная, густая злость. Света прошла на кухню по-хозяйски, сразу же плюхнулась на единственный стул со спинкой — место Ксении — и выложила на стол свой старенький, с треснутым экраном смартфон.
— Чаю нальешь? — бросила она невестке, даже не глядя на неё. — А то пока до вас добралась, околела. Слушайте, ну вы и забрались, конечно. Лифт опять не работает, пешком тащилась. Ну да ладно. Смотрите!
Она разблокировала экран и начала тыкать пальцем в галерею. Антон тут же пристроился рядом, нависая над сестрой и расплываясь в улыбке.
— Вот! Гляди, Тош! Это она с коробкой. А это уже распаковала. Смотри, как глаза горят! Она говорит: «Мама, дядя Антон — мой краш». Представляешь? «Краш» — это сейчас модно так говорить, типа кумир.
— Краш… — повторил Антон, и его голос дрогнул от самодовольства. — Ну, для любимой племяшки ничего не жалко. Пусть пользуется, учится хорошо. Там камера, говорят, профессиональная. Может, блогером станет.
Ксения механически поставила чайник на плиту. Её движения были замедленными, словно во сне. Она смотрела на этот театр абсурда и не верила своим глазам. На столе — засохшие макароны, в холодильнике — повесившаяся мышь, в телефоне — угрозы от коллекторов. А эти двое сидят и обсуждают мегапиксели, как будто находятся не в «хрущевке» с текущим краном, а в лобби отеля «Ритц».
— Ой, Ксюш, а у вас что, к чаю ничего нет? — Света оторвалась от экрана и обвела взглядом пустой стол. — Хоть бы печенья какого купила. Гости все-таки.
— Мы на диете, — сухо ответила Ксения, ставя перед золовкой чашку с кипятком, в котором плавал самый дешевый пакетик чая. — Финансовой.
Света хохотнула, словно Ксения удачно пошутила, но в её глазах мелькнуло что-то хищное, оценивающее. Она оглядела старые обои, которые местами отходили от стен, потертый линолеум, выцветшие занавески.
— Ну, не прибедняйся, — протянула она, делая глоток. — С таким подарком, который Тоха отвалил, я понимаю, что у вас дела в гору пошли. Антон говорил, у него какой-то крупный проект наклевывается. Видимо, наклюнулся?
Антон нервно кашлянул и покосился на жену.
— Ну… так, есть подвижки. Крутимся потихоньку.
— Вот и отлично! — Света хлопнула ладонью по столу. — А то я, честно говоря, переживала. Думала, как же вы потянете. Но раз уж такие жесты… Слушай, Тош, тут такое дело. Телефон-то крутой, спору нет. Но он же стеклянный весь. Дашка его в первый день расколотит, она у меня криворукая, вся в отца своего бывшего. Ей бы чехол хороший, защитное стекло, ну и наушники эти, беспроводные. А то как лохушка — с флагманом, а уши с проводами.
Ксения замерла с тряпкой в руках. Она ждала, что Антон скажет: «Извини, Света, но денег больше нет». Или хотя бы переведет тему. Но Антон, опьяненный лестью и званием «лучшего дяди», попал в ловушку собственного тщеславия.
— Ну… надо, значит надо, — пробормотал он, стараясь не смотреть на жену. — Технику беречь надо.
— Вот я и говорю! — обрадовалась Света, мгновенно уловив слабину. — Я в магазине приценилась, там комплект всего тысяч на семь выйдет. Может, десятку подкинешь? Ну, чтоб мы с ней еще в кафе зашли, обмыли обновку. А то у меня до зарплаты голяк, сама понимаешь, одна ребенка тяну.
В кухне повисла пауза. Слышно было, как гудит старый холодильник и как капает вода из крана. Ксения медленно повернулась к мужу. Её взгляд был тяжелым, как могильная плита.
— Десятку? — переспросил Антон, и его голос предательски дал петуха. — Сейчас?
— Ну а когда? Завтра она в школу пойдет, там все обзавидуются. Надо, чтоб телефон в броне был. Ты же не хочешь, чтобы твой подарок за сто сорок тысяч на следующий день в ремонт поехал?
Это был мастерский удар. Света знала, куда бить. Она манипулировала его страхом показаться несостоятельным.
Антон судорожно сглотнул. Он полез в карман, достал пустой кошелек, открыл его, закрыл. Потом поднял на Ксению взгляд побитой собаки. В этом взгляде была мольба: «Ну дай, ну выручи, не позорь меня перед сестрой, я потом всё отдам, клянусь».
— Ксюш… — начал он, облизывая губы. — У тебя там на карте не осталось? Я тебе с этого… с заказа переведу. Буквально на днях.
Ксения смотрела на него и видела не мужа, а жалкое, ничтожное существо, которое готово продать её спокойствие за минуту дешевой славы.
— Ты просишь у меня десять тысяч? — переспросила она очень тихо. — На чехол?
— Ну не будь ты жадиной! — вмешалась Света, закатывая глаза. — Чего ты ломаешься? Муж попросил. У вас семейный бюджет или где? Я понимаю, тебе, может, завидно, что у тебя самой телефон попроще, но это же ребенок! Дети — это святое.
Эти слова стали последней каплей. Щелчок. Предохранитель перегорел. Ксения почувствовала, как странное, холодное спокойствие заполняет её целиком. Больше не было страха, не было стыда перед коллекторами. Была только чистая, ясная математика.
Она медленно вытерла руки полотенцем, аккуратно повесила его на крючок и подошла к своей сумке.
— Значит, дети — это святое, — произнесла Ксения, доставая из сумки блокнот и ручку. — А чехол нужен обязательно. И кафе. Хорошо. Давайте обсудим этот бизнес-план.
Она вернулась к столу, отодвинула грязную тарелку Антона и положила перед собой чистый лист бумаги.
— Садись, Антон. И ты, Света, смотри внимательно. Сейчас мы будем считать.
— Чего считать? — нахмурилась Света, почуяв неладное. Тон невестки ей совсем не понравился. — Ты денег дашь или нет?
— Я дам вам нечто более ценное, — Ксения щелкнула ручкой. — Я дам вам урок реальности. Потому что вы оба, кажется, живете в стране фей и единорогов. А я живу здесь, где за хлеб нужно платить рублями, а не понтами.
— Ой, началось… — протянул Антон, пытаясь встать, но Ксения так посмотрела на него, что он снова сел.
— Сидеть! — рявкнула она. — Смотрите сюда.
Ксения написала в центре листа жирную цифру: 140 000. А рядом поставила знак вопроса.
— Это стоимость телефона. А теперь, дорогой брат и дорогая сестра, давайте посчитаем, во сколько он нам обойдется на самом деле. И кто за этот банкет будет платить.
Антон вжался в стул. Света перестала улыбаться, её лицо вытянулось, и она впервые посмотрела на брата с подозрением. Вечер переставал быть томным, и запах скандала стал отчетливее запаха жареного лука.
Ручка скрипела по бумаге противно и громко, словно игла, царапающая стекло. Ксения писала быстро, выводя цифры крупным, размашистым почерком, чтобы видно было даже с другого конца стола.
— Сто сорок тысяч — это тело кредита, — голос Ксении звучал сухо, как шелест купюр в банкомате. — Но ты, Антон, у нас клиент для банков ненадежный. Кредитная история испорчена прошлыми «бизнес-проектами». Поэтому ставку тебе влепили максимальную. Плюс страховка жизни, от которой ты, конечно же, не отказался, потому что галочки ставить не умеешь. Итого, с учетом срока на три года, этот телефон обойдется нам в двести восемьдесят тысяч рублей.
Света присвистнула. Она вытянула шею, глядя в блокнот, и её глаза округлились.
— Ни хрена себе… — вырвалось у неё. — Тош, это правда, что ли? Это же цена подержанной иномарки! Дашка у меня в кармане «Киа Рио» носит?
— Не преувеличивай, — буркнул Антон, нервно теребя край скатерти. — Там переплата размазана по времени. Инфляция всё съест. Сейчас деньги — фантики. Главное — товар на руках.
— Инфляция, говоришь? — Ксения усмехнулась и написала следующую цифру. — Едем дальше. Ты три месяца не платил коммуналку, потому что «копил» на первый взнос. Долг за квартиру — двадцать пять тысяч. Плюс пени. А еще, судя по звонкам коллекторов, ты взял два микрозайма, чтобы перекрыть платеж по прошлому кредиту на ноутбук, который ты, кстати, разбил полгода назад. Там проценты капают по одному в день. Итого, по самым скромным подсчетам, общий долг твоей «щедрости» перевалил за четыреста тысяч.
В кухне стало душно. Света отодвинула чашку с чаем, словно он вдруг стал ядовитым. Она переводила взгляд с брата на невестку, и в её голове происходил сложный мыслительный процесс: как сохранить подарок дочери и при этом не оказаться крайней.
— Ну, это ваши семейные дела, — быстро сказала Света, отгораживаясь ладонью. — Меня в свои дебеты-кредиты не впутывайте. Я подарок приняла, спасибо. А как вы там гасить будете — сами разбирайтесь. Ты, Ксюша, баба умная, бухгалтер всё-таки. Придумаешь схему.
— Схему? — Ксения обвела итоговую сумму жирным кругом. — Схема простая. Моя зарплата — пятьдесят тысяч. Платеж по всем твоим долгам, Антон, в месяц составит около сорока. Нам остается десять тысяч. На двоих. На еду, проезд, бытовую химию и лекарства.
Она подняла глаза на мужа.
— Ты предлагаешь нам три года питаться воздухом? Или, может быть, мы перейдем на фотосинтез?
Антон заерзал на стуле. Ему было неуютно под перекрестным огнем цифр. Он чувствовал, что его авторитет «богатого дядюшки» тает, как сахар в кипятке, и ему срочно нужно было восстановить статус-кво.
— Чего ты драматизируешь? — он попытался придать голосу уверенность, но получилось жалко. — Я работу найду. Нормальную. Вот завтра резюме обновлю. А пока… Слушай, Ксюх, ну есть же выход. У тебя кредитная история чистая. И зарплата белая.
Ксения прищурилась. Она уже знала, что он скажет, но хотела услышать это вслух.
— И какой же выход?
— Рефинансирование, — выпалил Антон, глядя куда-то в сторону холодильника. — Ты берешь кредит на себя. Большой, тысяч на пятьсот. Под нормальный процент, тебе дадут. Мы гасим мои микрозаймы, закрываем этот телефон, раздаем долги за квартиру. И платим в один банк, по-человечески, лет пять. Платеж будет маленький, ненапряжный. Ну? Гениально же! Это называется финансовая грамотность.
Света оживилась. Идея переложить долги брата на плечи его жены показалась ей на редкость удачной.
— А что, дело говорит! — подхватила она. — Ксюш, ну ты же жена. В горе и в радости, как говорится. Помоги мужику выпутаться, а он потом отработает. Зато коллекторы звонить перестанут, нервы целее будут.
Ксения смотрела на них и чувствовала, как внутри неё умирает последняя капля жалости. Эти двое сидели перед ней, пили её чай и всерьез обсуждали, как надеть на неё ярмо на полмиллиона рублей, чтобы оплатить их тщеславие.
— То есть, — медленно проговорила Ксения, — я должна взять на себя полумиллионный долг, чтобы твоя дочь, Света, ходила с флагманом, а ты, Антон, лежал на диване и чувствовал себя королем жизни?
— Не утрируй! — взвился Антон. — Я не буду лежать! Я буду искать варианты! Но сейчас надо проблему решать. Не могу же я у Дашки телефон отобрать и обратно в магазин сдать? Это позор! Меня сестра засмеет, племянница плакать будет. Ты о ребенке подумай!
— О ребенке должна думать его мать, — отрезала Ксения. — А о своих долгах — тот, кто их брал. Я не возьму кредит. Ни рубля.
Лицо Антона пошло красными пятнами. Он понял, что легкий путь закрыт, и перешел к шантажу.
— Ах, так? Принципиальная, значит? — он зло сузил глаза. — Хорошо. Не хочешь кредит — давай продадим что-нибудь. У нас вон ноутбук твой лежит. Старый, но рабочий. Тыщ за тридцать уйдет. И цепочка твоя золотая, которую тебе мать дарила. Всё равно не носишь, лежит без дела.
Ксения отшатнулась, словно он замахнулся на неё.
— Ты предлагаешь продать мою рабочую технику и мамин подарок?
— А что такого? — Антон пожал плечами, чувствуя поддержку сестры. — Это «черный день», Ксюша. Он настал. Вещи — это тлен. А семья — это главное. Если ты сейчас зажмешь свои побрякушки, значит, тебе плевать на мою репутацию. Значит, ты хочешь, чтобы я выглядел балаболом перед родней.
— Да уж, Ксения, — добавила Света ядовито, поджимая губы. — Я думала, у вас любовь, взаимовыручка. А ты за цепочку трясешься. Некрасиво это. У меня, может, тоже денег нет, но я бы ради брата последнюю рубаху сняла. А ты… Эгоистка.
Ксения перевела взгляд на Свету. Та сидела в дешевом пуховике, сжимая в руках свой разбитый смартфон, и учила её морали. Света, которая за пятнадцать минут ни разу не предложила скинуться на погашение долга, хотя подарок был для её дочери. Света, которая требовала еще десять тысяч на чехол.
— Последнюю рубаху, говоришь? — тихо переспросила Ксения.
— Да! — гордо вскинула подбородок Света. — Потому что мы — кровь родная. А жены приходят и уходят.
— Отлично, — Ксения резко встала из-за стола. Стул с противным скрежетом проехал по полу. — Раз жены приходят и уходят, то давайте ускорим этот процесс.
Она вырвала листок с расчетами из блокнота, смяла его в кулак и швырнула в лицо Антону. Бумажный комок отскочил от его лба и упал в тарелку с остатками кетчупа.
— Ты прав, Антон. Это «черный день». Но не для меня.
Ксения подошла к кухонному ящику, достала оттуда чистый лист бумаги А4 и положила его перед мужем. Затем с грохотом опустила рядом ручку.
— Пиши.
— Чего писать? — Антон растерянно моргнул, стряхивая крошки с футболки. Он ожидал слез, криков, может быть, даже согласия продать цепочку, но не этого ледяного спокойствия.
— Расписку, — сказала Ксения, и её голос звенел, как натянутая струна. — Ты сейчас напишешь, что взял кредит на сто сорок тысяч и три микрозайма исключительно для личных нужд, не связанных с семьей. И что обязуешься погашать их самостоятельно, не претендуя на семейный бюджет и мое имущество. И укажешь, что деньги были потрачены на подарок племяннице Дарье.
— Ты с ума сошла? — Антон попытался встать, но Ксения положила руку ему на плечо и с силой надавила, усаживая обратно.
— Пиши, Антон. Или я прямо сейчас звоню твоему «партнеру» Валере, у которого ты якобы мутишь бизнес, и рассказываю, что ты занял у него денег на айфон для девочки, а не на закупку материалов. И еще позвоню твоей маме. Пусть узнает, какой успешный у неё сын.
Антон побледнел. Валера был единственным человеком, который еще давал ему мелкие подработки, и потерять его доверие означало остаться совсем без денег. А мать… Мать он боялся до дрожи.
— Ты не посмеешь… — прошипел он.
— Проверяй, — Ксения разблокировала телефон и занесла палец над списком контактов. — У тебя одна минута. Время пошло. Света, диктуй брату паспортные данные своей дочери. Вы же семья, должны помогать друг другу.
Света вжалась в стену, понимая, что аттракцион щедрости закрывается, и сейчас начнут бить. И возможно, даже ногами.
Ручка в руке Антона дрожала, оставляя на бумаге неровные, дерганые следы. Он писал медленно, словно первоклассник, вымучивая каждую букву, и время от времени бросал исподлобья ненавидящие взгляды на жену. Ксения стояла над ним надзирателем, постукивая пальцем по столешнице в ритме, который отсчитывал последние секунды его комфортной жизни.
— «…обязуюсь погасить задолженность в полном объеме самостоятельно, не привлекая средства супруги», — диктовала Ксения, чеканя слова. — Пиши разборчиво. Чтобы ни у одного нотариуса вопросов не возникло, если я решу заверить это задним числом через знакомых.
Света сидела тихо, вжав голову в плечи. Вся её спесь слетела, как дешевая позолота. Она прекрасно понимала: сейчас происходит не просто семейная ссора, а раздел имущества, в котором её брат остается с долгами, а она — с перспективой получить этот балласт на свою шею.
— Ксюш, ну ты палку-то не перегибай, — робко вякнула золовка, когда Антон поставил размашистую подпись внизу листа. — Бумага — это же не документ. Это так, филькина грамота. Зачем человека унижать?
— Унижать? — Ксения аккуратно взяла листок, подула на чернила и сложила его вчетверо, убирая в карман джинсов. — Унижение, Света, — это когда к тебе на работу звонят и спрашивают, почему твой муж вор и мошенник. А это — страховка.
Она повернулась к Антону, который сидел с видом мученика, ожидая, что теперь, после «искупления», ему нальют чаю и пожалеют.
— А теперь встал и вышел.
Антон моргнул.
— Куда? В комнату?
— Из квартиры, Антон. Вон из моей квартиры.
— Ты чего? — он даже привстал, опрокинув стул. — Ночь на дворе! Куда я пойду? Это и мой дом! Я здесь прописан!
— Ты здесь временно зарегистрирован, — холодно поправила Ксения. — И регистрация твоя закончилась месяц назад, я просто продлевать не стала. Забыла. Так же, как ты забываешь платить по кредитам. Так что юридически ты здесь — никто. Гость, который засиделся.
Антон растерянно оглянулся на сестру, ища поддержки, но Света вдруг очень заинтересовалась узором на клеенке.
— Ксюха, ты не имеешь права! — взвизгнул он, переходя на фальцет. — Я полицию вызову! Я скажу, что ты меня ограбила! У меня тут вещи! Одежда, инструменты!
— Инструменты? — Ксения усмехнулась. — Твоя отвертка и плоскогубцы? Забирай. Они в коридоре, в ящике. А одежду… Ну, что на тебе есть — то и твое. Остальное я покупала на свои деньги. Считай это компенсацией за коммуналку, которую ты не платил полгода.
Она шагнула к вешалке в прихожей, сорвала с крючка куртку Антона и швырнула её ему в лицо. Молния больно ударила его по щеке, оставив красную ссадину.
— Одевайся.
— Я никуда не пойду! — заорал Антон, отшвыривая куртку. — Ты белены объелась? Из-за какого-то телефона семью рушишь? Стерва! Правильно мне мама говорила, что ты сухая, расчетливая дрянь! Ни любви, ни жалости!
— Любовь закончилась там, где началось вранье, — спокойно ответила Ксения. Она подошла к входной двери и широко распахнула её. В подъезде было темно и пахло жареной рыбой и старыми тряпками. — У тебя есть сестра. У неё теперь есть богатый брат, который дарит айфоны. Вот и живите дружно. Света, забирай своего мецената.
Света подскочила, как ужаленная.
— Э, нет! — завопила она, пятясь к выходу, но стараясь не приближаться к Антону. — Ко мне не надо! У меня однушка, мы с Дашкой там и так на головах друг у друга сидим. Куда я его положу? На коврик?
— Ну почему на коврик? — ядовито улыбнулась Ксения. — Он же любимый дядя. Постелишь ему на кухне. Он неприхотливый, ест макароны, спит до обеда. Идеальный квартирант. Заодно поможет тебе кредит за телефон гасить. Вы же семья, должны держаться вместе.
Ксения схватила Антона за локоть. В ней проснулась какая-то звериная сила, которой она сама от себя не ожидала. Она рывком развернула здорового мужика и толкнула его к порогу. Антон, не ожидавший такого напора, споткнулся о собственные ботинки и вылетел на лестничную площадку, едва устояв на ногах.
— Ксюша! — рявкнул он уже из подъезда, пытаясь вернуться. — Ты пожалеешь! Приползешь еще! Я на развод подам, половину имущества отсужу!
— Подавай, — Ксения выпихнула следом Свету, которая пыталась незаметно проскользнуть бочком. — Вместе с имуществом делятся и долги, дорогой. А расписка у меня есть. Так что будешь должен мне до конца жизни.
Света, оказавшись на лестнице, тут же набросилась на брата.
— Ты чего встал, идиот?! — заорала она на весь подъезд, забыв про благодарность и «краша». — Сделай что-нибудь! Поговори с ней! Ты что, реально ко мне собрался? Я тебя не пущу! У меня мужик должен прийти завтра, на кой ты мне там сдался со своими проблемами?
— Света, не ори! — огрызнулся Антон, пытаясь надеть куртку, у которой заело молнию. — У меня ключей от твоей хаты нет, так что поехали вместе. Перекантуюсь пару дней, пока эта истеричка не успокоится.
— Пару дней?! — голос Светы сорвался на визг. — Ты слышал, сколько у тебя долгов? Четыреста тысяч! Ты мне всю жизнь испортишь! Коллекторы теперь и ко мне ходить будут? Нахрена ты мне нужен такой красивый? Забирай свой телефон и вали на вокзал!
— Телефон у Дашки! — заорал в ответ Антон. — Это подарок! Подарки не отдарки! Ты сама просила!
— Я просила?! Я просила внимания, а не долговую яму! — Света толкнула брата в грудь. — Урод! Всю семью опозорил! Маме сейчас позвоню, скажу, что ты бомж теперь!
Ксения стояла в дверном проеме и смотрела на них. Двое родных людей, которые еще полчаса назад сидели за её столом и пили её чай, теперь готовы были перегрызть друг другу глотки из-за денег и квадратных метров. Это было отвратительное, грязное зрелище, но почему-то именно оно принесло ей облегчение.
— Прощайте, родственники, — громко сказала Ксения.
Они оба замолчали и повернулись к ней. Антон открыл рот, чтобы сказать что-то — возможно, очередное проклятие или жалкую просьбу, — но не успел.
Ксения захлопнула тяжелую железную дверь.
Звук замка, проворачивающегося на два оборота, прозвучал как выстрел. Щелк. Щелк.
За дверью снова послышались крики. Света материлась, Антон что-то бубнил, потом раздался звук удара — кажется, кто-то пнул мусоропровод. Но эти звуки становились всё глуше и глуше, отдаляясь, пока не стихли где-то этажом ниже.
Ксения прислонилась спиной к холодному металлу двери и сползла вниз, на грязный коврик. Она сидела в тишине прихожей, глядя на пустую вешалку, где больше не висела куртка мужа.
В квартире было тихо. Не звенела тишина, не давило одиночество. Просто работал холодильник. Где-то за стеной соседи смотрели новости.
Ксения посидела так минуту, потом встала, отряхнула джинсы и прошла на кухню. На столе так и стояли грязные кружки и тарелка с засохшим кетчупом. Она сгребла всё это в раковину, включила воду и начала яростно намыливать губу.
Когда посуда была вымыта, она открыла холодильник. Там, на полке, одиноко лежал кусок колбасы, который Антон берег себе на завтрак, запрещая ей трогать его «мужскую еду».
Ксения достала колбасу, отрезала толстый, неприлично огромный ломоть, положила его на кусок черного хлеба и с жадностью откусила.
Она жевала, глядя в темное окно, и впервые за много месяцев чувствовала вкус еды. Завтра будут звонить коллекторы. Завтра придется менять замки. Но это будет завтра. А сегодня она наконец-то дома одна. И холодильник, пусть и пустой, теперь принадлежит только ей…
