Восемь часов вечера. Марина медленно поднималась по лестнице, держась за перила. Каждая ступенька давалась с трудом — день выдался особенно тяжёлым. Две внеплановые операции, бесконечные отчёты, недовольный заведующий отделением. Ноги гудели, в висках стучало, а спина немела от усталости.
Уже на площадке она услышала громкий смех, доносящийся из их квартиры. Сердце упало. Опять. Снова гости. Марина прикрыла глаза, пытаясь справиться с подступающим раздражением. Андрей как всегда не предупредил.
Ключ с трудом провернулся в замке. В прихожей — чужие ботинки, куртки, небрежно брошенные на вешалку. Четыре пары обуви. Значит, опять вся компания в сборе.
— Маришка! — Андрей выглянул из кухни, сияющий, в фартуке. — А мы тебя заждались! Ребята приехали, представляешь? Витька из командировки вернулся, столько всего рассказывает!
Она через силу улыбнулась, медленно снимая пальто. С кухни доносились голоса, звон бокалов, взрывы хохота. А ей хотелось только одного — тишины. Упасть на диван, закрыть глаза, и чтобы никто не трогал хотя бы час.
— Андрей, — тихо позвала она, — можно тебя на минутку?
Он выскочил в коридор, вытирая руки полотенцем: — Что такое? Только давай быстро, у меня там мясо жарится.
— Почему ты всегда приглашаешь своих друзей, когда я умираю от усталости? — с укором сказала Марина, чувствуя, как дрожит голос.
Андрей растерянно моргнул: — Да брось ты! Какая усталость? Сейчас поужинаем, повеселимся… Витька такие истории травит — обхохочешься! Давай, переодевайся скорее.
Он чмокнул её в щёку и умчался обратно на кухню, откуда донёсся новый взрыв смеха. Марина осталась стоять в полутёмном коридоре, чувствуя, как предательски щиплет в глазах. Ну почему, почему он никогда не слышит? Почему не замечает?
Медленно стянув туфли, она побрела в ванную. В зеркале отражалось бледное лицо с тёмными кругами под глазами. «Соберись», — приказала она себе. «Всего один вечер. Ты справишься».
Кухня встретила её ярким светом и громкими голосами. Витя, размахивая вилкой, что-то увлечённо рассказывал. Его жена Света давилась от смеха, прикрывая рот салфеткой. Димка с Леной, как всегда, сидели в обнимку — молодожёны, медовый месяц всё никак не закончится.
— О, Мариночка! — Света вскочила, кинулась обниматься. От неё пахло вином и сладкими духами. — Как ты похудела! На диете сидишь?
— Работа, — коротко ответила Марина, присаживаясь на краешек стула. Голова раскалывалась всё сильнее.
— Марин, тебе вина? — Андрей уже тянулся за бутылкой.
— Нет, спасибо. Мне завтра на смену.
— Да ладно тебе, один бокальчик! — он уже наливал, не слушая. — За встречу друзей грех не выпить!
Марина смотрела, как тёмно-красная жидкость заполняет бокал. Внутри всё сжималось от усталости и раздражения. Почему нельзя было хотя бы предупредить? Написать сообщение? Позвонить?
— …и тут этот француз говорит мне, — Витя заливался смехом, — «Месье, это не лягушка, это круассан!»
Новый взрыв хохота. Андрей хлопнул друга по плечу, утирая выступившие слёзы. Марина механически ковыряла вилкой салат, борясь с подступающей тошнотой. Звуки становились всё громче, бьющий в глаза свет — всё невыносимее.
— Маринка, ты чего такая кислая? — Димка перегнулся через стол. — Расскажи лучше, как твои больные? Небось, опять какие-нибудь интересные случаи были?
— Были, — она с трудом сглотнула комок в горле. — Сегодня девочку спасали. Четырнадцать лет, аппендицит с перитонитом. Еле успели.
— О, давайте не про больных за столом! — перебила Света. — Витя, расскажи ещё про Париж!
Марина почувствовала, как что-то обрывается внутри. Она медленно положила вилку. Встала.
— Извините, — голос звучал глухо, будто чужой. — Мне нужно отдохнуть.
— Марина! — окликнул Андрей. — Ты куда? А десерт?
Но она уже шла к выходу, чувствуя, как предательски дрожат губы. В спину ударил новый взрыв смеха — кажется, Витя начал очередную историю.
Только в спальне, закрыв дверь, она позволила себе заплакать. Беззвучно, зажимая рот ладонью, содрогаясь всем телом. Восемь лет вместе. Неужели он так и не научился видеть? Слышать? Понимать?
Стук в дверь раздался, когда часы показывали почти полночь. Марина лежала в темноте, глядя в потолок. Голова болела немилосердно.
— Марин? — голос Андрея звучал непривычно растерянно. — Можно войти?
Она промолчала. Дверь всё равно открылась, впуская полоску света из коридора.
— Все разошлись, — сказал он тихо, присаживаясь на край кровати. — Ты… ты плакала?
Марина повернулась к стене: — Какая разница? Всё же было замечательно. Весело. Душевно.
— Перестань, — он коснулся её плеча. — Я же вижу, что что-то не так.
— Теперь видишь? — она резко села, сбрасывая его руку. — А когда я пришла с работы еле живая — не видел? Когда намекала, что устала — тоже нет?
— Я думал, это поможет тебе расслабиться…
— Расслабиться? — её голос сорвался. — Андрей, я сегодня восемь часов стояла у операционного стола. Я спасла человека. А потом ещё три часа писала отчёты. Я мечтала только об одном — тишине. Но тебе же важнее было покрасоваться перед друзьями!
— Это нечестно, — он нахмурился. — Я просто хотел…
— Нечестно? — она горько рассмеялась. — Знаешь, что нечестно? Что за восемь лет ты ни разу, ни разу не спросил, чего хочу я. Тебе всегда было важнее, чтобы дом был полон гостей, веселья, шума. А я? Я просто должна была улыбаться и поддерживать атмосферу?
Повисла тяжёлая тишина. В темноте было слышно только их дыхание — её прерывистое, его — растерянное.
— Поздно, Андрей, — устало сказала она. — Ты никогда не слушал. И сейчас не слышишь.
— Нет, — его голос дрогнул. — Нет, я… я слышу. Впервые, кажется, действительно слышу.
Прошла неделя. Марина медленно брела по знакомым ступенькам, считая шаги до пятого этажа. Ноги ныли после двенадцатичасовой смены в реанимации — трое поступивших с тяжёлой травмой после аварии, и каждого пришлось буквально вытаскивать с того света. Сегодня она даже обед пропустила, перехватив только стаканчик растворимого кофе между операциями.
В подъезде пахло свежей краской — видимо, наконец-то начали ремонт, который обещали ещё весной. Марина машинально отметила, что надо бы не испачкать пальто о стену. Мысли путались от усталости, перед глазами всё ещё стояло бледное лицо той девочки с последней операции. Шестнадцать лет, вся жизнь впереди… Хорошо, что успели.
На площадке четвёртого этажа она остановилась перевести дыхание. В висках стучало, а сумка с рабочими документами, казалось, весила целую тонну. Обычно в это время из их квартиры уже доносились звуки телевизора или музыка — Андрей любил готовить под любимый плейлист. Но сегодня стояла непривычная тишина.
Может, его нет дома? Марина почувствовала укол беспокойства. После того вечера они почти не разговаривали — так, перебрасывались дежурными фразами за завтраком. Она всё ещё не знала, дошли ли до него её слова, или он просто затаил обиду.
Последний пролёт она преодолела почти на автопилоте, цепляясь за перила. В тусклом свете подъездной лампочки связка ключей никак не хотела попадать в замочную скважину. Пальцы дрожали от перенапряжения, а в горле першило от больничного кондиционированного воздуха.
Наконец, дверь поддалась. В квартире царила абсолютная темнота и непривычная тишина. Ни звука шагов, ни шума телевизора, ни звяканья посуды на кухне. Только тиканье настенных часов в гостиной нарушало безмолвие.
Щёлкнул выключатель — и в полумраке прихожей замерцали десятки крошечных огоньков. Марина моргнула, не веря своим глазам. Вдоль стен, на полу, на полочке для ключей стояли свечи в прозрачных стаканчиках. Их тёплый свет отражался в зеркале, создавая причудливую игру теней.
А на полу… Она наклонилась, протянула руку. Нежно-розовые лепестки роз устилали паркет, складываясь в извилистую дорожку, ведущую вглубь квартиры. От них исходил едва уловимый, но такой знакомый аромат — точно такие розы Андрей подарил ей в день их первого свидания.
Из кухни доносились незнакомые запахи — пряные, волнующие. Что-то итальянское… базилик, орегано и… розмарин? Марина почувствовала, как желудок предательски сжался, напоминая о пропущенном обеде.
— Андрей? — позвала она, и собственный голос показался ей чужим, хриплым от усталости и внезапного волнения.
— Иди на кухню, — донеслось в ответ. — Только не торопись, ладно? Я хочу, чтобы ты запомнила каждый шаг.
Она медленно двинулась по дорожке из лепестков, машинально отмечая детали: новая скатерть на столике в прихожей, исчезли разбросанные обычно газеты, появилась ваза с веточкой сакуры — откуда? В начале октября?
На пороге кухни она застыла, прижав ладонь к губам. Здесь свечей было ещё больше — они стояли на подоконнике, на полках, в центре накрытого стола. Их мерцающий свет отражался в начищенных до блеска бокалах, играл на серебряных приборах, которые они получили в подарок на свадьбу и доставали только по большим праздникам.
А у плиты стоял Андрей — в белоснежной рубашке, с бабочкой, которую она подарила ему на прошлый день рождения. Он выглядел непривычно серьёзным и… смущённым?
— Это… — Андрей провёл рукой по волосам, явно нервничая, — это мой первый самостоятельный ужин. Я три дня тренировался, пока ты была на ночных.
На плите что-то тихо шкворчало, распространяя умопомрачительный аромат. Марина заметила раскрытую кулинарную книгу, испещрённую пометками, несколько порванных упаковок из супермаркета, рассыпанные специи на столешнице.
— Проходи, — он отодвинул стул, покрытый накрахмаленной салфеткой. — Только… не суди строго, ладно?
Марина опустилась на стул, всё ещё не веря происходящему. В бокале искрилось белое вино — её любимое, полусладкое.
— Понимаешь, — Андрей суетился у плиты, перекладывая что-то на тарелки, — я много думал в эти дни. О нас. О тебе. Обо всём, что ты сказала.
Он поставил перед ней тарелку с чем-то, похожим на ризотто: — Это с белыми грибами и пармезаном. Надеюсь, получилось… съедобно.
— Андрей…
— Нет, подожди, — он присел напротив, взял её руки в свои. — Дай мне договорить. Я понял, что превратил наш дом в проходной двор. Всё хотел, чтобы было весело, шумно, как в том баре, где мы познакомились. Помнишь?
Марина кивнула. Тот вечер она помнила до мельчайших подробностей.
— А потом это стало… привычкой. Ритуалом. Я не замечал, как ты устаёшь, как тебе тяжело. Не видел, что тебе нужно совсем другое.
Его пальцы слегка дрожали: — Знаешь, я отменил все встречи с ребятами на ближайший месяц. И… я записался на кулинарные курсы. Хочу научиться готовить для тебя. Не для гостей — для тебя.
Марина почувствовала, как к горлу подступает ком. Андрей достал из кармана маленький блокнот в кожаной обложке: — Я купил его вчера. Хочу записывать, что с тобой происходит каждый день. Какие операции, какие пациенты, как ты себя чувствуешь. Чтобы больше никогда… никогда не пропустить момент, когда тебе нужна тишина. Или разговор. Или просто объятие.
Она моргнула, чувствуя, как по щеке скатывается слеза: — Ты правда этого хочешь?
— Больше всего на свете, — он сжал её пальцы. — Расскажешь мне про свой день? Я весь внимание.
Месяц спустя Марина возвращалась домой в привычное время. На этот раз она не чувствовала той гнетущей тревоги, поднимаясь по лестнице. На пороге её встретил аромат свежесваренного кофе и тихая музыка.
— У тебя сегодня была сложная операция, — Андрей протянул ей чашку с любимым капучино. — Я видел твоё сообщение. Как всё прошло?
Она благодарно приняла горячий напиток: — Успешно. Пациент стабилен, уже в реанимации.
— Тогда предлагаю отметить, — он указал на накрытый стол. — Я приготовил твой любимый салат с креветками. И никаких гостей — только мы вдвоем.
Марина улыбнулась, заметив его потрёпанный блокнот на столе. За этот месяц он действительно записывал каждый её рассказ о работе, отмечал дни особенно сложных операций, запоминал имена пациентов, о которых она волновалась.
Друзья теперь приходили реже, по предварительной договорённости. И каждый раз Андрей сначала спрашивал её — готова ли она к гостям, есть ли силы на шумную компанию.
— О чём задумалась? — он обнял её сзади, уткнувшись подбородком в плечо.
— О нас, — она повернулась к нему. — Знаешь, я ведь тоже многое поняла за этот месяц. Научилась говорить прямо о своих чувствах, а не копить обиды.
— И как тебе такая жизнь?
— Непривычно, — она провела рукой по его щеке. — Но… правильно. Будто мы наконец-то научились слышать друг друга. Без криков и слёз.
Андрей улыбнулся: — Кстати, Витька звонил. Зовёт в гости в субботу…
— Давай поедем, — неожиданно для себя сказала Марина. — У меня как раз выходной. И я… соскучилась по нашим друзьям.
В его глазах мелькнуло удивление, сменившееся тёплой улыбкой: — Уверена?
— Абсолютно, — она притянула его к себе. — Теперь я знаю — если мне нужна будет тишина, ты услышишь. И если захочется веселья — тоже. Главное, что мы научились слушать друг друга.
