Инга суетилась на кухне, убирая последние тарелки в посудомойку. День выдался тяжелым, и теперь это происходило все чаще. Младший только-только начал ходить в садик, но вместо облегчения женщина чувствовала лишь бесконечную усталость. Работа, дом, дети — всё замыкалось на ней. Она взглянула на часы: Илья опять задерживался.
Когда он наконец вошел в квартиру, вид у него был измождённый. Он молча сел за стол, потёр лицо ладонями.
— Опять задержался? — спросила Инга, наливая ему чай.
— Работа… Дела… — нехотя отозвался он.
Инга усмехнулась. Работа и дела. У неё тоже были «дела», но за них не платили. Двое детей, бесконечные хлопоты, готовка, уборка, детские болезни…
— Ты даже не представляешь, что сегодня было, — сказала она, садясь напротив него.
— Что-то с детьми? — насторожился Илья.
— Нет. Хуже. Твои сестры приходили. Они сказали, что привезут к нам маму.
Илья застыл. Медленно поднял голову и непонимающе посмотрел на жену.
— Что? — наконец выдавил он из себя.
— Ты всё правильно услышал, — продолжила Инга. — Они сказали, что у них кредиты, денег нет, ухаживать некому, времени нет. И что мы, дескать, не так много вложили в её лечение, и вообще мама помогла нам с первым взносом за квартиру. Так что теперь мы ей обязаны.
Илья молчал. Только сжал пальцы в кулаки.
Мама Ильи заболела пару лет назад. Сначала болезнь прогрессировала не так быстро. Семья смогла собрать денег и даже отправить ее на экспериментальное лечение в Германию, но ничего в итоге не помогло. Сейчас когда-то яркая и веселая женщина была прикована к постели, она почти не могла двигаться, уже совсем не говорила. Это был огромный груз ответственности для всей семьи.
— Я… Не знаю… Инга, это же мама, — наконец тихо произнёс он.
— А я? А дети? — голос её дрогнул от злости и усталости. — У нас двухкомнатная квартира, Илья! Двое детей, ипотека! Ты постоянно на работе. Куда мне её девать? Как я одна буду ухаживать за человеком, который даже не в сознании?
— А что мне делать? — в голосе Ильи зазвучала растерянность. — Оставить её в больнице? На чужих людей? Лена и Маша и так долго ее на себе тащили… Надо помочь…
— Надо! — вспылила Инга. — Но я не смогу так… Лучше буду еще больше работать и деньги отдавать им!
Илья провел ладонями по лицу, будто стряхивая с себя её слова.
— Они говорят, что мы ей обязаны, — повторил он.
— А они не обязаны?! Они тоже её дети! Или это касается только тебя? — Инга с трудом сдерживала слёзы.
Илья молчал. Он выглядел потерянным. Инга понимала: он любит мать, но и её он должен был понять.
В последующие дни они пытались договориться с его сёстрами. Просили разделить расходы, найти частный пансионат, подключить родственников. Но сёстры лишь разводили руками. Они не могли. Не хотели. Им было удобно переложить ответственность на Илью и Ингу.
Они звонили всем, кому могли. Другим родственникам. Друзьям семьи. Никто не согласился помочь. Даже родная мать Ингиной свекрови отказалась — ей и самой негде было жить, она уже ютилась у одной из сестёр Ильи.
В конце концов, Илья сдался.
— Это же мама, — сказал он тихо.
Инга знала, что значит это «мама». Он не бросит её. Не сможет.
Но ухаживать-то за ней будет не он, а она. Она, которая разрывается между работой, домом и детьми. Она, которая понятия не имеет, как это — ухаживать за лежачим человеком.
В груди поднялась волна отчаяния, но женщина проглотила её. Пока. Потому что выбора у неё не было.
И вот тот самый день.
Сёстры привезли мать, словно бесчувственный свёрток, внесли её в квартиру и оставили в крохотной спальне Инги и Ильи. Они не задержались, не попрощались, не предложили помощи — просто ушли, избавившись от проблемы.
— И что теперь? — спросила Инга, глядя им вслед.
— Вы разберётесь, — бросила одна из сестёр через плечо.
— Мы и так сделали всё, что могли, — добавила другая.
Дверь закрылась.
Инга стояла в дверях, наблюдая за обездвиженной женщиной, которая больше не могла ни говорить, ни двигаться. В доме стало тесно, душно, неприятный запах больницы, лекарств и тела этой несчастной женщины заполнил все пространство.
Дети испуганно заглядывали в комнату.
— Мам, а что с бабушкой? — спросила старшая дочь.
— Она болеет, — тихо ответила Инга.
— А почему она не говорит? Она спит?
— Нет, просто… Просто теперь будет так, — еле выдавила из себя Инга.
Прошло несколько недель. Женщина разрывалась между уходом за свекровью, детьми и домом. Сил не оставалось. Она забывала поесть, забывала, когда в последний раз сидела спокойно, в тишине. Она потеряла себя. Даже мысли Инги теперь были где-то далеко. Она была как робот, который бесконечно повторяет свои задачи, чтобы не забыть что-то.
Однажды вечером Илья нашел жену на кухне. Она сидела как статуя, взгляд ее был устремлен в пустоту.
— Инга, ты ела сегодня? — спросил Илья.
— Не помню, — отмахнулась она.
Она не могла смотреть на мужа. Обида на него все еще была сильна. Да, Илья работал ещё больше, пытаясь хотя бы деньгами помочь, но деньгами тут не отделаешься.
И вот в одну из ночей, сидя у кровати свекрови, Инга поняла: так больше нельзя. Либо она найдёт выход, либо погибнет, как загнанный зверек.
Она сделала несколько звонков. Пансионаты, частные сиделки, социальные службы. Везде — очереди, везде — деньги, которых у них не было…
А потом случилось неожиданное.
Поздний вечер. Инга сидела в кухне, уставившись в чашку с остывшим чаем, когда зазвонил телефон. Она вздрогнула, ожидая очередных плохих новостей. С неохотой взяла трубку.
— Это я… — голос в трубке был знакомым, но Инга не сразу его узнала.
Она нахмурилась.
— Что случилось? — настороженно спросила она.
— Мы… Мы передумали. Забираем маму, — голос был тихий, даже растерянный.
Инга вцепилась в телефон.
— Что? — её сердце застучало быстрее. — Ты серьёзно?
— Да… Тётя Нина к нам приезжала. Узнала, как обстоят дела… Она нас так отчитала… Мы просто устали. Мы понимаем, что у вас ни места, ни времени. Нам стыдно, Инга. Очень стыдно… — голос сестры Ильи дрожал.
Инга не верила своим ушам.
— И что теперь?
— Тётя Нина осталась без работы, её сократили. Она говорит, что поможет ухаживать за мамой. Мы нашли выход. Мы её заберём… Тем более скоро лето, увезу их на дачу…
Инга резко встала, затем вновь опустилась на стул. Она не знала, смеяться или плакать. Неужели это наконец-то заканчивается?
Они приехали, забрали мать так же молча, как и оставили её.
Сёстры вошли в квартиру, даже не заглядывая в комнаты. Они избегали смотреть Инге в глаза.
— Мы её заберём, — глухо сказала одна из них, проходя в спальню.
Инга ничего не ответила. Просто отступила в сторону, давая им пройти. Она наблюдала, как они осторожно, но всё же нервно укладывают мать на носилки. Они сделали своё дело, развернулись и направились к выходу.
— Спасибо, — тихо пробормотала вторая сестра перед тем, как закрылась дверь.
А потом — тишина.
Инга стояла в пустой спальне, и вдруг внутри что-то сорвалось. Она схватила ведро и тряпку и начала яростно драить комнату. Запах лекарств и старости сводил её с ума. Каждое движение было словно избавлением, очищением от той ноши, которая давила все последние месяцы. Она тёрла стены, пол, открыла окна нараспашку, начала срывать постельное белье с кровати, и тут ее руки задрожали.
Когда всё было закончено, она опустилась на пол, обхватила голову руками и разрыдалась. Громко, безудержно, выпуская из себя всю боль, всю усталость. Женщина была выжата, как лимон, но чувствовала, что наконец может вздохнуть.
В это время Илья сидел на кухне, уставившись в стену. Он любил мать, но знал, как жене было тяжело. Он знал это, каждый день видел её измученные глаза, но не мог ничего изменить. Или не хотел? Он устал сам от себя, от своей беспомощности.
Через несколько минут он поднялся и медленно пошёл в спальню. Инга сидела на полу, вытирая слёзы руками. Он молча сел рядом, взял её за руку.
— Прости, — сказал он глухо, впервые за несколько месяцев он приблизился к жене и поцеловал в щеку.
Инга молчала. Ей не нужны были извинения. Ей просто хотелось, чтобы такое не повторилось никогда. Она снова разревелась. Илья стал целовать её в лоб. И все повторял: «Прости, прости…».
Инге было жаль свекровь. Но если бы была помощь со стороны, ей было б легче ухаживать за больной женщиной. Но это уже неважно, потому что сейчас она чувствовала абсолютную свободу и облегчение.
