Черкешенки, роскошные красавицы в султанском гареме, были весьма видными девушками: чёрные густые волосы, смоляные брови и белая холёная кожа. Губернаторы и Паши охотились за красавицами, дабы преподнести этот трофей султану.
Черкешенки составляли основное население гаремов. Считали, что эти девушки самые красивые среди других национальностей на Востоке. Однако, помимо этих дев, были румелийки и сирийки. Предпочтение отдавали только отборным красавицам, которых покупали на невольничьих рынках представители османского двора.
А вот в XIX веке грузинских красавиц практически не было в гареме. Дело в том, что в 1801 году Грузия была присоединена к российской империи во времена правления Павла I. А ссориться с российской империей османы побаивались. Некоторые грузинки все же попадали на невольничий рынок, но лишь потому, что разбойники похищали их из приграничных с Грузией территорий.
В Османской империи существовала ещё одна неприятная для нас, современников, традиция. В последний день поста мать или тетя султана должны были подарить ему красивую юную девушку. В поисках такой особенной красавицы искали по черкесским и грузинским землям. Цена за новую одалиску для султана вырастала до нереальных денег.
Эту новоиспечённую наложницу торжественно отвозили в карете в парадном экипаже во дворец султана. Как выглядела эта женщина никто не знал. Однажды Жерар де Нерваль смог стать свидетелем этого торжества. Главную карету будущей кадины сопровождали слуги, несущие факелы. Сзади главной кареты выстроились ещё 20 экипажей: султанши (сёстры и тёти султана), кадины (жёны) и другие родственницы султана.
Все это торжество было некой церемонией. В самом дворце новую наложницу должны были принять три султанши и 30 кадин. Вероятно, некоторые из этих 30 кадин удостоились чести некогда пройти этот же ритуал.
Постепенно эти традиции стали уходить в небытие. Люди стали считать сие варварством, и я с этим полностью согласна. Абдул Хамид все реже принимал такие подарки от родственников. Не любил он принимать 27 числа месяца Рамадан и самую красивую черкешенку от шейха-уль-ислама.
Отмечу, что сами черкешенки в большинстве своём были мусульманками. А мусульманка не могла быть рабыней, представленной на невольничьем рынке. Этот закон придумали как обойти. Просто покупатель спрашивал — «не врешь ли ты мне, торговец»? Тот отвечал — «клянусь, не вру». Покупатель говорил — «тогда это будет на твоей совести». Вот и всё.
Российский вице-консул писал, что в Трапезунде девушку можно было купить за 60-80 рублей. Девочек в два раза дешевле.
Безмятежное небо и необычные узоры внутренней отделки дворца были некой красивой клеткой. Пока темнокожие женщины хохотали по каждому поводу, где-то у колонны стояла закутанная в шелка девушка, проливая слёзы из-за своей участи. У неё не было выбора.
На лице читалось отчаяние. Ж Нерваль писал, что как бы он не пытался понять культуру Востока, в душе он оставался французом, которому были чужды эти традиции, пускай и красивые.
