Опять они ссорятся. Ну сколько можно. Неужели нигде нельзя спокойно отдохнуть, посидеть в тишине, выпить чашечку чая? Мы с мужем всегда мечтали о своём доме, и вот теперь он у нас есть, одна беда — тишины нет. Мы так хотели уехать из города, подальше от шума, поближе к природе. И вот живём теперь в посёлке городского типа, но что толку?
Иногда мне кажется, что, даже если улетишь в космос, и там тебя достанут соседи. О, эти вездесущие соседи, именно из-за них я потеряла покой. По-моему, даже в городе было тише. Понимаете, они иногда громче автомобилей, громче сирен, громче всего этого уличного шума. Ни минутки не могут помолчать.
Наверное, нужно было строить дом где-нибудь в лесу. Так далеко, чтобы туда никакие соседи не добрались. Но ведь всё равно доберутся, знаю я их. Придут и скажут: «Ой, какой у вас участок замечательный, мы вот тут вот неподалёку будем строиться, а то ведь вам без нас было бы одиноко».
Да, соседи у меня — просто музыка. Тяжёлый металл — вот такая музыка. Просыпаюсь я рано утром — солнышко на меня в окно смотрит, и я ему улыбаюсь. Потягиваюсь, выхожу во двор — на небе ни облачка. «Какая я счастливая», — думаю. Оглядываюсь по сторонам, и повсюду такая красота, такая благодать. Ну просто неописуемая. И вдруг… Из-за забора раздаётся воркование наших голубков-соседей:
— Я тебя терпеть не могу! Чтобы тебя так и так, а ещё вот так и потом всё сначала.
Я сама себе говорю: «Спокойно. Милые ругаются, только тешатся». И только я немного успокоюсь, только сяду на веранде в моё любимое кресло, снова посмотрю по сторонам и увижу красоту Божьего мира, как снова:
— Собака ты недорезанная. Зачем я тебя вообще встретил?
Тогда я закрываю глаза, делаю глубокий вдох-выдох, иду за наушниками и включая Моцарта. «Вот теперь, — думаю, — всё хорошо». Ветерок слегка раскачивает яблоневые ветки. Кошка бродит по крыше. Воробушки сидят на проводах. И такая гармония во всём мире, и такая гармония во мне, что просто ни в сказке сказать, ни пером описать. И вдруг в «Волшебной флейте» появляется какая-то необычная ария:
— Чтоб ты подавился своими пельменями.
— Чтоб тебя разорвало, как шов на твоих штанах.
И так далее, и тому подобное. Ничто не помогает. Повсюду я слышу их голоса. Мне кажется, нет смысла отправлять послания в космос в поисках внеземных цивилизаций. Если они и существуют, то без всяких посланий прилетят на зов моих соседей.
Вполне возможно, что эти чудесные люди — и сами инопланетяне. Неужели человеческому организму под силу ссориться 24 часа в сутки без перерывов и выходных? Как на них посмотришь — милые, приличные, хорошо воспитанные, но то, что я слышу из-за забора… Это никакому описания не поддаётся. Для их реплик нужно отдельный словарь создавать. Возможно, их тела — просто оболочка, а внутри сидят эдакие осьминоги, пришельцы из далёкого космоса, которые питаются ссорами. Других, менее фантастических объяснений у меня, к сожалению, нет.
И ведь все на них жалуются. Не я одна их слышу. Они уже всех достали. Люди чуть ли не с другого конца посёлка делают им замечания, когда встречают на рынке. Тогда мои соседи пунцовеют, краснеют, обещают подумать над своим поведением, но всё остаётся по-прежнему. Не знаю, как к ним ещё не стали приходить животные и птицы. Думаю, их они тоже достали. Когда-нибудь к ним определённо спустятся космические спутники, а там глядишь, и ангелы прилетят только для того, чтобы попросить их: «Потише, пожалуйста».
Вот видите, что происходит. Наверное, я понемногу схожу с ума. И мой муж, и мои дети тоже сходят. Хоть обратно в город уезжай. Что мы только ни делали: и просили, и грозили, и полицию вызывали. Всё было без толку. Они помолчат пару дней, а потом снова начинается. Стихийное бедствие, а не соседи.
И вот как-то раз, когда я была одна дома, ко мне в дверь постучали. Я сначала удивилась: «Кто бы это мог быть?» Открываю, и знаете, кого вижу? Мою соседку Машу. Да, да, ту самую соседку.
На ней прямо-таки лица нет. Спрашиваю у неё:
— Что случилось?
А она мне в ответ:
— Я так больше не могу. Знаю, что ты меня не любишь, что я тебе покою не даю своими криками. Но мне больше не к кому пойти. Я ведь не от хорошей жизни кричу. Мой муж меня просто ненавидит. Я так устала, так устала. Ты даже не представляешь. Можно я у тебя посижу немного? Я совсем ненадолго, просто мне нужно прийти в себя. Прости, что прошу об этом.
Я тогда подумала: «Вот значит как. Даже крикунам бывает нужна тишина». Отказать я ей не могла, слишком уж несчастный у неё был вид. До этого мы с ней по-человечески даже и не разговаривали. Когда я приходила к ней, то сама кричала на неё, чтобы она перестала кричать. Да… что-то во всём это было явно не так.
Она говорила, что ей ничего не нужно. Я её, мол, могу хоть в кладовке оставить. Ей просто нужен покой. Но она в конце концов была моей гостьей, и я, не слушая её возражений, повела её на кухню, налила чаю. Она немного повсхлипывала, а потом, когда она чуть успокоилась, мы с ней разговорились.
Мне тогда показалось, что она прямо-таки шекспировская героиня. Так она представила свою жизнь. Она, мол, без памяти влюбилась в своего коллегу, вышла за него замуж, а он к ней никогда ничего не чувствовал. Ему просто нравится контролировать её. Нравится, что она такая беспомощная и зависимая от него. Он постоянно на неё кричит, а она… Она просто защищается, у неё, можно сказать, выбора нет. Она ведь не хочет, чтобы он совсем её раздавил.
В тот первый раз ей очень понравился пирог, который я испекла. Она попросила отрезать ей кусочек на дорогу (которая была не очень-то длинной). Я бы и сама ей, наверное, предложила. Мне было очень приятно, что ей так понравилось моя выпечка. Мужу и детям тоже как будто нравится, но они никогда так бурно не выражают свою радость, как наша соседка. Просто скажут: «Вкусно. Спасибо». Не то чтобы я жду от них каких-то особенных благодарностей… но всё-таки иногда жду. Так долго печёшь, стараешься, а они как будто принимают все мои старания как должное.
Одним словом, в тот первый раз мы расстались с Машей чуть ли не подругами. Я рассказала мужу о том, кто приходил к нам в гости. Он мне даже сперва не поверил.
— Тебе срочно нужно к ЛОРу, дорогая.
— Что? Это ещё зачем?
— Проверить твои барабанные перепонки. А то вдруг они лопнули после визита этой самой Маши.
Муж мог смеяться, сколько его душе угодно, а я была счастлива. Соседи как будто бы утихомирились, и теперь по утрам я снова могла наслаждаться тишиной. Но… счастье моё продолжалось недолго. Вскоре соседские ссоры возобновили с новой силой.
И Маша снова пришла ко мне. Теперь она уже не была такой вежливой, как в первый раз. Вошла без стука и прямо в обуви направилась на кухню. Я прямо-таки опешила от такой наглости. «Да что она себе позволяет в конце концов?» Но вид у неё был такой печальный, что я и слова не смогла ей сказать. «В конце концов мне нужно постараться понять её. Вон ей как нелегко приходится. Нужно ведь помочь человеку». На этот раз она уже не просила оставить её в кладовке, она сама открыла её и стала восхищаться:
— Сколько у вас тут всего: и варенье, и огурчики, и помидорчики. Можно я что-нибудь с собой возьму? У нас дома нет такого богатства… И пирог, конечно. У тебя ведь ещё остался пирог?
Я была так удивлена её поведением, что и не подумала ей отказать. «Наверное, это у неё реакция такая на её непростую жизнь. Просто мне до сих пор была незнакома такая реакция. Я вроде как новый химический элемент для себя открыла». Я отрезала ей кусок пирога и отдала несколько банок варенья. Уходя, она всё смотрела по сторонам. Видно, думала, чтобы ещё ей с собой прихватить. Но руки у неё уже были заняты, только поэтому она, наверное промолчала. Впрочем, глаза у неё так блестели, что она вполне могла бы схватить зубами какой-нибудь кулёк конфет и в таком вот виде, как доверху нагруженная телега рыночного торговца, отправиться домой.
Когда я рассказала об этом мужу, он поверил мне куда больше, чем в первый раз.
— Вот это уже намного больше на неё похоже.
— Понимаешь, она говорит, что муж не даёт ей денег на еду. Как я могла не помочь ей. У нас и в самом деле всего навалом. А у неё такие глаза несчастные..
— Ну, ну, — улыбнулся муж, — посмотрим, что ты скажешь, когда она тебе руку по локоть откусит.
И не чтобы муж сильно преувеличил то, что стало происходить. Соседка повадились приходить ко мне в гости прямо-таки каждый день. Она больше не выглядела подавленной и обиженной. С самого утра из-за соседского забора я слышала прежние крики, и её голос был самым громким, он как бы солировал, самая важная партия принадлежала именно ему.
Теперь соседка уже только для виду рассказывала мне о своих бедах и несчастьях. Но было видно, что для неё раз-два горе не беда. Маша как будто черпала силу в своих утренних концертах. Разве что иногда она вдруг вспоминала прошлое, говорила, какая она была счастливая, пока не вышла замуж. И мне снова и снова становилось её жалко, только поэтому я её не выгоняла.
Но её визиты становились всё разорительнее и разорительнее. Я чувствовала себя мирным славянским пахарем, на деревню которого регулярно совершают набеги печенежские полчища. Однажды после того, как Маша ушла, я заглянула в холодильник и ахнула: он был абсолютно пуст, хоть шаром покати, а ведь мы закупились на неделю вперёд.
Этого я уже не могла так оставить:
Наша соседка постоянно тащит продукты из нашего холодильника, заявила я мужу
Он пообещал мне во всём разобраться. И вот на выходных он собрался в гости. А то ведь не хорошо как-то получается: должна быть какая-то симметрия в жизни. Как он мне потом рассказал, когда он пришёл, Маши не было дома. Она была на маникюре. Её муж встретил моего довольно приветливо, усадил за стол, угостил как следует. А ведь по рассказам Маши, ей приходилось жевать хлебные корки, а тут, понимаете ли, моему мужу чуть ли не рябчиков предлагают.
Он решил всё-таки дождаться хозяйку, чтобы обо всём её расспросить. Вдруг всё, что он увидел у неё дома, просто картинка, созданная специально к его приходу? Может быть, на самом деле Машу здесь держат на хлебе и воде. Может быть, маникюр — это вообще выдумка? Что если у её мужа подпольный бизнес? Она сидит сейчас в подвале и строчит на швейной машинке. Каждый день по сотне футболок. Только когда партия будет готова, она может выйти из подвала и немного отдохнуть… В общем разные мысли крутились в голове у моего мужа, но от них не осталось и следа, когда из коридора донёсся весёлый голос Маши:
— Привет, дорогой, это я. Я вернулась. Купила тебе по дороге твой любимый торт. Ты прости, что я на тебя кричала сегодня утром.
— И ты меня прости, — ответил ей супруг, поднимаясь из-за стола, — покажешь маникюр?
— Да, да, конечно…
Потом они втроём ещё немного посидели, и мой муж, убедившись, что всё в жизни наших соседей просто замечательно, распрощался и пошёл домой, чтобы не отвлекать их от примирительного чаепития.
Каково же было моё удивление, когда через пару дней Маша снова ко мне пришла. И не с пустыми руками, а с пакетом. Она уже собралась обчистить нашу кухню, как грабители обчищают банк. Но это было уже слишком. Теперь-то я поняла, что она притворяется.
— Прости, Маша, еды больше не будет.
— Что? Как это так…. не будет?
— А вот так. Ты у нас всё съела. Больше ничего нет.
— Ну хватит тебе, соседка. Что вы, обеднеете что ли, если я к вам разок в гости приду?
— Разок? Это ты называешь «разок»? Да мои дети вместе с мужем не едят столько, сколько ты. Хватить уже ломать эту комедию. Больше я тебя кормить не собираюсь.
Маша само собой была не в восторге от моих слов. Тут уже на меня посыпались все те слова, которыми она обычно угощала по утрам своего супруга. И нужно сказать, что я много чего о себе узнала. Я и не подозревала, что столько разных млекопитающих и рептилий имеет ко мне непосредственное отношение. Прямо-таки культпросвет.
Маша меня теперь считает жадной и чёрствой. Ну и пусть. Так оно даже лучше. Видеть я её больше не могу. Зато хоть по утрам стало немного потише, после того как они с мужем помирились. Только вот не думаю, что это надолго…
Но да ничто не вечно под луной. Главное, чтобы все были живы-здоровы. Я ведь у е не на шутку стала переживать за Машу. А ведь за неё переживать не стоит, она за себя постоять умеет. А вот наше клубничное варенье… Кто, кроме нас, постоит за наше клубничное варенье?
