Суп булькал на плите последние минуты. Я сняла пробу — не хватало соли. Привычно потянулась к солонке и сыпанула щепотку. Игорь любит посолонее. Тридцать два года вместе, а он до сих пор не научился нормально солить еду, когда готовит сам.
Часы показывали начало шестого. Странно, муж обычно приходит не раньше шести тридцати. Хотя мог и задержаться — у него вечно какие-то встречи с клиентами до позднего вечера. Выключила плиту, закрыла кастрюлю крышкой.
Только собралась уйти в комнату — сериал досмотреть, — как услышала скрежет ключа в замке. Вот это да! Сегодня пораньше.
Дверь хлопнула. Игорево бормотание заставило меня остановиться. Он говорил по телефону каким-то… странным тоном. Так он обычно с начальством разговаривает — как-то заискивающе, но с нотками самоуверенности.
— Да, спасибо, что нашли время, Николай Иванович. У меня просто вопрос… чисто юридический, — голос мужа звучал приглушённо, будто он прикрывал рот рукой.
Я на цыпочках подошла к двери. Ещё со студенчества ненавидела подслушивать — мама всегда ругала за такое. Но что-то внутри царапалось кошкой, не давало покоя.
— Понимаете, квартира записана на жену… давно ещё, от её родителей досталась… Да, раздельное имущество.
Сердце ёкнуло. Наша квартира была подарком от моих родителей к свадьбе. Мы с Игорем въехали сюда через неделю после свадьбы, когда ремонт закончили.
— А что если… — муж понизил голос, я едва расслышала, — …в случае смерти супруги? Имею ли я право претендовать? Мы же тридцать два года в браке.
У меня ноги вросли в пол. Будто под дых ударили. Сразу всё похолодело. О чьей смерти он говорит? О моей? Я прижала пальцы к губам и зажмурилась.
— Ясно… обязательно нужно завещание… Без него никак? А если… — он замялся, — …если случится непредвиденное? Какие варианты?
Телефонный разговор прервался. Я услышала, как он скинул ботинки в прихожей. Быстро метнулась к плите, схватила полотенце. Руки дрожали, пальцы не слушались. Начала протирать столешницу, хотя она и так была чистой.
— Олечка, я дома! — крикнул Игорь, снимая куртку.
— На кухне, — ответила я, удивляясь, как спокойно звучит мой голос.
Он вошёл, поцеловал в щёку — привычно, мимоходом. Улыбнулся, будто ничего и не было. Словно он не обсуждал только что… что?..
— Ты чего так рано сегодня? — спросила, отворачиваясь к плите. Боялась, что выдам себя взглядом.
— Да клиент встречу отменил, решил домой поехать. Что-то ты бледная…
— Голова немного болит, — соврала, не глядя ему в глаза.
Всю жизнь считала, что у нас с Игорем нет тайн друг от друга. Что зря родители сомневались в нём тогда, перед свадьбой. Говорили: «Ольга, ты его ещё плохо знаешь». А я знала. Или мне так казалось?
Он ушёл переодеваться, а я смотрела ему вслед и чувствовала, как внутри всё переворачивается. Тридцать два года совместной жизни. Неужели он думает о моей смерти? И о квартире?
Не может быть. Я ослышалась. Не поняла контекст. Перепутала. Но страх уже поселился где-то под рёбрами, и я знала — избавиться от него будет непросто.
Разговор начистоту
Три дня я жила как во сне. Готовила завтраки, ходила на работу, отвечала на звонки дочери. Игорь ничего не замечал. Или делал вид.
По ночам ворочалась, прислушивалась к его дыханию. Тридцать два года спали на одной кровати, а теперь мне казалось, что рядом со мной — чужой человек. Когда он успел стать таким?
Под глазами залегли тени. Подруга Вера на работе спросила, всё ли у меня в порядке. Кивнула, улыбнулась. Не рассказывать же ей, что муж интересуется, достанется ли ему моя квартира после моей смерти.
В четверг не выдержала.
Игорь сидел в гостиной, листал спортивный журнал. Я села напротив, собралась с духом.
— Слушай, хотела спросить… — начала осторожно. — Ты ведь недавно консультировался с каким-то юристом?
Журнал дрогнул в его руках. Совсем чуть-чуть, но я заметила.
— С чего ты взяла? — Игорь не поднял глаз.
— Слышала, как ты разговаривал. По телефону.
Он медленно отложил журнал. Посмотрел на меня странным взглядом, будто прикидывал, сколько я знаю.
— А, ты об этом, — протянул он. — Обычная консультация. По работе.
Сердце колотилось, как бешеное. Я сцепила пальцы, чтобы не выдать дрожь.
— По работе? Странно. Мне показалось, ты спрашивал о нашей квартире.
Повисла тяжёлая пауза. В форточку постукивала ветка старого тополя — так же стучала, когда мы въехали сюда молодожёнами. Тогда Игорь обнимал меня за плечи и говорил: «Слышишь? Это наше дерево. Будет расти вместе с нашей семьёй».
— Оля, ты подслушивала? — в его голосе появились нотки раздражения.
— Случайно услышала, — я почувствовала, как к щекам прилила кровь. — Это правда?
Игорь встал, прошёлся по комнате. Потом резко развернулся ко мне.
— А что такого? — развёл руками. — Захотел разобраться, как всё устроено с нашим имуществом. Это преступление?
— С каких пор тебя это интересует? За тридцать лет ни разу не спрашивал.
Он фыркнул.
— Вот именно! Тридцать два года женаты, а я даже не знаю, что будет с квартирой, если… ну, если что-то случится.
— Если я умру, ты хотел сказать? — мой голос дрогнул.
Игорь поморщился, будто я сказала какую-то глупость.
— Не драматизируй. Просто уточнил на всякий случай. Мы с тобой не молодеем.
Внутри всё похолодело. Я смотрела на мужа и не узнавала. Человек, с которым прожила большую часть жизни, с которым вырастила дочь, вдруг стал мне абсолютно чужим.
— И что тебе сказал юрист? — спросила тихо.
Он плюхнулся обратно в кресло, забарабанил пальцами по подлокотнику.
— Что без завещания я мало на что могу рассчитывать. Квартира — твоя собственность.
— И тебя это задело?
— Ну а что? — он вдруг стал агрессивнее. — Мы же семья. Я имею право знать такие вещи!
— Знать — да. Но ты не просто интересовался. Ты спрашивал о «вариантах».
— Господи, Оля! Ты прямо как в детективе! «Варианты», «возможности» — обычные юридические термины.
Повисла пауза. За окном загудела машина — соседка Нина Степановна вечно паркуется под нашими окнами. Раньше Игорь всегда возмущался, а сейчас даже не заметил.
— Если бы я умер, тебе бы тоже стоило знать свои права, — добавил он уже мягче.
Я грустно усмехнулась.
— Только вот ты не консультировался о моих правах. Ты спрашивал о своих.
Он вскочил с кресла.
— Да что ты прицепилась! Ну поговорил я с юристом, и что? Хотел разобраться на всякий случай! Ты что, мне не доверяешь?
Этот вопрос повис в воздухе. Доверяю ли я ему? Человеку, который за моей спиной выяснял, как получить мою квартиру в случае моей смерти?
— Не знаю, — честно ответила я. — Сейчас — не знаю.
Игорь схватил куртку с вешалки.
— Я прогуляюсь, — бросил он. — Когда вернусь, надеюсь, ты перестанешь устраивать цирк из ничего.
Дверь хлопнула. Я осталась сидеть в кресле, глядя в одну точку. Внутри клубился страх — и что-то ещё. Злость? Обида? Нет. Осознание. Прозрение.
Впервые за тридцать два года я почувствовала, что мои права, мою собственность — меня саму — ставят под сомнение. Будто я была не женой, а преградой на пути к чему-то. К квартире?
Я обхватила плечи руками. В квартире вдруг стало холодно и неуютно. Словно чужой дом. Звякнул телефон — сообщение от дочери: «Мам, всё в порядке? Ты сегодня странно разговаривала».
«Всё хорошо, солнышко», — ответила я.
Самая большая ложь в моей жизни.
Последняя капля
Две недели прошли в странном напряжении. Мы с Игорем общались, будто ничего не произошло. Говорили о погоде, о работе, обсуждали новости, смотрели телевизор… но что-то неуловимо изменилось. Словно между нами выросла стеклянная стена — всё видно, а дотронуться нельзя.
Я подолгу лежала без сна. А Игорь храпел, как ни в чём не бывало.
Дочка позвонила, спрашивала, как у нас дела. Соврала, что всё нормально. Юля знала меня слишком хорошо.
— Мам, не хочешь ко мне на выходные приехать? Одна. Поболтаем.
— А папа? — спросила машинально.
— У вас что-то случилось? — в её голосе появилось беспокойство.
— Нет, всё… — запнулась, подбирая слово, — сложно. Потом расскажу.
Эти две недели я украдкой наблюдала за мужем. Заметила, что он часто запирается в своём кабинете, долго с кем-то шепчется по телефону. Шифруется? Или мне просто кажется?
Позавчера я чуть не попалась, когда прислушивалась к его разговорам. Он резко открыл дверь кабинета, а я едва успела сделать вид, что протираю пыль с книжной полки.
— Тебе помочь? — спросил он подозрительно.
— Справлюсь, — буркнула я.
За ужином мы молчали. Игорь поглядывал на меня, нервно постукивая вилкой по краю тарелки.
— Оля, может хватит? Выглядишь как шпионка.
— О чём ты? — я сделала вид, что не понимаю.
— Ты следишь за мной. Это… обидно.
Меня передёрнуло от такой наглости. Обидно? Ему — обидно?!
— Твоё недоверие утомляет, — добавил он.
Чуть не запустила в него тарелкой. Но сдержалась. За тридцать лет мы ни разу не скандалили так, чтобы полетела посуда.
А сегодня всё изменилось. Окончательно.
Игорь уехал на работу. Сказал, что вернётся поздно — важная встреча с клиентом. Он часто так говорил последнее время. Раньше я не придавала этому значения.
Я решила наконец разобрать хлам в кладовке. Пакеты со старыми вещами, сломанный торшер, лыжи, на которых никто не катался лет пятнадцать… И коробки. Много коробок с документами, квитанциями, счетами.
Возле шкафа, в дальнем углу, я натолкнулась на кожаную папку. Странно. Игорь обычно хранил все документы в своём кабинете. Открыла её, не ожидая ничего особенного.
И замерла.
Выписки с банковских счетов, о которых я не знала. Копии каких-то договоров. И листок — свежий, на нём дата недельной давности. Распечатка переписки по электронной почте.
«Уважаемый Игорь Владимирович, — говорилось в письме, — по поводу оценки объекта недвижимости (двухкомнатная квартира, адрес…). Предварительная рыночная стоимость составляет 7,5 млн рублей. В случае срочной продажи возможно снижение до…»
Мой адрес. Моя квартира.
«Потенциальный покупатель готов рассмотреть предложение при условии обременения в виде прописанных лиц…»
Кровь застучала в висках. Руки затряслись так сильно, что я выронила бумагу. Подобрала. Перечитала. Потом ещё раз.
Это не просто разговоры. Он планировал. Он уже действовал!
На обратной стороне листа — торопливая запись шариковой ручкой: «Узнать про возможность продажи без согласия супруги. «Вариант Н» — под вопросом».
Я опустилась на пол, прислонившись спиной к стене. Воздуха не хватало. В голове крутилось одно: «Вариант Н? Что это? Неужели…»
Нет. Не может быть. Не Игорь…
Схватила телефон. Набрала Веру — мою подругу, она работает в юридической фирме.
— Вера, прости… Странный вопрос… Муж может продать квартиру жены без её согласия?
— Оль, ты в порядке? — встревожилась она. — Нет, конечно. Если квартира оформлена на тебя, без твоей подписи ничего не выйдет. А что случилось?
— Нет, ничего, — мой голос звучал надтреснуто. — Помогаю подруге разобраться… с мужем.
Я сидела в кладовке, сжимая бумаги, и внутри поднималась волна… чего? Злости? Да. Обиды? Конечно. Но было что-то ещё. Болезненное осознание: человек, с которым я прожила полжизни, обдумывал, как забрать у меня самое ценное имущество.
Когда в замке повернулся ключ, было уже девять вечера. Я ждала за кухонным столом. Папка с документами лежала передо мной.
— Олечка, ты не спишь? — крикнул Игорь с порога. — А я тебе конфеты привез. Помнишь, как ты любила эти трюфели с…
Он осёкся, увидев выражение моего лица. Потом перевёл взгляд на папку.
— Это что? — спросил тихо.
— Твои вещи, — я постаралась говорить спокойно. — Нашла в кладовке.
Он побледнел. Кулек с конфетами опустился на тумбочку.
— Оля, это не то, что ты думаешь.
— А что я думаю?
— Это по работе, — замялся. — Я… рассматривал варианты для клиента.
— С моим адресом? — я открыла папку, ткнула пальцем в распечатку. — И что за «вариант Н»? Это «наследство»? Или что-то похуже?
Он рванулся к столу, попытался выхватить бумаги. Я вскочила, прижала папку к груди.
— Ты копалась в моих вещах! — его голос сорвался на крик.
— Твои вещи были в моей кладовке, — я не узнавала собственный голос. — В моей квартире.
Игорь сник, опустился на стул.
— Я всё объясню…
— Да я и сама вижу, — в горле стоял комок. — Ты хотел продать мою квартиру. И придумывал, как это провернуть без моего согласия.
— Оля, всё не так…
— А как?! — я почти кричала. — Объясни мне, как это понимать?
Он заговорил торопливо, сбиваясь, размахивая руками:
— Я просто… рассматривал варианты. На будущее. А вдруг нам придётся переезжать? Или… ну, знаешь… мы не молодеем. В случае чего я должен знать свои права.
— «В случае чего»? Это в случае моей смерти, да?
Он отвёл глаза.
— Ты всё неправильно поняла.
— Тогда объясни! Что я не так поняла?!
Он смотрел мимо меня, на стену, где висели наши свадебные фотографии. Молодые, счастливые, влюблённые. Я моргнула, отгоняя непрошеные слёзы.
— Это моя квартира, Игорь. Моя. И я тебе её не оставлю.
Он вдруг переменился. Выпрямился, глаза сверкнули.
— «Твоя»? А как же «наша»? Тридцать лет я был рядом с тобой, делил всё поровну! А теперь — «моя квартира»?
— Я не закладывала её, не брала кредитов, не просила тебя платить за неё. Никогда! — руки дрожали, но я старалась говорить ровно. — Это подарок от моих родителей. Ты знаешь, сколько они копили, чтобы мне её купить?!
— А я, по-твоему, кто? Чужой человек? — он стукнул кулаком по столу. — Я тоже имею право на эту квартиру! Ты мной пользовалась все эти годы!
Сердце сжалось. Я молча смотрела на этого человека, которого, оказывается, совсем не знала. И понимала — возврата нет. Это конец.
— Я не хочу тебя больше видеть, — сказала тихо.
Новое начало
Телефон надрывался всю ночь. Сначала отключила звук, потом вообще выдернула зарядку — осточертело.
Утром в дверь забарабанили. Юлька.
— Мам! — влетела в прихожую, даже куртку не сняв. — Ты чего трубку не берёшь?! Я чуть с ума не сошла!
— Не до тебя было, — буркнула я, гремя чайником.
Вторые сутки без сна. Два часа вздремнула — и то кошмары мучили. Голова чугунная.
— Папа где? — Юлька осмотрелась. Комната почему-то казалась больше без Игоревых вещей.
— У Серёги.
— У дяди Серёжи? — удивилась дочь. — С чего вдруг?
Я молча сунула ей чашку с чаем. Как объяснить-то? «Твой отец — скотина, которая тридцать лет притворялась, что любит меня, а на самом деле хотел забрать мою квартиру»? Звучит как бред сумасшедшей.
— Мам, да что стряслось-то? — Юлька присела рядом. — Поругались?
— Знаешь, — я потёрла виски, — всю жизнь думала, что такие истории только в газетах печатают. Про мудаков-мужей, которые жён обманывают. А оно вон как…
— Мамуль, ты пугаешь…
Я достала папку, сунула ей.
— Почитай. Открой глаза на папочку.
Пока дочь листала бумаги, я смотрела в окно. Тополя во дворе облетели. Голые такие, жалкие. Как и моя жизнь сейчас.
— Мам, это что за хрень?! — Юлька подскочила. — Папа квартиру продать хотел?
— Ага.
— Но как?! Квартира на тебя записана!
— Без понятия, — я пожала плечами. — Сама офигела.
Я краем глаза видела, как она мечется по кухне. Всегда так делала, когда нервничала — бегала туда-сюда, как тигр в клетке.
— Погоди, это что получается… — она остановилась, прижав ладони к щекам. — Папа за твоей спиной что-то мутил?
— Он теперь говорит, что я всё не так поняла, — я невесело хмыкнула. — Мол, это по работе.
— Но тут же наш адрес! — Юлька потрясла бумагами. — И его почерк!
— Вот-вот, — я кивнула. — Думала, он меня за дуру держит. А он меня вообще за человека не считает, оказывается.
Мы проговорили весь день. Я заварила ещё чаю, даже бутербродов нарезала — проснулся аппетит. Вроде и не плакали больше, даже смеялись, вспоминая какие-то эпизоды. Странно всё же. Будто тридцать лет и не было.
Юлька названивала отцу несколько раз. Один раз даже дозвонилась.
— Пап, это правда? Ты квартиру продать собирался?
Было слышно, как он что-то бубнил на том конце. Дочь психанула:
— Не держи меня за идиотку! Там адрес мамин! Расценки! «Вариант Н»!
Она швырнула трубку. Губы дрожали.
— Сказал — всё не так! Мать задолбала своей подозрительностью!
— Угу, — я только усмехнулась. — У нас так заведено. Бабы всегда виноваты.
К вечеру решились.
— Мама, надо к нотариусу идти, — сказала Юлька. — Срочно.
— Зачем? — удивилась я. — Квартира моя, никуда не денется.
— А ты документы посмотри! — дочь ткнула пальцем в папку. — Тут какие-то «варианты» прописаны. Мало ли, что он удумал?
На следующий день поехали к Нинке — моей однокашнице, она нотариус. Я обрисовала ситуацию. Нинка долго цокала языком.
— Жуть какая, Ольга, — она покачала головой. — И как он себе это представлял? Без твоей подписи квартиру не продашь.
— Вот и я думаю, — я теребила фантик от конфеты. — Если только…
— Что?
— Да каких только историй не бывает. Может подделку подписи планировал. Или… ещё чего похуже.
— Так, — Нинка подняла руку. — Хватит накручивать. Сейчас быстренько сделаем дарственную на Юлю, и закроем вопрос.
— Дарственную? — удивилась я.
— Ну да, — Нинка пожала плечами. — Подаришь дочери половину квартиры. Будешь дальше жить как жила, но муженёк твой уже ничего не сможет сделать. Даже если… — она замялась.
— Если что? Договаривай.
— Если этот «вариант Н» — что-то совсем нехорошее.
Я аж вздрогнула. Бред какой-то. Игорь — пройдоха и жмот, но не уголовник же.
— А ещё завещание оформим, — добавила Нинка. — На оставшуюся половину. Тоже на Юлю.
— Да делай, что хочешь, — махнула я рукой.
Когда вышли от нотариуса, на душе стало легче. Тревога отступила.
— Блин, мам, как ты вообще с ним жила? — Юлька взяла меня под руку.
— Как все, — я пожала плечами. — Притёрлись, привыкли. А в любовь-то я и правда верила.
— Позвонить ему, что ли, — вдруг сказала дочь. — Пусть живёт у дяди Серёжи, пока всё не утрясётся.
— Всё уже утряслось, — я покачала головой. — Не придёт он больше к нам. Гордость не позволит.
Мы шли по серому, мокрому от дождя проспекту. Асфальт блестел, отражая редкие огни. В воздухе пахло сыростью и немного бензином.
— А хочешь, я у тебя поживу? — спросила вдруг дочь.
— Ты? Со своими двумя котами? — я хмыкнула. — Да Барсик с Мотей всю квартиру разнесут.
— Ну а что? На лето поедем на море, приедем — они даже заметить не успеют, что переехали.
— На море? — я прищурилась.
— Ага, — Юлька улыбнулась. — Снимем домик с видом на пляж. Хоть недельку отдохнём, нормально. Папа ж вечно только в Турцию ездить хотел…
Я вздохнула. И правда. Игорь либо экономил на поездках, либо тащил в Турцию. А мне-то как хотелось в Крым, на наш родной юг…
— Знаешь, — я остановилась, — только сейчас поняла. Я ведь всю жизнь под него подстраивалась. Что есть, куда ехать, с кем общаться. Всё — под него.
— А теперь? — Юлька заглянула мне в глаза.
— А теперь… — я вдруг рассмеялась. — Теперь я на пенсии. И буду делать, что захочу!
— Правильно! — дочь обняла меня. — На пенсии жизнь только начинается!
Мы шли по вечернему городу, а впереди замаячило что-то новое. Какой-то путь, светлый и свободный. Без вранья, без подозрений, без обмана.
И знаете что? Мне нравилось, куда он вёл.