— Ешь, остынет же. Картошка потом как резина будет, — Надежда кивнула на тарелку мужа, где сиротливо лежала нетронутая котлета.
Олег дернулся, словно его ударили током, и судорожно схватил вилку. Он уже минут десять гонял по тарелке кусочек соленого огурца, выстраивая из еды какие-то сложные геометрические фигуры, но в рот не попало ни крошки. В кухне висел тяжелый запах жареного лука и невысказанных слов. Надежда знала этот взгляд мужа — бегающий, виноватый, направленный куда угодно, только не ей в глаза. Так смотрят нашкодившие школьники, принесшие в дневнике жирную двойку, или собаки, разгрызшие любимые туфли хозяйки.
— Не могу, Надь. Кусок в горло не лезет, — Олег со звоном положил вилку обратно. Металлический звук резанул по ушам, заставив Надежду поморщиться.
— Ну, давай. Рожай уже, — она отодвинула свою тарелку и скрестила руки на груди. — Кто на этот раз? Мама с давлением? Тетка из Саратова с крышей, которая потекла? Или твой ненаглядный братец опять в историю вляпался?
При упоминании брата плечи Олега ссутулились еще сильнее. Он шумно выдохнул, провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть с него усталость и страх перед предстоящим разговором.
— Игорь звонил час назад, — глухо произнес он, глядя в клеенку стола, где был нарисован бесконечный узор из кофейных зерен. — Там беда, Надь. Реальная беда.
— Живой? — коротко спросила она. Голос её был сухим, лишенным тревоги. За десять лет брака она выработала иммунитет к «бедам» родственников мужа.
— Живой, царапины только, подушка сработала. Но морды у машины нет. Вообще нет. Радиатор всмятку, бампер в щепки, капот домиком. Он на перекрестке не успел затормозить, гололед же, ну ты понимаешь… Влетел под «Газель».
Надежда медленно, с расстановкой, набрала в легкие воздух. Внутри начала закипать та самая холодная, злая энергия, которая появлялась у неё каждый раз, когда имя Игоря всплывало в их семейном бюджете.
— И конечно же, у него нет КАСКО. И конечно же, у него самая дешевая ОСАГО, которая ничего не покрывает, потому что он сэкономил три тысячи рублей, — она не спрашивала, она утверждала. — Это какой раз, Олег? Четвертый? Или я сбилась со счета?
— Четвертый, — тихо подтвердил муж. — Но сейчас ситуация совсем швах. Тачка не на ходу. Ему эвакуатор нужен был, я уже перевел две тысячи, потому что у него на карте ноль. Но это мелочи. Там ремонта тысяч на двести, не меньше. Если по минимуму, с китайскими запчастями…
Олег наконец поднял глаза на жену. В них плескалась та самая щенячья мольба, которую Надежда ненавидела больше всего. Это был взгляд человека, который уже принял решение за двоих и теперь просто искал способ заставить её согласиться, не вызывая ядерного взрыва.
— Надь, ты пойми, он без колес — как без рук. Ему работа нужна, он же сейчас на доставке крутится, заказы возит. Если машина встанет, он вообще без копейки останется. Он звонил, чуть не плачет. Говорит, жизнь кончена, хоть в петлю лезь.
Надежда резко встала из-за стола. Стул с противным скрипом проехался ножками по плитке. Она подошла к окну, за которым сгущалась промозглая осенняя тьма. В стекле отражалась уютная кухня: желтый свет абажура, остывающий ужин, муж, который снова пытался повесить на их шею хомут чужой глупости.
— В петлю? — переспросила она, глядя в свое отражение. — А когда он два года назад «Фокус» разбил, он тоже в петлю собирался? Мы тогда отдали сто пятьдесят тысяч. Те самые, что на Турцию откладывали. Помнишь, Олег? Мы три года никуда не ездили. А Игорь поехал. Как только машину починил, сразу рванул с друзьями на рыбалку в Астрахань. На бензин у него деньги нашлись.
— Ну что ты старое поминаешь… — поморщился Олег. — Он тогда молодой был, глупый. Сейчас он изменился, работает.
— Изменился? — Надежда резко развернулась. — Прошлым летом он въехал в забор на даче у твоих родителей. Кто забор чинил? Ты. Кто ему фару покупал? Мы. Из денег, которые на зубы тебе отложены были. Ты до сих пор с дыркой в шестерке ходишь, зато Игорек катается с новой оптикой.
— Это брат мой! — голос Олега дрогнул, набирая обороты. — Я не могу его бросить! У нас одна кровь! Что я ему скажу? «Извини, брат, подыхай с голоду»?
— Скажи ему: «Иди работай пешим курьером». Или грузчиком. Или дворником, — отчеканила Надежда. — Руки-ноги целы? Голова, судя по всему, пустая, но физически он здоров. Почему его проблемы с координацией движений и любовью к скорости должны оплачивать мы?
— Ему нужно восстановить машину срочно! — Олег ударил ладонью по столу, но как-то неуверенно, вяло. — Если он сейчас не выйдет на линию, его уволят из агрегатора. Он просит в долг. На пару месяцев. Он все отдаст, Надя! Он клялся!
Надежда почувствовала, как кровь приливает к лицу. Слово «долг» в исполнении Игоря звучало как издевательство. За все годы он не вернул ни рубля. Ни разу. Он даже спасибо говорил так, будто делал одолжение, принимая их помощь.
— Почему мне должно быть какое-то дело до того, что твой брат опять разбил машину? Почему это сразу мы должны ему помогать её восстанавливать? Это только его проблемы, и наша семья к этому не имеет никакого отношения, так что больше эта тема в нашем доме не обсуждается!
Олег замер с открытым ртом. Он ожидал крика, споров, торга, но не такого категоричного отказа.
— Ты не понимаешь… — промямлил он. — Я не могу ему отказать.
— Можешь, — жестко отрезала Надежда. — И откажешь. У нас на счету осталось пятьдесят тысяч до зарплаты. Мы только закончили выплачивать рассрочку за холодильник. Я хожу в пуховике, которому четыре года, а молния на сапогах расходится через раз. Я не собираюсь выкидывать наши деньги в эту черную дыру только потому, что твой брат не умеет водить и не хочет платить за страховку.
— Надя, не будь такой жестокой! — взмолился Олег, вставая и пытаясь подойти к ней. — Это всего лишь железо. А это человек! Родной человек! Ему помочь некому, кроме меня. Мать с отцом пенсионеры, что они могут?
— А мы кто? Благотворительный фонд помощи идиотам? — Надежда отступила на шаг, не давая мужу прикоснуться к себе. — Я сказала — нет. Ни копейки из семейного бюджета не уйдет на ремонт его корыта. Пусть продает его на запчасти. Пусть берет кредит. Пусть сдает почку. Мне все равно.
Олег остановился посреди кухни. Его лицо начало краснеть, на лбу вздулась венка. Надежда видела, как в нем борется страх перед ней и желание быть «хорошим братом».
— Я уже сказал ему, что мы поможем, — выпалил он на одном дыхании и зажмурился, ожидая удара.
В кухне стало так тихо, что было слышно, как гудит компрессор холодильника. Надежда смотрела на мужа, и в её взгляде удивление сменялось холодным, брезгливым презрением.
— Что ты сделал? — переспросила она шепотом.
— Я пообещал, — голос Олега сорвался на визг. — Он звонил в истерике, я должен был его успокоить! Я сказал, что мы найдем деньги. Что я оплачу ремонт. Я слово дал, Надя! Мужское слово!
Надежда усмехнулась. Усмешка вышла страшной, кривой.
— Мужское слово за чужой счет? Герой. А меня ты спросить забыл? Или ты думал, что я молча достану заначку и отдам её, лишь бы твой Игорек не плакал?
— Я думал, ты поймешь! — заорал он, теряя контроль. — Я думал, у тебя сердце есть! А ты только о бабках думаешь! Счетовод проклятый!
— Я думаю о том, на что мы будем жрать в следующем месяце, Олег! — она тоже повысила голос, но её крик был стальным, режущим. — Потому что ты, видимо, об этом думать разучился. Ты пообещал? Отлично. Иди и выполняй. Но без моих денег.
— У меня нет своих денег, у нас бюджет общий! — рявкнул он.
— Был общий. Пока ты не решил распорядиться им единолично в пользу постороннего мужика, который в тридцать лет ведет себя как подросток.
Олег тяжело дышал, раздувая ноздри. Он понимал, что аргументы кончились, и переходил к единственной тактике, которая, как ему казалось, могла сработать — к давлению на жалость и обвинениям. Но Надежда стояла перед ним не как жена, которую можно разжалобить, а как стена, о которую он сейчас разобьет лоб.
— Значит, так? — прошипел он. — Из-за денег готова семью разрушить? Из-за бумажек?
— Не из-за денег, Олег. А из-за того, что ты считаешь нормальным кормить паразита за счет своей жены. Тема закрыта. Садись жрать свою холодную котлету. Денег не будет.
Ужин остался остывать на столе, превращаясь в несъедобную, заветренную массу, такую же холодную, как и отношения между супругами в этот момент. Олег не смог усидеть на кухне. Он вскочил и пошел за женой в гостиную, его шаги были тяжелыми, шаркающими, будто к ногам привязали гири.
Надежда сидела в кресле, даже не включив телевизор. Она смотрела на темный экран, в котором смутно отражался силуэт мужа, метавшегося по ковру из угла в угол. Его нервозность заполняла комнату, делая воздух густым и липким.
— Хорошо, Олег, — произнесла она, не поворачивая головы. — Давай поговорим как взрослые люди. Без истерик про братскую любовь и «одну кровь». Сухая математика. Ты пообещал двести тысяч. Где ты их возьмешь?
Олег остановился, сунул руки в карманы растянутых домашних штанов, потом вытащил, сцепил пальцы в замок. Его лоб блестел от испарины.
— Я… я что-нибудь придумаю. Перехвачу у парней на работе. Или аванс попрошу вне очереди.
— У каких парней? — Надежда наконец повернулась к нему. В её глазах было столько скепсиса, что Олег поежился. — У Виталика, который сам до зарплаты у нас стреляет по тысяче? Или у начальника, который тебе в прошлом месяце уже выписал премию вперед, когда мы стиральную машину ремонтировали? Аванса не будет еще две недели. А деньги, как я понимаю, твоему брату нужны «вчера».
— Кредит возьму! — выпалил Олег, дернув подбородком. — Потребительский. На три года раскидаю, платеж будет копеечный, мы даже не заметим. Игорь устроится, начнет отдавать…
— Кредит? — Надежда горько усмехнулась. — Ты, видимо, забыл, дорогой, почему мы ипотеку не смогли рефинансировать год назад? Напомнить? Потому что у тебя кредитная история — чернее ночи.
Олег покраснел пятнами, его шея налилась дурной кровью. Он прекрасно помнил. Три года назад тот же Игорь уговорил его взять «быстрые деньги» в микрозаймах на открытие какого-то ларька с шаурмой. Ларек прогорел через месяц, Игорь развел руками, а коллекторы начали звонить Олегу. Они тогда еле отбились, закрыв долг деньгами Надежды, но банковский рейтинг Олега рухнул ниже плинтуса.
— Мне не дадут, я знаю, — глухо буркнул он, глядя в пол. — Я уже пробовал, пока с работы ехал. Три отказа пришло. Даже «Тинькофф» послал.
— Ну вот видишь. Пазл сложился, — Надежда устало потерла виски. — Денег нет. Кредитов тебе не дают. Друзья не одолжат такую сумму. Значит, звонишь Игорю и говоришь: «Брат, извини, я погорячился. Разбирайся сам».
Олег поднял голову. В его взгляде появилась какая-то новая, пугающая решимость. Это была решимость отчаяния, когда человек готов переступить через любые принципы.
— Есть вариант, Надь.
Она напряглась. Интонация ей очень не понравилась.
— Какой?
— Ты возьмешь, — сказал он быстро, словно боялся, что если сделает паузу, то уже не сможет выговорить эти слова. — У тебя история чистая, зарплата белая. Тебе одобрят за пять минут прямо в приложении. Двести тысяч — это для банка ерунда. Мы оформим на тебя, а платить буду я. Клянусь, я буду брать подработки, таксовать по вечерам на своей, если надо. Ты ни копейки не потеряешь.
Надежда смотрела на него несколько секунд, не моргая. Ей казалось, что она ослышалась.
— Ты сейчас серьезно? — тихо спросила она. — Ты предлагаешь мне повесить на себя долг ради человека, которого я презираю? Ради человека, который ни разу не поздравил меня с днем рождения, зато регулярно высасывает из нашей семьи все соки?
— Да при чем тут твое отношение к нему?! — взорвался Олег. Он подскочил к креслу и навис над ней. — Дело не в Игоре! Дело во мне! Я слово дал! Если я сейчас сольюсь, я перед ним кем буду? Тряпкой? Балаболом? Ты хочешь, чтобы твоего мужа родной брат ни во что не ставил?
— А ты хочешь, чтобы твоя жена набрала кредитов ради твоих комплексов? — Надежда встала, заставив его отшатнуться. — Олег, ты меня вообще слышишь? Я не дам свой паспорт. Я не подпишу ни одной бумаги. И в приложении я ничего нажимать не буду. Это мое окончательное слово.
— Ты жадная! — выплюнул он ей в лицо. — Ты просто мелочная, жадная баба! У тебя зимой снега не выпросишь! Сидишь на своих счетах, как Кощей! У человека горе, жизнь рушится, а ты проценты считаешь! Мы семья или ООО «Рога и копыта»?
— Мы семья, Олег. Были семьей, — голос Надежды стал ледяным. — А Игорь — это твоя раковая опухоль. И я не собираюсь её кормить. Жадная? Пусть так. Зато у меня нет долгов перед микрофинансовыми организациями и коллекторы не пишут мне в подъезде гадости на стенах.
— Деньги — это бумага! Навоз! — Олег начал махать руками, его лицо исказилось злобой. — Сегодня есть, завтра нет. А кровь — не вода! Игорь меня в детстве от хулиганов защищал! Он мне велосипед свой отдал, когда мой сломался!
— Ему было двенадцать лет, Олег! — рявкнула Надежда, теряя терпение. — А сейчас ему тридцать два! Хватит жить детскими воспоминаниями! Твой «защитник» сейчас сидит и ждет, когда ты принесешь ему в клювике двести тысяч, вместо того чтобы пойти и найти вторую работу. Он тебя использует! Ты для него не брат, ты для него кошелек на ножках!
— Заткнись! Не смей так про него говорить! — Олег сжал кулаки. Вены на его руках вздулись. Казалось, еще немного, и он ударит. Не её, так стену. — Ты не понимаешь, что такое братство! Ты одна росла, эгоистка! Тебе лишь бы свою задницу в тепле держать!
— Да, я хочу держать свою задницу в тепле, — спокойно ответила она, глядя прямо в его бешеные глаза. — И хочу, чтобы мой муж тоже был в тепле, а не в долговой яме. Но ты, видимо, туда стремишься с упорством барана.
Олег резко развернулся и пнул журнальный столик. Пульт от телевизора подпрыгнул и с грохотом упал на паркет. Батарейки вылетели и раскатились в разные стороны.
— Я найду деньги, — прошипел он, глядя в стену. — С тобой или без тебя. Но я брата в беде не брошу. А ты… ты мне потом в глаза смотреть не сможешь от стыда. Когда у Игоря все наладится, ты поймешь, какой сукой была сегодня.
— Я переживу, — бросила Надежда.
Она чувствовала, как внутри все дрожит от напряжения, но внешне оставалась скалой. Олег дышал тяжело, хрипло, как загнанный зверь. Он метнул на неё последний, полный ненависти взгляд и выскочил из комнаты, хлопнув дверью так, что содрогнулись стены.
Надежда осталась стоять посреди гостиной. В тишине было слышно, как он топает в прихожую, потом на кухню, потом в спальню. Он метался по квартире, и это метание не предвещало ничего хорошего. Надежда знала: когда Олег загнан в угол, он становится непредсказуемым и глупым. Но она даже представить не могла, до какой низости он готов опуститься ради своего обещания.
— Мне нужно в ванную. Умойся, может, мозги на место встанут. Или хотя бы остынешь, — бросила Надежда, не глядя на мужа, и вышла в коридор.
Ей действительно нужно было выдохнуть. В висках стучала кровь, а к горлу подкатывал ком обиды и какой-то безысходной усталости. Она закрыла за собой дверь ванной, включила холодную воду, но не стала умываться. Она просто стояла, опираясь руками о раковину, и смотрела, как вода закручивается в воронку. Шум струи немного успокаивал. Ей казалось, что этот гул отрезает её от того безумия, которое поселилось в их квартире вместе с очередным звонком Игоря.
Прошло минут пять. Надежда вытерла сухие руки о полотенце, посмотрела в зеркало на свое осунувшееся лицо и вдруг поняла, что забыла телефон в спальне. Без него было как-то неуютно, словно она осталась безоружной. Она тихо, по привычке стараясь не шуметь, открыла защелку и вышла в темный коридор.
Дверь в спальню была приоткрыта. Оттуда падал косой луч света от прикроватной лампы. Надежда сделала шаг и замерла. Звук был тихим, едва слышным, но в ночной тишине он прозвучал как гром — характерный, чуть заедающий «вжик» молнии на её сумке. Той самой сумке, которую она бросила на пуфик у окна, придя с работы.
— Ты что творишь? — её голос прозвучал хрипло, неожиданно для неё самой.
Олег дернулся всем телом, выронив из рук бордовую книжечку. Паспорт шлепнулся на ковер, раскрывшись на странице с пропиской. В другой руке у мужа был зажат смартфон, экран которого светился ядовито-белым светом. На дисплее была открыта страница сайта микрозаймов — та самая, с яркими, агрессивными кнопками «Получить деньги за 5 минут».
Надежда вошла в комнату. Её движения стали плавными, хищными, как у кошки перед прыжком. Она не чувствовала ни гнева, ни боли — только ледяное, брезгливое оцепенение. Будто она зашла на кухню и увидела, как огромный жирный таракан ползает по хлебу.
— Надя, это не то, что ты думаешь… — заблеял Олег, пятясь к кровати. Его лицо пошло красными пятнами, губы тряслись. Он попытался незаметно наступить ногой на паспорт, чтобы прикрыть улику.
— Не то? — Надежда подошла вплотную и резко толкнула его в грудь. Олег пошатнулся и плюхнулся на матрас. — Я вижу мой паспорт на полу. Я вижу сайт «БыстроДеньги» у тебя в телефоне. И я вижу вора. В моем собственном доме.
Она наклонилась и подняла документ. Отряхнула обложку, словно та испачкалась в чем-то мерзком, просто полежав рядом с мужем.
— Я хотел как лучше! — вдруг взвизгнул Олег, переходя от испуга к агрессивной защите. — Я бы все отдал! С первой же зарплаты! Тебе бы даже смс не пришла, я бы свой номер указал! Ты бы ничего не узнала!
— Ты бы украл мои данные, — медленно проговорила она, глядя ему прямо в глаза. — Ты собирался оформить на меня долг под триста процентов годовых. Тайком. Как крыса, которая тащит кусок сыра, пока хозяева спят.
— Да какие триста процентов! Я бы закрыл через неделю! — он вскочил, пытаясь выхватить у неё паспорт, но Надежда отпрянула. — Мне просто нужны были данные! Серия и номер! Надя, не будь дурой, это просто формальность! Игорь там на трассе мерзнет, ему эвакуаторщик уже счет выставил, а ты бумажку жалеешь!
— Бумажку? — Надежда почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Словно лопнула последняя струна, которая удерживала этот брак от распада. — Это не бумажка, Олег. Это моя жизнь. Это моя безопасность. А ты только что попытался продать её за ремонт бампера своего брата-алкоголика.
— Он не алкоголик! — заорал Олег, брызгая слюной. — У него стресс был! Он выпил банку пива перед поездкой, это ничего не значит!
— Ах, банку пива? — Надежда горько рассмеялась. Смех был страшным, лающим. — То есть он еще и пьяный за руль сел? И ты, зная это, хотел повесить на меня кредит, чтобы покрыть пьяного водителя? Ты хоть понимаешь, что ты сейчас сделал? Ты не просто деньги хотел взять. Ты меня предал. Хуже, чем если бы с бабой в этой постели кувыркался.
— Не преувеличивай! — Олег махнул рукой, снова пытаясь казаться хозяином положения, но выглядел жалко. Его взгляд бегал по комнате, ища пути отхода. — Ничего страшного не случилось. Я не успел нажать «отправить». Так что никакого криминала. Давай сюда паспорт и не устраивай истерику. Я все равно найду способ.
Он сделал шаг к ней, протягивая руку с требовательным жестом. В этот момент Надежда увидела перед собой не мужа, с которым прожила десять лет, не человека, с которым планировала детей и старость. Перед ней стоял чужой, наглый, опустившийся мужик, готовый перешагнуть через нее ради прихоти своей родни.
— Не подходи, — тихо сказала она.
В её голосе было столько металла, что Олег замер.
— Ты сейчас соберешь свои вещи. Самые необходимые. И уйдешь.
— Чего? — он вытаращил глаза. — Куда я пойду? Ночь на дворе! Ты гонишь меня из моего дома?
— Это моя квартира, Олег. Она куплена до брака. Ты здесь только прописан, и то временно, — напомнила она. Каждое слово падало как камень. — А уходишь ты туда, где тебе самое место. К брату. Чинить машину.
— Ты не посмеешь! — он сжал кулаки. — Из-за ерунды? Из-за того, что я хотел помочь брату? Да ты просто повод искала! Стерва!
Надежда подошла к комоду, где лежала папка с документами. Достала оттуда плотный лист с гербовой печатью — свидетельство о браке. Потом взяла с полки тот самый листок, на котором Олег полгода назад, после третьей аварии Игоря, написал расписку: «Обещаю больше никогда не тратить семейные деньги на проблемы брата».
— Помнишь это? — она показала ему бумажку.
Олег засопел, узнавая свой почерк.
— Это просто бумажка…
— Вот именно. Твое слово стоит меньше, чем этот клочок бумаги, — Надежда медленно, с хрустом разорвала расписку пополам. Потом сложила половинки и разорвала еще раз. Обрывки полетели на пол, к его ногам.
Затем она взяла свидетельство о браке. Плотный картон рвался тяжело, сопротивлялся, но она рванула с силой, от которой побелели костяшки пальцев.
— Ты что творишь?! — взвыл Олег, кидаясь к ней, чтобы спасти документ, но было поздно. Две половинки их официального союза упали на ковер, прямо на обрывки его лживых обещаний.
— Все, Олег. Концерт окончен, — она посмотрела на него сухими, страшными глазами. — У тебя есть десять минут. Если через десять минут ты будешь еще здесь, я вызываю полицию и пишу заявление о попытке мошенничества и краже документов. И поверь мне, я это сделаю. Я тебя засужу, даже если это будет стоить мне последних нервов.
Олег стоял, тяжело дыша, глядя на разорванное свидетельство. До него наконец начало доходить, что это не просто ссора. Что завтра не будет примирения. Что он действительно перешел черту, за которой — пустота.
— Ты… ты еще приползешь, — прошипел он, но в голосе уже не было уверенности, только злобный страх. — Ты без мужика загнешься. Кому ты нужна такая… принципиальная?
— Время пошло, — Надежда демонстративно посмотрела на настенные часы. — Девять минут.
Она села в кресло, положила паспорт к себе на колени и накрыла его ладонью. Больше она не сказала ни слова. Она просто смотрела, как он, матерясь сквозь зубы, начинает судорожно хватать свои джинсы и свитера, понимая, что прежней жизни больше нет.
— Выметайся. Ключи на тумбочку.
Надежда стояла в дверном проеме, скрестив руки на груди. Её поза напоминала монолит, о который разбиваются любые волны истерик и угроз. В прихожей горел тусклый свет, выхватывая из полумрака спортивную сумку Олега, набитую впопыхах. Молния на ней не сходилась — торчал рукав свитера и зарядка от телефона, свисающая, как перебитая вена.
Олег, пыхтя, натягивал кроссовки. Шнурки путались, пальцы не слушались. Он злился на эти шнурки, на сумку, на узкий коридор, но больше всего — на женщину, которая стояла над ним, как судья перед оглашением смертного приговора.
— Ты пожалеешь, Надька. Ох, как ты пожалеешь, — бормотал он, не поднимая головы. — Ты думаешь, ты королева? Да ты без меня сгниешь в этой бетонной коробке. Кто тебе кран починит? Кто полку прибьет?
— Полку я сама прибью, — спокойно ответила она. Голос звучал глухо, словно она говорила из-под толщи воды. — А кран не течет уже полгода, потому что я вызывала сантехника, пока ты с братом пиво пил в гараже.
Олег выпрямился. Лицо его было красным, одутловатым от злости и унижения. Он схватил ключи, подкинул их на ладони, словно взвешивая остатки своей власти в этом доме, и с силой швырнул на галошницу. Связка звякнула, ударилась о зеркало и упала на пол.
— Подавись своими ключами! — рявкнул он. — И квартирой своей подавись! Я мужик, я не пропаду. У меня семья есть, настоящая, которая не предаст из-за паршивых денег!
— Вот и иди к своей настоящей семье. Дверь закрой с той стороны.
Он схватил сумку, закинул её на плечо и шагнул на лестничную клетку. Ему хотелось хлопнуть дверью так, чтобы штукатурка посыпалась, чтобы эта стерва запомнила его уход навсегда. Но тяжелая металлическая дверь, оснащенная доводчиком, закрылась с мягким, издевательским щелчком, отрезая его от тепла, ужина и прошлой жизни.
Олег остался один в холодном подъезде. Пахло старой краской и кошачьей мочой. Лампочка на этаже мигала, действуя на нервы.
— Ну и пошла ты, — сказал он в закрытую дверь и смачно плюнул на коврик.
Спускаясь по лестнице, он чувствовал странную смесь страха и эйфории. Да, его выгнали. Да, он на улице в одиннадцать вечера. Но теперь он свободен! Никакого пиления, никаких упреков, никаких отчетов за каждую копейку. Он едет к брату! Они с Игорем — сила. Вместе они что-нибудь придумают. Игорь оценит его жертву. Олег представил, как расскажет брату, что бросил жену-стерву ради того, чтобы помочь ему, и на душе стало теплее. Брат поймет. Брат нальет, обнимет, скажет: «Олежка, ты настоящий мужик».
Выйдя на улицу, он поежился. Осенний ветер пробирал до костей, а куртку он, кажется, забыл застегнуть. Дрожащими руками он достал телефон и набрал номер Игоря. Гудки шли долго, тягуче.
— Алло! — наконец рявкнула трубка голосом брата. На фоне играла какая-то громкая музыка и слышались пьяные голоса. — Олега, ну че там? Ты где пропал? Эвакуаторщик уже мозг вынес, бабки нужны срочно! Ты перевел?
Олег набрал в грудь побольше воздуха, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и героически.
— Игорян, слушай сюда. Тут такое дело… Я ушел от Надьки. Насовсем.
На том конце провода музыка на секунду стихла, видимо, Игорь прикрыл динамик рукой.
— В смысле ушел? — голос брата стал настороженным. — Ты че, поругался?
— Да не то слово! — Олег хохотнул, но смех вышел нервным. — Я ей все высказал! Сказал, что брат мне дороже, чем её бабские истерики. Она, прикинь, паспорт зажала, кредит не дала взять. Ну я и сказал ей: катись ты к черту со своими деньгами. Собрал вещи и свалил. Так что встречай, брат! Я сейчас такси возьму и к тебе. Посидим, покумекаем, что с машиной делать…
Повисла пауза. Долгая, звенящая пауза, в которой Олег слышал биение собственного сердца. Он ждал слов поддержки. Ждал: «Давай, приезжай, брат, ты красавчик».
Вместо этого Игорь заговорил совсем другим тоном — трезвым, жестким и неприятно чужим:
— Погоди, Олег. Ты че, серьезно? Ты без денег, что ли?
— Ну… пока без, — Олег запнулся, чувствуя, как холодок ползет по спине. — Надька все карточки заблокировала, сука такая. Но я что-нибудь придумаю! Я же ради тебя, Игорь! Я семью разрушил, чтобы тебя не кинуть!
— Ты дебил, что ли? — перебил его Игорь. Голос был полон не сочувствия, а злобного раздражения. — На кой хрен ты мне сдался без денег? Ты чем слушал? Мне двести штук надо прямо сейчас! У меня тачка разбитая, меня с хаты съемной попрут, если я работать не буду! А ты мне тут сопли жуешь про «семью разрушил»?
Олег остановился посреди двора, ошарашенно глядя на телефон.
— Игорь, ты чего? Я же к тебе еду. Мне ночевать негде.
— Ко мне не надо, — резко отрезал брат. — У меня тут Ленка, места нет. И вообще, Олег, ты взрослый мужик, решай свои проблемы сам. Я на тебя рассчитывал, а ты… балабол. Только время мое потратил. «Брат, брат»… Брат бы нашел способ помочь, а не приперся бы с голой жопой на мою шею садиться.
— Игорь… — прошептал Олег, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Я же паспорт у неё крал ради тебя… Меня чуть ментам не сдали…
— Да мне плевать, что ты там делал! Результат где?! Денег нет? Нет. Все, давай, не грузи. Мне вопросы решать надо, а не твои сопли слушать.
— Но я же…
В трубке раздались короткие гудки. Олег смотрел на погасший экран, не в силах поверить. Он перезвонил. Сброс. Еще раз. «Абонент временно недоступен».
Он стоял один, в пустом дворе, с сумкой, в которой лежали пара свитеров и зарядка. Ветер гонял по асфальту опавшие листья. Окна его бывшей квартиры на третьем этаже были темными — Надежда уже выключила свет.
Олег медленно опустил руку с телефоном. В голове было пусто. Звонкая, оглушающая пустота. Он только что сжег мосты, перегрыз глотку своей семье, уничтожил свой брак, унизился до воровства… Ради чего? Ради человека, который даже не пустил его на порог, узнав, что кошелек пуст.
Он посмотрел на темные окна. Ему вдруг захотелось побежать обратно, колотить в дверь, валяться в ногах, умолять пустить хотя бы на коврик. Сказать, что он дурак, идиот, что Надя была права во всем. Но он знал Надежду. Та дверь не откроется. Никогда.
Злость, которая грела его пять минут назад, исчезла, оставив место липкому, животному ужасу. Он был прав, когда кричал, что кровь — не вода. Но сейчас он понял страшную истину: иногда эта кровь гнилая.
Олег сел на холодную скамейку у детской площадки, поставил сумку на колени и обхватил голову руками. Идти было некуда. Денег на такси не было. В кармане лежала только пачка сигарет и зажигалка. Он достал сигарету, прикурил, глубоко затянулся и посмотрел в черное осеннее небо.
— Брат… — выдохнул он вместе с дымом. Слово прозвучало как ругательство.
Где-то вдалеке завыла сирена, но к нему она не имела никакого отношения. Его катастрофа была тихой, бытовой и окончательной. Без судов и полиции. Он просто собственноручно, кирпич за кирпичом, разобрал свою жизнь и отдал её человеку, которому было наплевать. И теперь он остался на руинах, один на один с холодной ночью…
