— Да чтоб тебя! — Екатерина с досадой стряхнула капли дождя с рукава пальто. Утренняя контрольная не задалась с самого начала — Петров из 9 «Б» умудрился списать, а она этого не заметила, и теперь завуч точно устроит разбор полётов.
Входная дверь скрипнула, впуская холодный воздух с подъезда. Екатерина сбросила намокшие туфли и поплелась на кухню. Обычный понедельник в середине октября. Хотелось чая, тёплый плед и хотя бы час тишины.
Звонок в дверь раздался, когда чайник только-только начал закипать.
— Кого ещё принесло? — пробурчала она, нехотя выглядывая в глазок.
На лестничной клетке переминался с ноги на ногу молодой парень в форменной куртке службы доставки. Козырёк кепки не спасал от дождя — с него стекали струйки воды.
— Воробьёва Екатерина Павловна? — спросил он, когда она открыла дверь.
— Да, это я.
— Распишитесь здесь, — буркнул курьер, протягивая планшет с мокрым экраном. — И вот ещё.
Из потрёпанной сумки он извлёк бутылку вина, обёрнутую в плотную бумагу и перевязанную чёрной лентой.
— Что это? — Екатерина удивлённо вертела бутылку. — Я ничего не заказывала.
— Не знаю, — парень дёрнул плечом. — Моё дело доставить. Там ещё конверт какой-то.
Действительно, к бутылке был приклеен конверт из плотной бумаги с тиснёным логотипом «Бернардини и сыновья». Курьер, получив подпись, уже спускался по лестнице, а Екатерина так и стояла с бутылкой, разглядывая итальянские почтовые марки.
В конверте лежало письмо на гербовой бумаге. Почему-то на русском языке.
«Уважаемая синьорина Воробьёва!
С прискорбием сообщаем Вам, что Ваш дядя, Марко Рикотти, скончался 5 октября 2023 года в результате несчастного случая на горном серпантине Амальфийского побережья. Согласно его завещанию, все принадлежащие ему активы — вилла в Тоскане, винодельня «Рикотти» и счёт в банке «Швейцарский кредит» переходят к его единственной племяннице — Вам.
Просим связаться с нами для оформления документов…»
Дальше шли контакты, имена нотариусов и другие формальности, но Екатерина уже не могла сфокусироваться на тексте. Она плюхнулась на стул в прихожей, не снимая пальто.
— Это какой-то розыгрыш, — пробормотала она, разглядывая фотографию улыбающегося седовласого мужчины на фоне виноградников, вложенную в конверт. — У папы не было брата-итальянца!
Её отец, Павел Воробьёв, был обычным инженером с подмосковного завода, всю жизнь прожил в хрущёвке и до самой смерти три года назад ездил на видавшей виды «Ладе». Какая ещё Италия? Какие миллионы?
Дрожащими пальцами она набрала номер, указанный в письме. Длинные гудки, потом щелчок.
— Бернардини и сыновья, юридическая контора, — голос на том конце звучал тепло, с лёгким итальянским распевом. — Слушаю вас.
— Здравствуйте, — Екатерина нервно теребила уголок конверта, — это Екатерина Воробьёва. Мне сегодня доставили письмо… — Она замолчала, подбирая слова. В голове всё ещё не укладывалось происходящее. — Тут говорится о каком-то наследстве. От Марко Рикотти. Но я даже не знаю, кто это.
—, синьорина Воробьева! — голос на том конце явно оживился. — Мы ждали вашего звонка! Я Антонио Бернардини, личный поверенный вашего покойного дяди. Примите мои соболезнования.
— Но в том-то и дело, — Екатерина взъерошила волосы, — у меня нет дяди-итальянца! Тут какая-то ошибка.
— Ошибки нет, синьорина, — спокойно возразил адвокат. — Ваш отец, Паоло Рикотти, сменил имя, когда переехал в Советский Союз в 1982 году. Он принял фамилию жены и новое имя по идеологическим соображениям. В нашем архиве сохранились все документы, включая его свидетельство о рождении в Сиене.
— Но почему он никогда не говорил об этом? — почти прошептала она.
— Ваш отец порвал все связи с семьёй из-за политических разногласий, — в голосе адвоката слышалось сочувствие.
— А сумма… там действительно… — Екатерина не могла заставить себя произнести цифру из письма.
— Тридцать шесть миллионов евро? Да, это правильная сумма. Плюс недвижимость и винодельня, которые сами по себе стоят немало.
Екатерина почувствовала, как комната слегка поплыла перед глазами. Чайник на кухне давно вскипел и отключился. Дождь барабанил по подоконнику.
— Я… мне нужно подумать, — выдавила она. — Перезвоню вам.
Как в тумане, она нашла телефон мужа и нажала вызов. Игорь ответил после третьего гудка.
— Да, Кать. Что-то случилось?
— Игорь, — она несколько раз глубоко вдохнула. — Мне сейчас принесли письмо. От итальянского адвоката. — Ты не поверишь… С ума сойти можно. Оказывается, мой отец вовсе не тот, за кого я его всю жизнь принимала. — Она нервно отбросила упавшую на лицо прядь. — Представляешь, он был итальянцем! Приехал в Союз в восьмидесятых, сменил имя, фамилию — всё. А у него там брат остался, мой родной дядя, о котором я даже не подозревала. И вот этот дядя… он разбился на машине где-то в Италии и… Боже, ты только послушай… оставил мне всё свое наследство. Это какое-то безумие.
Пауза.
— Катюш, ты выпила, что ли? — недоверчиво хмыкнул Игорь. — Какой ещё дядя-итальянец?
— Я сама в шоке, — призналась она, опускаясь на пол прямо в пальто. — Но это правда. У нас теперь есть вилла в Италии и… о боже, Игорь, там счёт в банке на тридцать шесть миллионов евро!
— СКОЛЬКО?! — его крик был таким громким, что Екатерина отодвинула телефон от уха.
— Я перезвоню, — быстро сказала она. — Приезжай скорее домой.
Она сидела на полу еще несколько минут, глядя на открытую входную дверь, которую забыла закрыть после ухода курьера. Потом медленно поднялась, заперла замок и побрела на кухню.
Вместо чая она открыла ту самую бутылку вина, присланную с письмом. «Рикотти, 1982» — гласила выцветшая этикетка. Год, когда её отец покинул Италию навсегда.
Вино пахло чем-то старым и тёрпким. Екатерина сделала глоток и закашлялась — оно оказалось крепче, чем она ожидала, с привкусом южного солнца и чего-то ещё, неуловимого, но странно знакомого. Ей на миг показалось, что она чувствует запах отцовского одеколона.
На этикетке был изображён тот же самый дом, фотография которого лежала в конверте. Белая вилла с черепичной крышей на фоне виноградников и холмов. Её дом. Теперь её дом.
Она поднесла бокал к окну, разглядывая глубокий рубиновый цвет. Тридцать шесть миллионов евро. Вилла в Тоскане. Жизнь, о которой она не подозревала.
К вечеру новость достигла ушей свекрови Екатерины, Нины Константиновны, которая примчалась к ним домой со скоростью, нетипичной для её семидесяти лет и больных суставов.
— Голубчики мои! — воскликнула она с порога, обнимая ошарашенную невестку. — Какое счастье привалило! Я всегда знала, что ты особенная!
Екатерина вздрогнула от неожиданности. За десять лет брака свекровь впервые обняла её с таким энтузиазмом. Обычно Нина Константиновна ограничивалась сухими кивками и поджатыми губами.
— Здравствуйте, Нина Константиновна, — пробормотала Екатерина, выпутываясь из объятий. — Игорь уже дома, на кухне.
Свекровь, не снимая пальто, прошлёпала мокрыми ботинками прямо по чистому паркету. Екатерина поморщилась, глядя на грязные следы, но промолчала.
Игорь уже сидел с ноутбуком, изучая недвижимость в элитных районах Москвы.
— Смотри, мама, вот этот пентхаус на Остоженке, — он повернул экран. — А ещё феррари, чёрный, как я всегда хотел!
— Сынуля, мелко плаваешь, — отмахнулась Нина Константиновна, деловито раскладывая на кухонном столе какие-то буклеты. — Этих денег хватит и на квартиру, и на дачный участок в Рублёвке. У меня уже есть на примете подходящий, — она подмигнула. — Там и банька, и беседка с электрическим мангалом…
— А ещё можно катер купить, — мечтательно протянул Игорь. — Всегда хотел по выходным на рыбалку с друзьями…
Екатерина молча мыла чашки, оставшиеся после их с Игорем раннего ужина. По телу разливалась усталость. Адвокат прислал ей на электронную почту сканы документов — свидетельство о рождении отца, его итальянский паспорт, фотографии виллы и виноградников. Всё было настоящим.
— … и ремонт, конечно, сделаем, — продолжала щебетать Нина Константиновна. — Я всегда мечтала о кухне в стиле прованс, с островком посередине…
— Я не хочу кухню в стиле прованс, — машинально отозвалась Екатерина, вытирая руки полотенцем.
— Ничего, деточка, привыкнешь, — свекровь похлопала её по плечу. — Игорёша, а тебе на работе дадут отпуск за свой счёт? Надо ведь будет съездить в эту… как её… Швейцарию? Деньги забрать.
— Тут написано, что нужно явиться в нотариальную контору в Сиене, — Екатерина постучала пальцем по распечатке. — Завещание будет оглашено там.
— Ну вот и славно, — кивнула Нина Константиновна. — Съездишь с Игорешей, оформите всё как положено…
Екатерина слушала этот поток идей с нарастающим раздражением. Она вспомнила, как десять лет терпела насмешки свекрови над своей «нищей» учительской зарплатой, как Игорь отказывался даже обсуждать её желание поехать в отпуск в Венецию, потому что «не царское это дело — прожигать деньги на глупости».
Вспомнила, как два года назад хотела записаться на курсы итальянского языка, а муж высмеял её: «Зачем тебе, математичке, итальянский? Всё равно дальше Турции не поедем». Интересно, чувствовал ли её отец то же самое раздражение, когда его заставляли отрекаться от своих корней?
— … и шубу тебе купим, Катенька, — ворковала Нина Константиновна. — А то ходишь в этом старом пальтишке…
— Так, стоп! — она неожиданно громко хлопнула ладонью по столу, да так, что подпрыгнули чашки. — Вы тут делите шкуру неубитого медведя, при этом забыв одну маленькую деталь.
— Какую ещё деталь, Катенька? — напряглась свекровь, которая уже мысленно выбирала цвет плитки для дорожек на участке.
— Деталь в том, что наследство получила я, а не мы коллективно, — Екатерина выпрямилась и скрестила руки на груди. — И распоряжаться им буду я. По своему усмотрению.
Нина Константиновна застыла с открытым ртом, а Игорь изменился в лице.
— Ты что это вдруг? — прищурился он. — Мы же семья! В семье всё общее!
— Да-да, всё общее, — подхватила свекровь, приходя в себя. — А эгоизм — это грех, деточка.
— Правда? — Екатерина вскинула бровь. — А помните, Нина Константиновна, как вы говорили, что моя зарплата — это «слёзы», и я не имею права голоса при покупке новой мебели, потому что основной доход приносит Игорь?
Свекровь закашлялась, а Екатерина продолжила:
— А помнишь, Игорь, как ты пять лет назад выиграл в лотерею сто тысяч и сразу же купил себе новый телефон и спиннинг, даже не посоветовавшись со мной? Хотя я просила помочь с оплатой курсов итальянского языка…
— При чём тут это? — отмахнулся муж. — Это были копейки!
— Дело не в сумме, а в принципе, — парировала Екатерина. — Получается, «всё общее» действует только в одну сторону?
Повисла неловкая пауза. Нина Константиновна принялась что-то бормотать про «неблагодарную молодёжь», а Игорь смотрел на жену так, словно видел её впервые.
Екатерина взяла со стола письмо, повертела в руках, разглядывая герб компании «Бернардини и сыновья». Мысли путались. С одной стороны — муж, привычная жизнь. С другой — незнакомая страна, которая внезапно оказалась родиной её отца. Странное чувство, будто судьба протянула руку через годы.
— И что ты теперь… что делать-то будешь со всем этим богатством? — Игорь наконец собрался с мыслями, хрипло выдавив вопрос. На лбу выступили капельки пота.
— Для начала, — Екатерина выпрямила спину и посмотрела прямо ему в глаза, — я полечу в Италию. Хочу своими глазами увидеть это наследство, понять, что к чему. — Она сделала паузу, подбирая слова. — А потом… знаешь, помнишь, я тебе рассказывала про свою идею? Про школу математики с другим подходом к обучению детей? Без зубрёжки, с практическими занятиями. У меня теперь есть деньги, чтобы это осуществить.
— Господи, о чём ты вообще! — Нина Константиновна всплеснула руками так резко, что чуть не задела вазу. — А мы как же? О нас ты подумала?
Екатерина повернулась к свекрови, неожиданно для себя улыбнулась:
— Вы тоже можете поехать со мной, — она обвела взглядом обоих. — Только с одним условием. Вы признаёте, что решать, куда и как потратить эти деньги, буду я сама. Моё наследство — моя ответственность. И мне решать, что с ним делать.
Игорь и Нина Константиновна переглянулись. В их глазах читалась внутренняя борьба между жадностью и гордостью.
— И ещё, — добавила Екатерина, доставая из холодильника бутылку итальянского вина, полученную с письмом. — Паоло оставил записку. Он написал, что состояние переходит мне при одном условии: я должна провести как минимум полгода на вилле, чтобы понять и полюбить настоящую Италию, а не туристическую открытку.
— Полгода? — ахнула свекровь. — А как же…
— А вот это уже моя забота, — перебила её Екатерина, разливая вино по бокалам. — За новую жизнь!
Нина Константиновна поджала губы, но бокал взяла. Игорь хмурился, рассматривая жену, будто пытаясь понять, что с ней произошло. А Екатерина чувствовала, как внутри разливается что-то новое — то ли вино, то ли свобода.
Три недели спустя Екатерина стояла у окна в аэропорту Шереметьево, глядя на падающий снег. Рейс до Рима задерживали из-за погоды.
— Может, это знак? — Игорь поставил рядом с ней их чемоданы. — Вернёмся домой, всё обдумаем ещё раз.
Екатерина покачала головой. После того вечернего разговора они с Игорем часами спорили о будущем. В какой-то момент он даже швырнул об стену кружку, требуя, чтобы она «пришла в себя и перестала нести чушь про независимость». Но в итоге сдался, когда понял, что другого способа получить доступ к наследству нет.
— Знаешь, мне вдруг пришло в голову, — она повернулась к мужу, — а ведь папа никогда не называл меня Екатериной.
— А как?
— Катарина.
Игорь вздохнул, достал телефон, проверяя сообщения.
— А, вот и мама звонит. Беспокоится.
Екатерина сжала пальцами переносицу. Нина Константиновна в Италию не полетела — артрит и давление не позволяли. Но перед их отъездом она успела затащить Екатерину на кухню и, понизив голос до драматического шёпота, вручить ей мятый листок, исписанный неровным почерком.
«Сначала выписку из банка возьми, обязательно! И про перевод денег в Россию всё выясни — комиссии, сроки. Ну и виллу эту… её же продать можно, наверное? Узнай, сколько она стоит на рынке», — бубнила свекровь, тыча пальцем в каждый пункт своего списка.
Теперь этот листок лежал где-то в сумке, смятый и забытый.
— Ещё пятнадцать минут до посадки, — пробормотала Екатерина, отходя от табло расписания. Она встала у панорамного окна аэропорта, рассеянно глядя на заснеженное лётное поле, где снегоуборочные машины медленно ползали между самолётами, оставляя за собой чёрные проплешины асфальта.
Она взяла отпуск за свой счёт на две недели. Этого должно хватить, чтобы оформить все документы и осмотреть виллу. Полгода проживания — это, конечно, проблема, но об этом она подумает позже. Самым странным за эти недели было не свалившееся с неба богатство, а чувство, что она всегда знала о своих итальянских корнях. Будто какая-то её часть наконец проснулась.
На вилле в Тоскане их встретил представитель адвокатской конторы, суховатый мужчина средних лет с аккуратно подстриженной бородкой.
— Синьорина Рикотти, — он слегка поклонился, намеренно используя итальянскую фамилию. — Добро пожаловать домой.
«Домой», — эхом отозвалось в её голове, когда они поднимались по гравийной дорожке к белому дому с черепичной крышей. Воздух пах совсем не так, как в Подмосковье — здесь смешивались ароматы хвои, винограда и какой-то сладкой выпечки из соседнего дома.
Вилла оказалась гораздо больше, чем на фото. Екатерина замерла на пороге, растерянно оглядывая просторный холл с мраморной лестницей. Дом поражал — два этажа, старинная мебель с потертой обивкой, какие-то бронзовые статуэтки на каминных полках. А когда они вошли в гостиную, у неё перехватило дыхание: за огромными окнами раскинулись виноградники, ровные ряды лоз спускались по холму и терялись где-то вдали, сливаясь с горизонтом.
— Здесь будет бильярдная, — деловито заявил Игорь, заглядывая в комнаты на втором этаже.
— Это кабинет Марко, — прервал его представитель адвоката, указывая на дверь из тёмного дерева. — Он просил сохранить всё как есть.
Кабинет был отделан деревянными панелями. Полки вдоль стен ломились от книг, многие из которых были на русском языке. На столе стояла фотография — её отец в молодости, смеющийся, с бокалом вина в руке, рядом с незнакомым молодым мужчиной.
— А это он? Марко? — спросила Екатерина, указывая на фотографию.
— Да, — кивнул представитель. — Они с вашим отцом были очень близки, пока не поссорились из-за политики. Паоло был коммунистом, а Марко поддерживал христианских демократов.
— И поэтому он сбежал в СССР, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла Екатерина.
— Не совсем так, — мужчина замялся. — Он уехал, потому что влюбился в русскую студентку, которая училась здесь по обмену. Вашу маму.
Екатерина резко выдохнула. Всё наконец сложилось в голове, как недостающие детали головоломки.
На следуйщий день их ждал Бернардини… Это был толстенький дядька в очках с оправой как у Джона Ленона, сидел он в странной маленькой конторке, где вонял кофе и чьи-то духи. Вместо пиджака на нём была старая безрукавка, и он извинялся — что типа сегодня неформальное пятница, хотя был четверг.
— Наконец-то познакомились, — Бернардини пожал им руки, задержав Екатеринину чуть дольше. — Извените за беспорядок, у нас ремонт через дорогу, весь архив перетащили сюда!
За окном шумела площадь… дети носились вокруг фонтана, мамаши кричали им чтоб осторожней, голуби плодили новых голубей.
— У меня для вас личная вещь, — он наклонился и гремя ключами открыл сейф за креслом. — Марко передал мне это… за неделю до аварии. Как чувствовал.
Екатерина заметила, как Игорь сразу напрягся. В руке адвоката была темная деревяная шкатулка с медной защелкой.
В шкатулке лежал конверт. Бумага пожелтела от времени, чернила выцвели. Екатерина осторожно достала сложенный лист, боясь порвать хрупкие сгибы.
«Дорогая Катарина! Если ты держишь в руках это письмо, значит, мне уже не суждено встретиться с тобой лично. Прости, что наблюдал за твоей жизнью тайком – твоими школьными успехами, любовью к математике, победами на олимпиадах. Я не мог нарушить обещание, данное твоему отцу…»
Екатерина поднесла руку к горлу – там словно что-то мешало дышать. Марко писал, как тосковал после отъезда брата, как долго искал его следы, как потом, отыскав, пообещал не вторгаться в его новую жизнь. Вспоминал виноградник, который они сажали вместе с Паоло, рассказывал, как все эти годы откладывал долю брата от доходов винодельни.
«… нет ничего дороже семьи, Катарина. Я хочу, чтобы ты узнала свои корни, свою настоящую родину. Виноградник, дом, деньги — всё это теперь твоё. Единственное условие — ты должна прожить на вилле не менее полугода, чтобы почувствовать дух этой земли. Если ты не сможешь или не захочешь, всё перейдёт в фонд помощи детям-сиротам…»
Адвокат деликатно кашлянул.
— Формальности можно решить за несколько дней. Что касается условия о проживании — вам нужно будет подписать специальное соглашение. Шесть месяцев не обязательно проводить подряд, можно разбить на периоды, но в течение следующих двух лет.
— А перевод денег? — подал голос Игорь. — Можно ли снять часть суммы прямо сейчас?
— Согласно завещанию, до выполнения условия о проживании вам доступен только один процент общей суммы на текущие расходы, — пояснил адвокат. — По завершении шести месяцев синьорина Рикотти получит полный доступ ко всем активам.
Екатерина молча смотрела в окно. На площади туристы фотографировались у старинного фонтана. Где-то неподалёку играл уличный музыкант. Обычная жизнь обычного итальянского городка. Её городка.
— Мне нужно подумать, — наконец сказала она.
— О чём тут думать? — раздражённо бросил Игорь. — Надо срочно решать, как быть с твоей работой, с моей работой. Полгода — это же целая вечность!
— Для меня это не проблема, — Екатерина повернулась к мужу. — Я могу взять длительный отпуск. Даже уволиться, если понадобится. А у тебя есть выбор — либо остаться со мной, либо вернуться в Москву.
Игорь хотел что-то возразить, но осёкся, встретившись с её спокойным взглядом.
К вечеру воздух над террасой густел и наливался теплом. Они сидели за плетёным столиком, наблюдая, как солнце тонет за холмами, окрашивая виноградники в медовые оттенки. Между ними стояла открытая бутылка – тёмное стекло с потёртой этикеткой «Рикотти».
– Не узнаю тебя, – Игорь крутил ножку бокала между пальцами, не глядя на жену. – Кать, ты словно другой человек стала.
Она сделала маленький глоток, задержала вино во рту, чувствуя, как раскрывается терпкий вкус.
– Знаешь, – протянула она, рассматривая бордовую жидкость на просвет, – я наконец на месте. Своём месте. – Она помолчала. – Сколько себя помню, всегда было такое… ощущение неполноты. Будто собираешь картинку, а кусочков не хватает.
– И что, теперь типа всё сложилось? – он хмыкнул, подняв бровь.
— Теперь я хотя бы вижу полную картинку. — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Игорь, я не собираюсь продавать виллу. И винодельню тоже.
— Что? А как же наши планы? Квартира на Остоженке, машина…
— Это были твои планы и планы твоей мамы. Не мои.
— А что у тебя за план? Стать итальянской виноделицей? — он фыркнул. — Серьёзно, Кать, ты же математик, а не крестьянка!
— Во-первых, виноделие — это не просто фермерство, а сложный процесс, требующий знаний и химии, и физики, — она улыбнулась. — А во-вторых, я же говорила — математическая школа. Представляешь, если совместить обучение с погружением в другую культуру? Экспериментальная методика, летние программы для одарённых детей…
Игорь смотрел на неё с недоумением, но она уже не могла остановиться:
— И ещё я хочу изучить историю своей семьи. Узнать, откуда мы родом, кем были мои дед и бабушка. Марко оставил целый архив фотографий и писем…
— Екатерина, — оборвал её Игорь. — Остановись на минуту и послушай себя. Ты реально думаешь, что можешь просто взять и переехать в другую страну? А как же я? Как моя работа, моя жизнь?
— А что мешает тебе изменить свою жизнь? — она пожала плечами. — У тебя же инженерное образование. На винодельне как раз нужен человек, который разбирается в оборудовании.
— Я не буду работать на твоей — подчёркиваю, ТВОЕЙ — винодельне! — он стукнул кулаком по столу. — И моя мать была права: ты неблагодарная эгоистка!
Екатерина отставила бокал и медленно поднялась.
— Знаешь, я, наверное, действительно эгоистка. Но раньше этот эгоизм дремал. А теперь проснулся, — она подошла к краю террасы, опираясь на перила. — Всю жизнь я жила чужими ожиданиями. Сначала — родителей, потом — твоими. И вот он, мой шанс начать заново, на земле моих предков. Я его не упущу.
Он гневно фыркнул, залпом допил вино и ушёл в дом, хлопнув дверью.
Екатерина осталась на террасе. Ей не было страшно или одиноко — наоборот, впервые за много лет она ощущала внутренний покой. Она стояла у перил, вдыхая терпкий запах влажной земли и винограда. Над виноградниками расстилалась синева, постепенно сгущаясь до черноты на восточной стороне, где уже проклюнулись первые звезды. Впервые за долгие годы ей не хотелось ни о чем беспокоиться. Словно невидимый груз, который давил на плечи всю жизнь, вдруг исчез, и теперь каждый вдох наполнял легкие до самого дна.
Утром, спустившись на кухню, она заметила сложенный вчетверо листок под солонкой. «Улетаю домой. Позвоню». Игорь не поставил даже подписи. Просто собрал вещи и уехал на такси в аэропорт.
Она позавтракала на той же террасе, глядя на утренний туман, стелющийся над виноградниками. Потом позвонила старому управляющему и попросила показать ей хозяйство.
Вечером зазвонил телефон. Екатерина увидела на экране имя свекрови.
— Катя! Что происходит? — возмущённый голос Нины Константиновны резал слух. — Игорь прилетел один, весь на нервах! Говорит, ты решила остаться там! Это правда?
Екатерина сделала глубокий вдох, глядя на завораживающий закат над виноградниками. Где-то далеко внизу мерцали огни маленького городка. Её городка.
— Да, Нина Константиновна, — спокойно ответила она. — Я возвращаюсь к своим корням. И знаете что? Впервые в жизни я чувствую себя по-настоящему счастливой.
