Елена Викторовна с трудом подняла чемодан на верхнюю полку плацкартного вагона. Проводница, женщина лет пятидесяти с уставшим лицом и выцветшими светлыми волосами, собранными в неаккуратный пучок, равнодушно наблюдала за ней, стоя в проходе.
— Помочь, что ли? — нехотя спросила она.
— Нет, спасибо, я справлюсь, — ответила Елена Викторовна, втискивая чемодан в последний свободный угол полки.
Женщина тяжело опустилась на свою нижнюю полку, достала из сумки веер и начала обмахиваться. В вагоне было душно, несмотря на открытые окна. Июльское солнце беспощадно нагревало металлическую обшивку поезда. Напротив Елены Викторовны сидел мужчина лет сорока в застиранной футболке, с потрёпанной книгой в руках. Он кивнул ей и снова уткнулся в чтение.
Поезд тронулся. Елена Викторовна достала телефон и отключила его. Этот жест, такой простой и обыденный, стоил ей невероятных усилий. Она знала, что вскоре начнутся звонки — от дочери, от зятя, от внуков. Возможно, даже от бывшего мужа. Все они будут удивлены, возмущены, обеспокоены. Как это так — Елена Викторовна, всегда такая предсказуемая, организованная и обязательная, вдруг исчезла, никого не предупредив?
Всю жизнь она была для них надёжной опорой. Готовила обеды, нянчила внуков, давала деньги в долг (хотя все знали, что долги эти никогда не вернутся), выслушивала бесконечные жалобы на жизнь, руководство, коллег, погоду и соседей. Елена Викторовна терпеливо кивала, советовала, успокаивала. И вот теперь она едет в неизвестном направлении, выключив телефон, никого не предупредив.
Только мать знала, куда она направляется, да и то случайно — Елена позвонила ей накануне, чтобы узнать, как старушка себя чувствует.
— Мама, я завтра уезжаю на дачу к Нинке, — сказала она будто бы между прочим.
— К какой Нине? — удивилась мать.
— К Нинке. Помнишь, мы с ней в институте учились.
— А, к этой… — мать не договорила. Она никогда не любила Нину. — И надолго?
— Не знаю. Как получится.
Этот короткий разговор с матерью был единственной ниточкой, связывающей Елену Викторовну с её прежней жизнью. Вернее, не единственной. В сумке лежал конверт с письмом, которое она написала дочери. Но отправить его Елена Викторовна собиралась только через неделю, когда будет уверена, что её не вернут обратно, в привычную колею.
Мужчина напротив поднял голову от книги и спросил:
— Далеко едете?
— До Павловска, — ответила Елена Викторовна.
— Отдыхать?
— Вроде того.
— К родственникам?
— К подруге.
Елена Викторовна не была расположена к разговору, и мужчина это понял. Он кивнул и снова уткнулся в книгу. За окном проплывали пригороды Москвы — серые пятиэтажки, заводские трубы, пустыри, заросшие бурьяном. Потом пейзаж сменился — потянулись дачные посёлки, поля, леса. Поезд шёл на юг, унося Елену Викторовну всё дальше от её прежней жизни.
Она закрыла глаза и попыталась вздремнуть, но сон не шёл. В голове крутились мысли — о дочери, о внуках, о том, как они сейчас пытаются до неё дозвониться, о том, что она наделала. Сомнения накатывали волнами, но Елена Викторовна упрямо отгоняла их. Сейчас не время сомневаться. Решение принято, и она доведёт дело до конца…
— Ты что, совсем из ума выжила? — голос Светланы, дочери Елены Викторовны, звенел от возмущения. — Мама не отвечает на звонки уже второй день! И ты молчала!
Анна Петровна, мать Елены Викторовны, сидела в своём любимом кресле и смотрела в окно. Ей было восемьдесят четыре года, но она сохранила ясность ума и твёрдость характера.
— Ну и что? Взрослый человек имеет право побыть одному, — спокойно ответила она.
— Взрослый человек? Ей шестьдесят пять лет! Она никогда раньше так не делала! Вдруг с ней что-то случилось?
— С ней всё в порядке. Она поехала на дачу к своей подруге Нине.
— К какой ещё Нине? — Светлана остановилась посреди комнаты. — Мама никогда не говорила ни о какой Нине!
— Ну как же, — Анна Петровна поправила очки, — они вместе учились в институте. Правда, не общались много лет. И вдруг — нате вам! — сорвалась и поехала.
— И ты спокойно отпустила её? Даже адреса не спросила?
— А зачем? — пожала плечами Анна Петровна. — Она не маленькая девочка. Захотела отдохнуть от вас всех — пусть отдыхает.
— От нас всех? Что ты имеешь в виду?
Анна Петровна посмотрела на внучку с лёгкой усмешкой.
— Ты умная девочка, Света. Подумай сама.
Светлана опустилась на диван и закрыла лицо руками.
— Не понимаю. Мама всегда была такой… предсказуемой. Что на неё нашло?
— Шестьдесят пять лет предсказуемости, — философски заметила Анна Петровна. — Этого достаточно, не находишь?
Светлана подняла голову и посмотрела на бабушку.
— Ты ведь знаешь, где она, правда? Скажи мне адрес.
— Не знаю, — Анна Петровна покачала головой. — Знаю только, что она поехала к Нине Зарецкой на дачу. А где эта дача — понятия не имею.
— И тебя это не беспокоит?
— Нет, — твёрдо ответила старушка. — Меня беспокоит другое. Что вы все сели на шею моей дочери и свесили ножки. А ей ведь тоже хочется пожить для себя.
Светлана вспыхнула:
— Что за чушь! Мама сама вызывается помогать нам с детьми. Сама предлагает деньги, когда у нас трудности. Мы никогда…
— Вы никогда не отказываетесь от её помощи, — перебила Анна Петровна. — И принимаете её как должное. А ей, может быть, тоже хочется, чтобы о ней кто-то позаботился.
Светлана замолчала. Такой мысли ей никогда не приходило в голову. Мама всегда была сильной, независимой, готовой прийти на помощь. Она никогда не жаловалась, не просила о помощи, не показывала слабости.
— Но почему она не сказала нам? Почему просто исчезла?
— А ты бы отпустила её? — спросила Анна Петровна.
— Конечно! — возмутилась Светлана. — С чего бы мне её не отпускать?
Анна Петровна хмыкнула.
— Ну-ну. А кто бы забирал Артёма из школы? Кто бы сидел с Машей, когда у неё ветрянка? Кто бы готовил твоему мужу его любимые котлеты по четвергам? Кто бы ходил с тобой по врачам, когда у тебя спину прихватило?
Светлана молчала. В словах бабушки была правда, которую она не хотела признавать.
— И что теперь делать? — наконец спросила она.
— Ждать, — ответила Анна Петровна. — Просто ждать. Она вернётся, когда будет готова.
— А если с ней что-то случится?
— Она взрослый человек, Света. Не маленькая девочка. И она имеет право на свою жизнь.
Светлана достала телефон и набрала номер мужа.
— Сереж, ты не поверишь. Мама уехала на дачу к какой-то подруге Нине и не сказала нам ни слова. Бабушка знает, но делает вид, что это нормально… Нет, адреса у неё нет… Нет, я не знаю, кто такая эта Нина… Да, я пробовала звонить, телефон выключен… Нет, заявление в полицию подавать рано, она взрослый человек и имеет право… Что? Да, конечно, я заберу Артёма из школы. Нет, с Машей посидит твоя мама, я с ней уже договорилась… Да, и не забудь забрать вещи из химчистки.
Анна Петровна слушала этот разговор с лёгкой улыбкой. Когда Светлана закончила говорить, старушка сказала:
— Вот видишь? Мир не рухнул. Вы прекрасно справляетесь и без Лены.
Светлана хотела что-то возразить, но передумала. Вместо этого она спросила:
— Бабушка, а кто такая эта Нина Зарецкая? Мама никогда о ней не упоминала.
Анна Петровна вздохнула.
— Ох, это долгая история. Они учились вместе в институте. Были лучшими подругами. А потом… потом случилась история с твоим отцом.
— С папой? — удивилась Светлана. — Он знал Нину?
— Ещё как знал, — Анна Петровна покачала головой. — Он сначала встречался с Ниной. Они собирались пожениться. А потом появилась твоя мама, и всё изменилось.
— Подожди, ты хочешь сказать, что мама увела папу у своей лучшей подруги? — Светлана не могла поверить своим ушам.
— Не совсем так, — ответила Анна Петровна. — Твой отец сам сделал выбор. Но Нина восприняла это как предательство. С тех пор они с твоей мамой не общались. Почти сорок лет.
— И вдруг мама срывается и едет к ней на дачу? Это какой-то бред!
— Жизнь вообще странная штука, — философски заметила Анна Петровна. — Особенно когда тебе шестьдесят пять, и ты вдруг понимаешь, что она проходит мимо…
Елена Викторовна сошла с поезда на маленькой станции. Вокруг не было ни души, только ветер гонял по платформе обрывки газет и пустые пластиковые бутылки. Она огляделась, пытаясь сориентироваться. Нина написала, что встретит её, но на станции никого не было.
«Может быть, она передумала?» — мелькнула мысль. Что ж, тогда придётся возвращаться в Москву. Елена Викторовна почувствовала странное облегчение от этой мысли. Возможно, вся эта затея была глупостью. Что она вообще делает здесь, в богом забытом месте, в шестьдесят пять лет, с чемоданом и сумкой, без ясного плана на будущее?
— Ленка! — раздался вдруг громкий голос. — Ленка Воробьёва! Не может быть!
Елена Викторовна обернулась. К ней быстрым шагом приближалась полная женщина в ярком сарафане и соломенной шляпе. Если бы не этот голос, который она узнала бы из тысячи, Елена Викторовна никогда бы не признала в этой женщине Нину Зарецкую — стройную, яркую девушку с копной рыжих волос, в которую были влюблены все парни их курса.
— Нина, — Елена Викторовна улыбнулась. — Ты не изменилась.
— Врунья! — расхохоталась Нина, обнимая её. — Я растолстела, поседела и вообще превратилась в старую клушу. Но ты… ты всё такая же. Только морщинки появились. Но тебе они идут.
Елена Викторовна смутилась. Она никогда не умела принимать комплименты.
— Ну что, поехали? — Нина взяла её за руку. — Машина тут за углом. Я тебя еле узнала, честное слово. Думала, ты не приедешь.
— Я тоже так думала, — честно призналась Елена Викторовна.
— Но ты здесь, и это главное! — Нина улыбнулась. — Мне Толик сказал, что ты не приедешь. Что куражишься просто. А я ему говорю — нет, Ленка не такая. Сказала — приедет, значит, приедет.
— Толик? — переспросила Елена Викторовна. — Анатолий? Ты всё ещё с ним?
Нина удивлённо посмотрела на неё.
— А ты не знала? Ну да, откуда тебе знать… Мы поженились через год после института. У нас двое сыновей и трое внуков. Младший, Никитка, сейчас гостит у нас на даче. Увидишь, какой красавец! Весь в деда.
Елена Викторовна почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Анатолий Зарецкий был их однокурсником, влюблённым в Нину с первого курса. Он ходил за ней как тень, носил её сумку, помогал с курсовыми. Но Нина не обращала на него внимания — она была влюблена в Виктора, будущего мужа Елены Викторовны.
— А у тебя как? Всё ещё с Витькой? — спросила Нина, ведя её к старенькой «Ладе», припаркованной возле станции.
— Мы развелись пятнадцать лет назад, — ответила Елена Викторовна. — Он ушёл к другой женщине.
— Вот же ж …, — Нина покачала головой. — А я всегда говорила, что он ветреный. Помнишь, как он за мной ухаживал, а потом раз — и переключился на тебя?
Елена Викторовна промолчала. Она помнила. И помнила, как рыдала Нина, когда узнала, что её Витя встречается с Леной. Как кричала, что никогда им этого не простит. Как перестала с ними обеими общаться.
— Садись, — Нина открыла дверцу машины. — Дача недалеко, минут двадцать езды.
Они ехали по просёлочной дороге. Нина болтала без умолку — о сыновьях, о внуках, о своей работе в сельской школе, о том, как они с Толиком купили эту дачу десять лет назад и постепенно её обустраивали. Елена Викторовна слушала молча, время от времени кивая. Она всё ещё не могла поверить, что приехала сюда, к Нине, которую не видела почти сорок лет.
— А ты чего такая тихая? — наконец спросила Нина. — Язык проглотила? Расскажи, как ты живёшь? Чем занимаешься? У тебя же дочка была, Светлана. Как она?
— У Светы всё хорошо, — ответила Елена Викторовна. — Она замужем, двое детей — Артём и Маша. Артёму двенадцать, Маше шесть. Хорошие ребята.
— А ты с ними живёшь?
— Нет, у меня своя квартира. Но я часто бываю у них. Помогаю с детьми, с готовкой.
— А работаешь?
— Я на пенсии уже пять лет.
— И чем занимаешься целыми днями?
Елена Викторовна задумалась. Чем она занимается? Внуки, дочь, магазины, готовка, уборка, сериалы по вечерам… Обычная жизнь обычной пенсионерки.
— Ничем особенным, — наконец ответила она.
— Понятно, — кивнула Нина. — А я вот в школе до сих пор работаю. Не могу сидеть дома, с ума сойду. Толик говорит — хватит уже, отдохни. А я не могу. Привыкла к детям, к шуму, к движению.
Машина свернула с асфальтированной дороги на грунтовую. По обеим сторонам тянулись дачные участки — некоторые ухоженные, с аккуратными домиками и клумбами, другие заброшенные, заросшие бурьяном.
— Вот мы и приехали, — сказала Нина, останавливая машину возле небольшого двухэтажного домика. — Это наше родовое гнездо.
Дом был деревянный, выкрашенный в голубой цвет, с белыми наличниками и крылечком. Вокруг раскинулся сад — яблони, груши, кусты смородины. Возле дома стоял мужчина в рабочем комбинезоне, что-то чинивший.
— Толик! — крикнула Нина. — Смотри, кого я привезла!
Мужчина обернулся, и Елена Викторовна узнала Анатолия Зарецкого. Конечно, он изменился — поседел, располнел, на лице появились морщины. Но это был он — тот самый скромный парень, который безнадёжно любил Нину на первом курсе.
— Лена? — он подошёл ближе, вытирая руки тряпкой. — Лена Воробьёва? Не может быть!
— Представляешь, Толик, я же тебе говорила, что она приедет! — Нина сияла от радости. — А ты не верил!
— Рад тебя видеть, Лена, — Анатолий неловко обнял её. — Добро пожаловать к нам на дачу.
— Спасибо, — пробормотала Елена Викторовна. Она чувствовала себя странно. Как будто вернулась в прошлое, в студенческие годы, когда всё было просто и понятно. Когда жизнь казалась бесконечной дорогой, полной возможностей.
— Ну что стоим? Пойдёмте в дом! — скомандовала Нина. — Я такой обед приготовила! Пальчики оближешь!
Они поднялись на крыльцо. Елена Викторовна остановилась на пороге, оглядываясь вокруг. Сад, тихая улица, деревенский воздух, пропитанный запахами трав и цветов. Никаких звонков, никаких обязательств, никаких внуков, требующих внимания. Никакой Светы с её вечными просьбами. Никакого бывшего мужа с его новой молодой женой. Только она, Нина, Толик и эта дача.
«Может быть, это и есть свобода?» — подумала Елена Викторовна, переступая порог дома….
— Пап, ты не представляешь, что творится! — Светлана нервно ходила по комнате, прижимая телефон к уху. — Мама исчезла. Просто исчезла! Телефон выключен, никто не знает, где она. Только бабушка, но она отказывается говорить.
Виктор Сергеевич, бывший муж Елены Викторовны, слушал дочь с нарастающим беспокойством. Он давно развёлся с Еленой, женился во второй раз, у него родился сын. Но Светлана оставалась его дочерью, и он по-прежнему беспокоился о ней.
— Успокойся, Света, — сказал он. — Твоя мать — взрослый человек. Если она решила куда-то уехать, значит, так надо.
— Но она никогда так не делала! — воскликнула Светлана. — Никогда не исчезала без предупреждения!
— Возможно, ей нужно время для себя, — осторожно предположил Виктор Сергеевич.
— Время для себя? — переспросила Светлана. — Она же на пенсии! У неё всё время для себя!
Виктор Сергеевич вздохнул. Его дочь, при всём своём уме и образовании, иногда была удивительно слепой к очевидным вещам.
— Света, ты когда-нибудь задумывалась, чем занимается твоя мать с утра до вечера?
— Ну… своими делами, — неуверенно ответила Светлана. — Она на пенсии, у неё свободный график.
— А именно?
— Не знаю… Телевизор смотрит, готовит, по магазинам ходит…
— И забирает Артёма из школы, и сидит с Машей, когда она болеет, и готовит обеды для всей твоей семьи, и помогает тебе с ремонтом, и даёт деньги, когда у вас трудности, — перечислил Виктор Сергеевич. — Я правильно понимаю?
Светлана молчала.
— Ты когда-нибудь спрашивала её, чего хочет она сама? — продолжил Виктор Сергеевич. — Чем бы она хотела заниматься? Куда поехать? Что увидеть?
— Нет, — тихо ответила Светлана. — Не спрашивала.
— Вот именно, — сказал Виктор Сергеевич. — Никто из нас не спрашивал. И я тоже. Мы все просто пользовались её добротой и отзывчивостью. А она всё давала и давала, не требуя ничего взамен.
— Но она никогда не жаловалась! — воскликнула Светлана. — Никогда не говорила, что ей тяжело или что она хочет чего-то другого!
— А ты бы стала её слушать, если бы она начала жаловаться? — спросил Виктор Сергеевич. — Или просто сказала бы: «Мама, ну что ты, нам же нужна твоя помощь, мы же семья»?
Светлана снова замолчала.
— Я знаю, куда она поехала, — сказал Виктор Сергеевич после паузы.
— Знаешь? — удивилась Светлана. — Откуда?
— Бабушка сказала, что она поехала к Нине Зарецкой, верно?
— Да, к какой-то Нине. Бабушка говорит, что вы с ней встречались до мамы.
— Не просто встречались, — вздохнул Виктор Сергеевич. — Мы собирались пожениться. Нина была… яркой, эмоциональной, страстной. Полной противоположностью твоей матери. И я любил её. Или думал, что любил.
— А потом?
— А потом я встретил твою маму. И всё изменилось. Она была… такой надёжной. Такой понимающей. Такой заботливой. Рядом с ней я чувствовал себя защищённым, спокойным. С Ниной я всё время был как на вулкане — никогда не знал, что она выкинет в следующий момент. А с Леной всё было просто и понятно.
— И ты бросил Нину ради мамы?
— Да, — признался Виктор Сергеевич. — И это было самым подлым поступком в моей жизни. Потому что Нина и Лена были лучшими подругами. Я разрушил их дружбу.
— И теперь мама поехала к этой Нине? Зачем? Они же не общались сорок лет!
— Не знаю, — ответил Виктор Сергеевич. — Но я знаю, где эта дача. Нина говорила, что её родители купили участок в Павловске. Если твоя мать поехала к ней, то она там.
— Нужно ехать туда! — решительно сказала Светлана. — Нужно вернуть маму домой!
— Зачем? — спросил Виктор Сергеевич. — Чтобы она продолжала быть вашей бесплатной нянькой и домработницей?
— Пап, ты несправедлив! — вспыхнула Светлана.
— Несправедлив? — Виктор Сергеевич хмыкнул. — А справедливо ли то, что твоя мать в шестьдесят пять лет не может взять и уехать на неделю, не отчитываясь перед всей семьей?
Светлана замолчала, переваривая слова отца.
— Я дам тебе адрес, — сказал Виктор Сергеевич после паузы. — Но обещай, что просто убедишься, что с ней всё в порядке, и уедешь. Не будешь давить на неё, не будешь заставлять её возвращаться.
— Хорошо, — неохотно согласилась Светлана. — Обещаю.
Дача Зарецких оказалась уютным двухэтажным домиком, окружённым садом. Когда Светлана подъехала, было уже за полдень. Она некоторое время сидела в машине, не решаясь выйти. Что она скажет матери? Как объяснит своё появление?
Наконец, собравшись с духом, Светлана вышла из машины и направилась к калитке. Но не успела она дойти, как та распахнулась, и на дорожку вышла Елена Викторовна в сопровождении полной женщины с яркими рыжими волосами.
— Мама? — неуверенно произнесла Светлана.
Елена Викторовна остановилась как вкопанная. На её лице отразилось удивление, которое быстро сменилось раздражением.
— Света? Что ты здесь делаешь?
— Я… я беспокоилась, — пробормотала Светлана. — Ты исчезла, не сказав ни слова…
— А, так это твоя дочка? — женщина с рыжими волосами улыбнулась. — Здравствуй, я Нина, подруга твоей мамы.
— Здравствуйте, — Светлана кивнула. — Мама, можно с тобой поговорить?
— Конечно, — Елена Викторовна повернулась к Нине. — Нин, я сейчас вернусь.
— Не торопись, — Нина понимающе кивнула и вернулась в дом.
Елена Викторовна подошла к дочери. Лицо её было непроницаемым.
— Как ты меня нашла?
— Папа, — призналась Светлана. — Он знал про эту дачу.
— Ясно, — кивнула Елена Викторовна. — И зачем ты приехала?
— Я волновалась. Мы все волновались. Ты никогда раньше…
— Никогда раньше не делала ничего для себя, — закончила за неё Елена Викторовна. — Верно?
Светлана опустила глаза.
— Мама, я не понимаю. Если ты хотела отдохнуть, почему просто не сказала? Мы бы поняли.
— Правда? — Елена Викторовна усмехнулась. — А кто бы забирал Артёма из школы? Кто бы сидел с Машей? Кто бы готовил обеды на всю семью?
— Мы бы справились, — неуверенно сказала Светлана.
— Конечно, — кивнула Елена Викторовна. — Вы бы справились. Но было проще, чтобы я продолжала делать всё это, верно?
Светлана молчала.
— Знаешь, я ведь не планировала уезжать навсегда, — сказала Елена Викторовна после паузы. — Просто хотела несколько дней побыть одна. Подумать. Отдохнуть. Но теперь я не уверена, что хочу возвращаться…
— Что? — Светлана в ужасе посмотрела на мать. — Ты не можешь остаться здесь!
— Почему нет? — спокойно спросила Елена Викторовна. — Нина предложила мне комнату на втором этаже. Здесь тихо, спокойно. Я могу читать, гулять, просто сидеть в саду и смотреть на облака. Никто не звонит каждые пять минут с просьбами. Никто не ждёт, что я буду готовить, стирать, убирать, нянчить детей. Это… освобождает.
— Но твоя жизнь в Москве! Твоя квартира, твои вещи…
— Моя квартира никуда не денется, — пожала плечами Елена Викторовна. — А вещей мне здесь нужно минимум. Всё остальное — лишнее.
— А как же мы? — голос Светланы дрогнул. — Как же я? Артём, Маша? Мы твоя семья!
— И вы продолжите ею быть, — мягко сказала Елена Викторовна. — Но на других условиях. Я больше не буду вашей домработницей и нянькой. Я буду бабушкой, которая иногда приезжает в гости. Которая дарит подарки на дни рождения. Которая звонит по выходным. Обычной бабушкой.
— Ты эгоистка! — вырвалось у Светланы. — Думаешь только о себе!
Елена Викторовна рассмеялась.
— Света, ты говоришь это женщине, которая тридцать лет своей жизни положила на то, чтобы ты была счастлива? Которая последние десять лет практически жила твоей жизнью, а не своей? Я эгоистка?
Светлана покраснела.
— Извини, — пробормотала она. — Я не это имела в виду.
— Нет, именно это, — возразила Елена Викторовна. — Ты привыкла, что я всегда рядом, всегда готова помочь, всегда ставлю ваши нужды выше своих. И теперь, когда я решила пожить для себя, ты называешь меня эгоисткой.
Они стояли молча, глядя друг на друга. Наконец Светлана спросила:
— И что теперь?
— Теперь ты вернёшься в Москву, — спокойно ответила Елена Викторовна. — И научишься жить без меня. А я останусь здесь. Ненадолго или надолго — не знаю. Столько, сколько мне нужно.
— А потом?
— А потом будет видно, — пожала плечами Елена Викторовна. — Может быть, я вернусь в Москву. Может быть, перееду сюда насовсем. Может быть, уеду путешествовать. У меня впервые за много лет есть выбор, Света. И я хочу им воспользоваться.
Светлана глубоко вздохнула.
— Я… я понимаю, — наконец сказала она. — Или пытаюсь понять. Просто это так неожиданно.
— Для меня тоже, — улыбнулась Елена Викторовна. — Но иногда неожиданности — это хорошо. Они заставляют нас расти.
Она посмотрела на часы.
— Мне пора. Мы с Ниной собирались пойти на озеро. Ты… ты хочешь зайти? Познакомиться с ней поближе?
Светлана покачала головой.
— Нет, спасибо. Мне нужно вернуться в Москву. Артём сегодня с репетитором, а Машу забирает мама Сергея…
Она осеклась, поняв, что именно говорит. Елена Викторовна улыбнулась.
— Вот видишь? Вы прекрасно справляетесь и без меня.
Светлана обняла мать.
— Позвони, когда решишь, что будешь делать дальше, — прошептала она.
— Обязательно, — пообещала Елена Викторовна. — А теперь иди. У тебя ещё долгая дорога домой.
Светлана кивнула, повернулась и пошла к машине. У калитки она обернулась. Елена Викторовна стояла на том же месте, прямая, спокойная, с лёгкой улыбкой на губах. Такой Светлана не видела её уже много лет.
— Я люблю тебя, мама, — крикнула она.
— И я тебя, — ответила Елена Викторовна. — Всегда.
Прошло три месяца. Елена Викторовна сидела на веранде дачи Зарецких и писала письмо дочери. С тех пор, как она решила остаться в Павловске, они со Светланой общались в основном по телефону — раз в неделю, по воскресеньям. Елена Викторовна рассказывала о своей новой жизни, Светлана — о детях, о работе, о муже.
«Дорогая Света, — писала Елена Викторовна. — Сегодня первый день осени, и воздух пахнет яблоками и дымом. Нина и Толик уехали в город — начался учебный год, и Нине нужно вернуться в школу. Они предложили мне поехать с ними, но я решила остаться на даче ещё немного. Здесь так спокойно осенью.
Я много думаю о нашем разговоре в тот день, когда ты приехала сюда. О том, как ты назвала меня эгоисткой. Знаешь, я не сержусь на тебя за это. Я понимаю, что для тебя моё решение было шоком. Но я хочу, чтобы ты поняла: иногда нужно быть немного эгоисткой, чтобы остаться собой.
Всю жизнь я ставила нужды других выше своих. Сначала родителей, потом мужа, потом тебя и твоих детей. Я привыкла быть нужной, полезной, незаменимой. И в какой-то момент забыла, кто я сама. Чего хочу я, а не другие.
Эти три месяца здесь, в Павловске, дали мне возможность снова найти себя. Я много читаю, гуляю, разговариваю с Ниной и Толиком. Иногда мы ездим в город, ходим в театр или просто сидим в кафе. Я впервые за много лет чувствую себя не мамой, не бабушкой, не бывшей женой, а просто Еленой. Женщиной, у которой ещё есть время на свою жизнь.
Я не знаю, что будет дальше. Возможно, я вернусь в Москву. Возможно, перееду сюда насовсем. Нина и Толик не против. Но одно я знаю точно: я больше не буду жить только для других. Я буду жить и для себя тоже. Это не эгоизм, Света. Это самосохранение.
Я скучаю по тебе, по Артёму, по Маше. Но не по той жизни, которую вела в Москве. Не по бесконечным обязанностям, не по вечной усталости, не по чувству, что я всем должна.
Надеюсь, ты понимаешь меня. Или хотя бы пытаешься понять.
С любовью, мама».
Елена Викторовна перечитала письмо, сложила его и убрала в конверт. Она не была уверена, что отправит его. Может быть, просто скажет всё это Свете при следующем разговоре. А может быть, оставит эти мысли при себе. У неё впервые за много лет был выбор. И это было самое главное.
Она поднялась с кресла и посмотрела на часы. Скоро стемнеет. Нужно закрыть окна и растопить печь — ночи уже прохладные. А завтра… завтра будет новый день. И он будет принадлежать только ей.