Когда Серёжа позвонил тем осенним вечером, я сразу поняла — что-то случилось.
— Мам, у нас проблемы с квартирой, — сказал он после долгих околичностей. — Хозяин продаёт. Нужно съехать через две недели.
Я молчала, глядя на свою двухкомнатную квартиру. Сорок лет здесь прожила — сначала с мужем, потом растила Серёжу одна, а последние пять лет наслаждалась тишиной и порядком.
— А что Алина думает? — спросила я.
— Она переживает. Мы просматриваем варианты, но везде такие цены… Мам, мы могли бы пожить у тебя? Месяца два-три, пока найдём что-то подходящее.
— Конечно, сынок. Приезжайте.
После разговора я долго сидела у окна. Завтра всё изменится.
Утром начала готовиться. Освободила половину шкафа, убрала семейные фотографии, переставила кресло. Пусть им будет просторнее.
Алина выглядела растерянной — светлые волосы растрепались, глаза покраснели.
— Лидия Васильевна, спасибо огромное, — обнимала меня неловко. — Постараемся не доставлять неудобств.
— Что ты, дорогая! Это же семья.
Четыре больших чемодана, коробки с посудой, пылесос — «новый, мама, лучше твоего». Мой коридор стал тесным.
В первый вечер сидели на кухне, пили чай. Алина рассказывала о неблагодарной судьбе. А я думала: может, будет хорошо.
На второй день заметила, как Алина изучает квартиру. Открывает шкафчики, трогает занавески, оценивающе смотрет на мебель.
— Такая светлая квартира, — сказала она за завтраком. — Только обои староватые, правда? И мебель можно обновить.
Эти обои висели семь лет, но мне нравились. А мебель — эту стенку мы с мужем выбирали целый месяц.
— Да, наверное, — пробормотала я.
Утром она спросила:
— А вы не против, если мы немножко обустроимся? Чтобы чувствовать себя как дома?
— Конечно, дети. Чувствуйте себя как дома.
Через неделю я не узнала свою кухню. Алина принесла ярко-жёлтые шторы в крупную клетку. Мои белые с кружевом лежали в шкафу.
— Посмотрите, как веселее стало! А то было мрачновато.
Мрачновато. Каждая мелочь здесь имела историю: керамическая сахарница — подарок коллег, деревянная хлебница — покупали с мужем в Вологде…
— Да, красиво, — улыбнулась я.
На следующий день — перестановка в гостиной.
— Серёж, помоги диван передвинуть, — командовала Алина. — К окну поставим, места больше будет.
Диван у окна стоял неудобно. Теперь для просмотра телевизора приходилось поворачивать голову.
— Совсем другое дело! Правда, Лидия Васильевна?
— Гораздо лучше, — кивнула я.
Через несколько дней Алина принесла розовую краску.
— Коридор освежу. Эти бежевые стены унылые…
— Але, ты бы с мамой посоветовалась, — тихо сказал Серёжа.
— Да что советоваться! Розовый — цвет нежности. Правда, Лидия Васильевна?
— Конечно, дорогая. Делай как знаешь.
Вернулась вечером — коридор стал ярче. И чужим.
А потом Алина объявила:
— Знаете что? Мы решили не торопиться с переездом. Здесь так хорошо! Поживём подольше, деньги накопим.
Серёжа смотрел в пол.
— Живите, сколько нужно, — сказала я.
Месяц спустя поняла: у меня больше нет дома.
Алина окончательно освоилась. Вставала позже, но сразу занимала кухню — варила кофе, жарила сырники, расставляла баночки с мёдом и вареньем. Не оставляло места для моих тихих утр с радио и размышлениями.
— Вы завтракали? Сырники делаю, хотите?
Не хотела её сырники. Хотела привычный бутерброд с сыром.
— Спасибо, дорогая.
Хуже всего были вечера. Алина приглашала подруг. Не спрашивала — ставила в известность:
— Сегодня девочки придут, свадебные фото смотреть будем. Не против?
Сидела в комнате, слушая, как хохочут чужие девочки, пьют мой чай до одиннадцати вечера.
Когда говорила с Серёжей, он разводил руками:
— Мам, что такого? Молодые люди общаются.
А потом услышала разговор Алины по телефону:
— Квартира-то фактически наша уже. Мы тут всё обустроили, порядки завели… Она привыкла, что мы хозяйничаем. Серёжа хочет, чтобы остались насовсем — зачем деньги на аренду тратить?
У меня задрожали руки. Квартира фактически наша. Она привыкла. Значит, меня не собирались спрашивать.
Вечером Алина сказала:
— А вы знаете, мы подумали… может, не торопиться с переездом? И что-то оформим официально, чтобы документы в порядке были. Серёжа же наследник, правда?
Наследник. О наследстве думает, а я ещё живая.
— Посмотрим, — сказала я тихо.
Последней каплей стал вечер, когда я не смогла попасть в собственную кухню. Алина устроила девичник — вино, закуски, свечи, пять девушек в ярких платьях.
— Идите к нам, женские темы обсуждаем!
Женские темы. В пятьдесят восемь я уже не женщина.
— Лучше отдохну.
— Да садитесь! Расскажите что-нибудь! У вас такой жизненный опыт!
Как музейный экспонат.
— Веселитесь, девочки.
Сидела в комнате, ждала, когда закончат обсуждать темы на моей кухне.
Утром вошла за чаем — кухня идеально чистая. Мои чашки не на местах, специи переставлены, любимая кружка исчезла.
— Але, ты не видела синюю кружку?
— А, эту старую? Выбросила. Скол был, потёртая какая-то…
Выбросила кружку, которую подарил Серёжа на восьмое марта в двенадцать лет.
— Зачем выбросила? Это подарок от сына.
— Ну так он ещё сто подарит! Не цепляйтесь за старые вещи!
На следующее утро увидела, как Алина роется в шкафчиках, складывает банки в коробку.
— Что делаешь?
— Порядок навожу. Крупы просроченные, консервы старые…
Банка гречки с прошлой недели, рис со сроком через полгода, мёд от подруги из деревни.
— Алина, это не просроченное.
— Да ладно! Смотрите — две тысячи двадцать второй год!
— Консервы хранятся пять лет.
— По-моему, есть нельзя. Лучше свежее куплю.
И тут что-то сломалось.
— Почему ты ведёшь себя как хозяйка в доме, за который не заплатила ни рубля? — услышала собственный голос.
Алина замерла.
— Что?..
— Почему выбрасываешь мои вещи, переставляешь мою мебель, решаешь, что мне есть? Это МОЯ квартира! МОИ продукты! МОИ правила!
На лице появилось холодное выражение:
— Может, хватит истерику устраивать из-за тушёнки?
— Это не истерика. Попытка понять, когда гости превращаются в хозяев.
— Гости? — усмехнулась. — Серёжа ваш сын. Я его жена. Мы семья.
Вошёл сонный Серёжа.
— Что происходит?
— Ваша мама скандал устраивает, — сказала Алина. — Из-за просроченных продуктов.
Серёжа посмотрел на меня. В глазах — усталость и раздражение.
— Мам, ну что ты?
После ссоры три дня не разговаривали. Алина готовила завтраки для двоих, мыла только свою посуду. Я чувствовала себя прокажённой.
В пятницу не выдержала. Собрала сумку, написала записку: «Уехала к Тамаре на неделю. Думаю, вам лучше побыть одним».
Тамара встретила радостно:
— Наконец-то! А то думала, тебя совсем съели.
Рассказала всё. О шторах, стенах, кружке, девичниках.
— Что же терпела? Я бы давно поставила на место!
— Как? Это жена сына.
— А если не поставишь, так и будешь прислугой в собственном доме?
Первые дни наслаждалась тишиной. Никто не грохотал посудой, не включал громко телевизор. С Тамарой ходили в театр, гуляли, разговаривали до поздна.
— Забыла, как это — чувствовать себя дома, — сказала я.
Серёжа не звонил. Это расстраивало больше всего.
На четвёртый день позвонила Алина. Голос растерянный:
— Лидия Васильевна, когда домой вернётесь?
— Не знаю. Что случилось?
— Тут всё как-то не так без вас… Серёжа с утра до ночи на работе, я одна… Счета пришли, не знаю, как оплачивать… Холодильник пищит… Соседка жалуется на протечку…
Пока я была рядом, всё решалось само собой.
— Пора учиться быть настоящей хозяйкой, — сказала я. — Раз квартира фактически ваша.
— Вы слышали тот разговор?
— Слышала.
Пауза.
— Можно приехать? Поговорить?
— Приезжай.
Алина приехала неважно выглядящей — волосы растрепались, синяки под глазами, пятна на футболке.
— Лидия Васильевна, я должна сказать… я разбила вашу вазу. Синюю, с рисунком.
Синюю вазу. Подарок свекрови на серебряную свадьбу. Антикварная, дореволюционная.
— Как?
— Хотела на подоконник переставить, для цветов… Соскользнула из рук… Разбилась вдребезги.
Сорок два года эта ваза стояла в доме.
— Серёжа очень кричал, — продолжала тихо. — Сказал, что фамильная реликвия… Что вы её берегли… Он не разговаривает со мной два дня.
— И что дальше?
— Я поняла, что вела себя ужасно. Мне казалось, должна защищать своё место в семье, доказывать, что хорошая хозяйка… А на самом деле просто вас вытесняла.
Вытесняла. Наконец честное слово.
— Думала, если переделаю всё по-своему, буду чувствовать себя увереннее. А получилось — разрушила ваш дом. И наши отношения.
Алина заплакала:
— Серёжа сказал, что не узнаёт меня. Что я стала злой, эгоистичной… А я не хотела! Просто боялась, что не впишусь в семью…
— И решила переделать всё под себя.
— Да. Глупо, правда?
— Глупо.
— А потом, когда вы не возражали против изменений, подумала, что вам всё равно. Что рады переложить хозяйство на меня…
Она была права. Я не возражала из вежливости.
Алина опустилась на колени:
— Простите меня. Понимаю, что поступила ужасно. Готова всё исправить, только скажите как.
— А что теперь изменилось?
— Теперь поняла — семьёй нельзя стать силой. Её можно только построить. Вместе. С уважением.
— А если не дам ещё шанс?
— Тогда съедем. Серёжа смотрит квартиры. Сказал, не может жить там, где обидели мать.
Значит, сын всё-таки на моей стороне.
— Что делала бы по-другому?
— Всё. Спрашивала разрешения. Училась у вас. Помнила бы, что это ваш дом, а я гостья. Благодарная гостья.
— Хорошо. Попробуем ещё раз.
Домой поехали вместе. По дороге Алина рассказывала, как справлялись без меня — затопили соседей, сожгли сковороду, забыли оплатить электричество.
— Не подозревала, сколько вы делаете по дому.
Серёжа встретил усталый, небритый:
— Мам, я хотел извиниться. Должен был защитить, а встал на сторону жены.
— Это нормально. Так и должно быть.
— Нет! Не когда жена ведёт себя неправильно.
Обнял крепко, как в детстве:
— Больше не позволю никому обижать.
На кухне Алина мыла горы посуды:
— Можете научить готовить ваш фирменный суп? Серёжа вспоминает, а я не умею…
— Конечно. Завтра научу.
— А ещё… можно переклею обратно ваши обои? Эти розовые безвкусные.
— Не обязательно. Выберем что-то нейтральное. Вместе.
— Вместе?
— Это наш общий дом теперь.
Вечером сидели втроём, пили чай. Первый семейный вечер за месяцы.
— Мам, — сказал Серёжа, — мы решили снять квартиру поблизости. Жить самостоятельно, но недалеко.
— Зачем?
— Каждой семье нужно своё пространство, — ответила Алина. — Я поняла. Поздно, но поняла.
— Будем часто приходить. Но вечером — в свой дом.
— И ещё, — Алина поставила чашку, — хочу возместить ущерб. За вазу, кружку, неудобства…
— Не нужно.
— Для меня — урок. Должна нести ответственность за поступки.
Через месяц они переехали в соседний дом. Я помогала собираться — никто не командовал, все спрашивали разрешения.
Алина принесла коробку — новая синяя кружка, точно такая же.
— Серёжа помог найти. Полгорода объездили…
— А это осколки вазы. Собрала, хотела склеить…
— Знаешь что? Сделаем мозаику на кухне. Пусть ваза продолжит жить в новом качестве.
— Мне нравится эта идея.
Первые недели наслаждалась тишиной. Встаю когда хочу, завтракаю чем хочу. Дом снова стал убежищем.
Но дети приходили часто. Серёжа заглядывал после работы, Алина приносила выпечку. По выходным ходили на рынок вместе.
— Можете научить солить огурцы? — спросила Алина.
— Конечно. Подождём до лета.
— А мы на дачу к вам приедем? Помогать будем…
— С удовольствием.
Поняла: мы справились. Построили отношения на уважении и желании быть вместе.
Через полгода Алина объявила о беременности:
— Мальчик будет. Серёжа хочет назвать Михаилом.
— Хорошее имя.
— Поможете с ребёнком? Я не умею…
— Помогу. Но в вашей квартире. Приходящей бабушкой.
— Приходящей бабушкой. Мне нравится.
Сейчас Мишке полтора года. Каждый день приползает на чай. Алина стала хорошей матерью и неплохой невесткой. Поняла: семьёй нельзя стать силой, её можно только заслужить.
Глядя на мозаику из осколков вазы, думаю: если что-то разбилось, необязательно выбрасывать. Можно сложить по-новому. По-другому, но красиво.
В шкафу до сих пор лежат белые занавески с кружевом. На всякий случай.
Но пока не нужны. Пока я хозяйка в собственном доме. И этого достаточно.
