— Знаешь, детка, твоя дорогая машина не сделает тебя лучше меня.
— А твой галстук не скроет того, кто ты есть на самом деле, Андрей.
Виктория заметила, как дрогнула рука матери, расставлявшей тарелки на воскресный обед. Это было их традицией – собираться всем вместе раз в неделю, хотя с каждым разом становилось все труднее улыбаться через силу. Особенно когда отчим превращал каждую встречу в молчаливую битву.
— Дорогая, — Андрей картинно поправил тот самый галстук, — передай, пожалуйста, соль. Знаешь, такую белую штуку, которая стоит меньше твоего утреннего кофе.
Виктория молча протянула солонку, наблюдая, как он демонстративно берет её кончиками пальцев, будто боясь запачкаться. Три года назад этот человек казался идеальным кандидатом в мужья для её матери – галантный, успешный, с искренней улыбкой. Кто же знал, что улыбка окажется маской, за которой прячется мелочный тиран.
— Мам, салат потрясающий, — Виктория попыталась разрядить обстановку.
— Конечно, — хмыкнул Андрей, — твоя мать хотя бы готовить умеет. В отличие от некоторых бизнес-леди, которые только и могут, что по офисам бегать.
Ольга нервно поправила выбившуюся прядь волос, и Виктория заметила след на её запястье – едва заметный, желтоватый, как будто кто-то слишком сильно сжал руку. Что-то внутри неё дрогнуло.
После обеда Виктория помогала матери с посудой, пока Андрей смотрел телевизор в гостиной. Звук футбольного матча не мог заглушить их тихий разговор.
— Мам, что происходит? — Виктория кивнула на запястье матери.
— Ничего, милая. Просто ударилась о дверцу шкафа, — Ольга отвела взгляд, начав слишком усердно тереть уже чистую тарелку.
— О дверцу шкафа в форме пальцев?
— Вика, прошу тебя…
Звук шагов заставил их замолчать. Андрей появился в дверях кухни, небрежно облокотившись о косяк.
— О чем шепчетесь, мои дорогие?
— О работе, — быстро ответила Ольга.
— А, ну да. Наша Викуся теперь большой начальник. Как там, в верхних эшелонах? Воздух не слишком разреженный?
Виктория почувствовала, как желудок сжимается от злости. Но она лишь улыбнулась:
— Нормально. Кстати, как твой проект? Тот, который ты курируешь в компании?
Его лицо на мгновение исказилось.
— Не твое дело.
— Просто спросила. Мы же одна семья, разве нет?
Андрей шагнул вперед, и Виктория заметила, как мать инстинктивно отступила назад.
— Послушай меня внимательно, — его голос стал тихим и угрожающим, — то, что ты строишь из себя успешную карьеристку, не дает тебе права лезть в мои дела. Здесь, — он обвел рукой кухню, — я хозяин. И тебе лучше это запомнить.
Он развернулся и вышел, оставив после себя тяжелую тишину. Ольга тихо всхлипнула.
— Мам, — Виктория обняла её за плечи, — так больше не может продолжаться.
— Он просто устал. Работа, стресс…
— Нет. Это не усталость. Это… — она замолчала, глядя в окно на садящееся солнце. В голове начал формироваться план. — Знаешь что? Все изменится. Обещаю.
Она не знала точно как, но чувствовала – возможность представится. Нужно только дождаться подходящего момента. А пока она будет улыбаться и терпеть, копя внутри холодную ярость.
— Виктория Андреевна, поздравляю с назначением.
— Спасибо. И, Михаил Петрович… позаботьтесь, чтобы все личные дела сотрудников были у меня на столе к утру.
Новый кабинет пах свежей краской и амбициями. Виктория провела рукой по глянцевой поверхности стола – её стола – и едва сдержала улыбку. Список сотрудников отдела уже лежал перед ней, и одно имя в нем заставляло сердце биться чаще. Андрей Степанович Котов, старший менеджер проектов. Теперь – её подчиненный.
Она помнила его слова: «Здесь я хозяин». Что ж, времена меняются.
Общий зал для совещаний гудел как улей. Новости о смене руководства распространились быстро, но немногие знали детали. Виктория намеренно задержалась на пару минут – пусть понервничают.
— А вот и наша новая начальница! — прошептал кто-то, когда она вошла.
Виктория скользнула взглядом по лицам. Любопытство, настороженность, затаенная надежда у тех, кто страдал от старого руководства. И шок – чистый, неприкрытый шок на лице Андрея, сидевшего в дальнем углу.
— Доброе утро, коллеги, — её голос звучал уверенно и спокойно. — Думаю, формальные представления можно опустить. Большинство из вас меня знает.
Она включила проектор и начала презентацию. Цифры, графики, планы развития – всё четко и по делу. Краем глаза она видела, как Андрей ёрзает на стуле, то бледнея, то краснея.
— И последнее, — Виктория выделила красным проблемный проект, — проект «Фортуна» существенно отстает от графика. Андрей Степанович, это ваш проект, верно?
Он вздрогнул, как от удара:
— Д-да, но…
— Жду от вас полный отчет о причинах задержки. На моем столе, завтра к девяти. И график работ по нормализации ситуации.
— Но это невозможно! Там нужно проанализировать…
— К девяти, Андрей Степанович. Или это задание слишком сложное для вас?
По залу прокатился едва слышный смешок. Кто-то из молодых специалистов, которых Андрей регулярно унижал на планерках, даже не пытался скрыть удовлетворение.
После совещания он ворвался в её кабинет без стука. Виктория даже не подняла глаз от документов:
— Научитесь стучать, Андрей Степанович. Это базовые правила корпоративной этики.
— Ты… ты специально это подстроила?
— Что именно? — она наконец посмотрела на него. — Свое назначение? Боюсь, вы переоцениваете мои возможности. Это решение совета директоров.
— Я не буду работать под твоим началом!
— Вольному воля. Заявление об уходе можете написать прямо сейчас. — Она выдвинула ящик стола. — У меня даже бланк есть.
Андрей замер. Они оба знали – сейчас не лучшее время для поиска работы. Особенно с его репутацией.
— Думаешь, ты такая умная? — его голос дрожал от ярости. — Думаешь, сможешь мной командовать?
— Я не думаю, Андрей Степанович. Я уже командую. И кстати, о командах – не забудьте про отчет к завтрашнему утру. Время идет.
Он развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что задрожали стекла. Виктория откинулась в кресле, позволив себе, наконец, улыбнуться. Позже на столе зажужжал телефон – сообщение от матери:
«Андрей сегодня какой-то странный. Всё в порядке? Он пишет мне странные сообщения»
«Всё отлично, мам. Просто на работе небольшие перемены.»
Следующие недели превратились в изящную партию шахмат. Виктория была безупречна – профессиональна, корректна, требовательна ко всем одинаково. Вот только «одинаково» для Андрея означало конец привычной жизни.
Больше никаких опозданий – строгий выговор за нарушение трудовой дисциплины. Никаких длинных перекуров – замечание в личное дело. Проект «Фортуна» требовал сверхурочной работы? Что ж, придется задерживаться, причем бесплатно – он же сам довел ситуацию до критической.
— Виктория Андреевна, — обратилась к ней как-то Марина, молоденькая сотрудница из отдела кадров, — а правда, что вы знакомы с Андреем Степановичем вне работы?
— Почему вы спрашиваете?
— Просто… он раньше был такой… — она замялась, — высокомерный. А теперь ходит тихий, как мышь. И даже здоровается по утрам.
Виктория улыбнулась:
— Люди меняются, Марина. Особенно когда правильно расставлены приоритеты.
Вечером того же дня она задержалась допоздна, разбирая документы. В пустом офисе шаги звучали особенно гулко. Проходя мимо комнаты отдыха, она услышала приглушенный голос Андрея:
— Да, милая, я сегодня поздно… Нет, эта стерва опять завалила работой… Что значит «сам виноват»?! Ты на чьей стороне?!
Виктория тихо прошла мимо. Дома мать встретит его холодным ужином и молчаливым укором. Еще один маленький камешек в фундамент его персонального ада.
Виктория нащупала в сумочке ключи, устало опустилась на водительское сиденье. Случайно поймав свой взгляд в зеркале, она замерла. Когда это появилось – это незнакомое, стальное выражение? Морщинка между бровей, чуть поджатые губы, какой-то опасный огонек в глазах. На миг ей стало не по себе – она словно увидела в отражении тень Андрея. Тот же холод, та же властность…
Виктория тряхнула головой, отгоняя непрошеную мысль. Нет, она другая. У неё нет его мелочной жестокости, его желания унижать просто ради удовольствия. У неё есть причина. И пока мама не будет в безопасности, пока этот человек не исчезнет из их жизни – она не свернет с выбранного пути.
Телефон снова зажужжал. На этот раз сообщение было от директора по персоналу:
«Завтра в 15:00 – аттестация ключевых сотрудников. Андрей Степанович первый в списке.»
Виктория улыбнулась. Партия продолжалась, и следующий ход был за ней.
Спустя два месяца ежедневных унижений на работе Андрей окончательно сломался. Виктория видела это по его трясущимся рукам на совещаниях, по остекленевшему взгляду, по запаху перегара, который он пытался скрыть жвачкой. Она методично уничтожала его карьеру, но не ожидала, что развязка наступит так внезапно.
Звонок матери застал её в лифте после рабочего дня:
— Вика… — голос прерывался рыданиями, — он… он совсем с ума сошел…
— Что случилось?
— Он пришел пьяный… разбил все фотографии… сказал, что это ты виновата…
Грохот на том конце провода. Крик.
Виктория никогда не водила так быстро.
Входная дверь была приоткрыта. Из гостиной доносился голос Андрея – он что-то бессвязно кричал про заговор, про то, как все его предали. Звук разбитого стекла. Всхлип матери.
— Заткнись! Это всё ты! Ты и твоя чертова дочь! Думали, самые умные?!
Виктория влетела в комнату и замерла. Осколки семейных фотографий хрустели под ногами. Мать, скорчившись, сидела в углу дивана. На её скуле наливался синяк.
— Отойди от неё.
Андрей обернулся. В его глазах плескалось безумие:
— А вот и она! Главная стерва собственной персоной!
— Я сказала – отойди.
— А то что? — он шагнул к ней, пошатываясь. — Что ты мне сделаешь? Уволишь? — истерический смех. — А я уже сам уволился! Прямо сегодня! Так что теперь…
— Теперь ты безработный алкоголик, который поднял руку на мою мать.
Она достала телефон. На экране – открытое письмо, готовое к отправке. Андрей прищурился, пытаясь сфокусировать взгляд на тексте.
— Это служебная характеристика, — спокойно пояснила Виктория. — Я разослала её в двадцать крупнейших компаний города. С подробным описанием твоих «профессиональных качеств». Думаешь, кто-то захочет взять тебя на работу?
— Ты… ты не можешь…
— Уже сделала. А теперь угадай, что будет, если я добавлю в письмо информацию о домашнем насилии? С фотографиями синяков и медицинским заключением?
Он рванулся к ней, замахнувшись, но споткнулся о журнальный столик. Грузно осел на пол.
— Мразь… ты такая же мразь, как и я…
— Возможно. Но разница в том, что я выиграла. У тебя пять минут на сбор вещей. Потом я вызываю полицию.
Он смотрел на неё снизу вверх, и в его взгляде плескалась ненависть пополам со страхом. Потом перевел взгляд на Ольгу:
— Милая… ты же не позволишь…
— Уходи, — тихо сказала она, глядя в сторону. — Просто уходи.
Утро выдалось на удивление солнечным. Они с матерью сидели на кухне, как в старые добрые времена. Кофе дымился в чашках, на столе остывали блинчики.
— Я подала на развод, — Ольга разглаживала невидимые складки на скатерти. — Думаешь, я правильно сделала?
— Думаю, ты сделала это слишком поздно. Но лучше поздно, чем никогда.
Мать подняла на неё глаза:
— Ты изменилась, доча.
— Знаю.
— Иногда ты меня пугаешь. Там, на работе… ты ведь специально его довела?
Виктория отпила кофе. Горячий, крепкий, без сахара – как её месть.
— Я просто показала ему, каково это – быть слабым. Почувствовать себя жертвой. Только в отличие от него, я никогда не переходила границ.
— И всё равно, — Ольга покачала головой, — есть в этом что-то страшное. Как будто тьма победила тьму.
— Нет, мам. Это справедливость победила трусость. Твою – бояться уйти. Мою – бояться вмешаться. Его – бояться показать свое истинное лицо начальству.
Она встала, подошла к окну. Во дворе распускались первые весенние цветы. Странно – она и не заметила, как прошла зима.
— Знаешь, что самое забавное? — Виктория обернулась к матери. — Он сам учил меня, что в этом доме может быть только один хозяин. Он был прав. Просто ошибся с кандидатурой.
Ольга улыбнулась – впервые за долгое время искренне и спокойно:
— Ты же понимаешь, что я не одобряю твои методы?
— Понимаю. Но ты же понимаешь, что я бы сделала это снова?
Они помолчали. За окном щебетали птицы, ветер шевелил занавески, и в воздухе пахло свободой. Немного горькой, как остывший кофе, но всё-таки – свободой.
— Мам, — Виктория села обратно за стол, — давай съездим куда-нибудь? Просто вдвоем, как раньше?
— Давай, — Ольга сжала её руку. — Только сначала помоги мне убрать эти чертовы розы, которые он приносил мне. Терпеть не могу колючки.
Виктория рассмеялась. Что-то внутри неё наконец отпустило. Она стала другой – сильнее, жестче, хладнокровнее. Но сейчас, глядя на улыбающуюся мать, она знала: оно того стоило.
Хотите пробраться в голову Андрея? Следующая часть истории про его чувства во время всего происходящего. С самого начала истории.
Андрей смотрел, как Ольга суетится на кухне, готовя воскресный обед. Такая покорная, такая… правильная. Не то что её дочь. Стоило только подумать о Виктории, как желудок скрутило от злости. Выскочка. Думает, что если носит дорогие костюмы и ездит на новой машине, то стала кем-то особенным?
Он помнил, как впервые увидел её – на дне рождения Ольги. Забавно, тогда Виктория показалась ему милой девочкой. Немного настороженной, но разве не должна дочь беспокоиться о счастье матери? Он был в своём лучшем костюме, рассказывал о работе, о планах на будущее. Улыбался. Он умеет улыбаться, когда нужно.
Первый год их брака был… терпимым. Ольга старалась, очень старалась быть хорошей женой. А вот Виктория… С каждым месяцем она всё больше раздражала его. Её успехи в компании, её независимость, этот вечный вызов в глазах. Как будто она видела его насквозь.
«Ничего, — думал он, намеренно громко комментируя её новый костюм за воскресным столом, — я покажу тебе твое место.»
Но она не ломалась. Только смотрела своими холодными глазами, от которых мурашки по коже. И с каждым днем злость внутри росла, требовала выхода. Хорошо, что Ольга понимала – иногда мужчине нужно выпустить пар. Синяки быстро проходят, а покорность жены – это правильно, так и должно быть.
Новость о её назначении ударила под дых. Он сидел в туалетной кабинке, уставившись в стену, и его трясло. Как? Как эта девчонка посмела? Это должна была быть его должность. Он работал здесь годами, знал все входы и выходы, умел договариваться с нужными людьми…
Первое совещание стало настоящим кошмаром. Он помнил, как она вошла – уверенная, собранная, с едва заметной улыбкой. Его новая начальница. Падчерица. Тварь.
«Андрей Степанович, это ваш проект, верно?»
Даже сейчас, вспоминая тот момент, он чувствовал, как горят уши. Унижение. Чистое, незамутненное унижение. А эти смешки… Он знал, что коллеги тихо радуются его падению. Особенно молодежь, которую он держал в ежовых рукавицах. Так и надо было – пусть знают свое место.
Но теперь его собственное место оказалось у подножия лестницы.
Бутылка помогала. Сначала одна, потом больше. Ольга молчала, только смотрела этим своим затравленным взглядом. Но теперь в нём появилось что-то новое. Что-то похожее на… презрение? Нет, его жена не может, не смеет!
— Что уставилась? — рычал он по вечерам. — Думаешь, ты лучше меня?
Она не отвечала. Только всхлипывала иногда по ночам, когда думала, что он спит.
Работа превратилась в пытку. Каждое утро – как на эшафот. Виктория была безупречна, чертовски профессиональна. Он не мог придраться, не мог пожаловаться. Только смотрел, как рушится всё, что он строил годами. Его авторитет. Его власть. Его жизнь.
«Отчет на столе к девяти, Андрей Степанович.»
«Опоздание на четыре минуты – это нарушение трудовой дисциплины, Андрей Степанович.»
«Вы уверены, что справляетесь с проектом, Андрей Степанович?»
Андрей. Степанович. Каждый раз как пощечина.
А потом что-то сломалось. Может, это случилось, когда он увидел, как Ольга смеется, разговаривая с дочерью по телефону – так, как не смеялась с ним уже давно. Или когда секретарша, которая раньше боялась его как огня, «случайно» пролила кофе на его новую рубашку и даже не извинилась. Или когда он поймал своё отражение в зеркале туалета – помятое, с красными глазами, жалкое.
Бутылка уже не помогала. Он чувствовал, как контроль ускользает, как реальность расползается по швам. Крики на Ольгу становились громче, злее. Но теперь она не плакала – просто смотрела этим новым взглядом. Как Виктория.
Будто они знали что-то, чего не знал он.
Последний день он помнил плохо. Помнил только бешенство, застилающее глаза. Грохот разбитых фотографий. Крик Ольги. А потом появилась она – Виктория. Холодная, спокойная, с телефоном в руках. И он понял.
Всё это время он думал, что играет в свою игру. Что он охотник. А оказался жертвой.
«У тебя пять минут собрать вещи.»
Стоя на улице с чемоданом в руках, он последний раз посмотрел на окна их дома. Там, наверху, горел свет. Они были вдвоем – мать и дочь. А он… он стал никем.
Андрей поправил галстук – последний жест достоинства – и побрел в сгущающиеся сумерки. Где-то в городе была еще одна бутылка для него. Последнее утешение павшего короля.
