— Муж выбросил меня на улицу с двумя детьми, но через год он упал на колени и просил у меня денег…

— Привет, стрекоза, — раздался в трубке до тошноты знакомый голос. — Не ждала?

Кира замерла с флаконом духов в руке. Воздух в гардеробной, пахнущий сандалом и успехом, вдруг стал плотным и липким, как год назад в подъезде, где она ночевала с детьми.

— Что тебе нужно, Глеб?

Она заставила себя говорить ровно. Заставила себя не обернуться на смех Миши и Полины, доносившийся из детской.

— Сразу к делу. А где «как дела?», «что нового?». Мы же не чужие люди, Кирюш. У нас двое детей, напоминаю.

Он усмехнулся. Этот звук царапнул по нервам, как ржавым гвоздем по стеклу. Год. Целый год она не слышала этой усмешки, этого тона, в котором сквозило право на нее, на ее жизнь.

— Я помню. Что. Тебе. Нужно?

Кира поставила флакон на мраморную столешницу. Пальцы дрогнули, но голос — нет. Этому она научилась.

— Деньги.

Коротко и просто. Без извинений. Без прелюдий. Он не изменился.

— Ты серьезно?

— А я похож на шутника? — в его голосе прорезалась злость. — У меня проблемы, Кир. Серьезные. А у тебя, я смотрю, жизнь-малина. Дворец, муж-олигарх. Газеты не врут?

Она молчала, вглядываясь в свое отражение. На нее смотрела женщина в шелковом халате, с укладкой из дорогого салона. Не та замотанная, плачущая дура, которую он вышвырнул за дверь с двумя пакетами детских вещей.

— Неужели для твоего нового папика это проблема? Кинуть бывшему мужу его жены немного на жизнь.

Бизнес не пошел, понимаешь? С кем не бывает. Вложился в крипту, а она рухнула. Нужны деньги, чтобы отдать долги серьезным людям.

Кира представила, как он говорит это — развалившись в кресле, с той же наглой ухмылкой, уверенный, что она снова сломается. Что чувство вины, которое он вбивал в нее годами, сработает.

— Ты выбросил нас на улицу зимой, Глеб. Ты помнишь, что сказала Полина, когда мы сидели на вокзале?

— Ой, давай без этих твоих трагедий. Было и было. Я же не особняк прошу. Пять миллионов. Для вас это копейки. Заплати за мое молчание, если хочешь.

— Молчание? О чем?

— О том, какой ценой тебе досталась эта сладкая жизнь. Думаешь, твой Орлов обрадуется, если я ему расскажу пару пикантных деталей из нашего прошлого?

Дверь в гардеробную приоткрылась, вошел Дмитрий. Спокойный, уверенный, в идеально сшитом костюме. Он увидел ее лицо и нахмурился, беззвучно спросив: «Все в порядке?».

Кира смотрела на мужа, на его заботливый взгляд, и слушала шипение Глеба в трубке. Два мира. Тот, что она построила, и тот, что пришел ее разрушить.

— Так что, Кирюш? — не унимался Глеб. — Поможешь бедному родственнику? Ведь если он через год приползет на коленях просить денег, значит, дела совсем плохи.

Она медленно кивнула Дмитрию, давая понять, что все под контролем. И впервые за этот разговор в ее голосе появилась другая интонация. Не страх. А что-то очень холодное и острое.

— Где и когда? — спросила она.

Они встретились в безликом кафе торгового центра. Громкая музыка, смех подростков, запах попкорна — идеальное место, чтобы твой крик никто не услышал.

Старая привычка Киры — решать проблемы там, где меньше всего хочется устраивать сцену.

Глеб уже сидел за столиком. На нем был костюм, который отчаянно пытался казаться дорогим, но выдавал себя дешевым блеском ткани.

Он лениво помешивал ложкой в стакане с соком.

— Опаздываешь, — сказал он вместо приветствия, не поднимая глаз. — Нехорошо заставлять ждать отца своих детей.

Кира села напротив. Она положила на стол сумку, из которой не вынимала рук. Так было спокойнее.

— Я не буду давать тебе пять миллионов, Глеб.

— Да что ты говоришь? — он наконец поднял на нее взгляд. В его глазах плескалась откровенная зависть, разглядывая ее платье, кольцо на пальце. — Передумала?

А я ведь могу прямо сейчас твоему Диме позвонить. Номерок-то раздобыть не проблема.

— Я могу дать тебе триста тысяч. И помочь с работой. У Димы много связей, он…

Глеб рассмеялся. Громко, запрокинув голову. Несколько человек за соседними столиками обернулись.

— С работой? Ты серьезно? Ты хочешь, чтобы я, как пацан, ходил на собеседования? Ты совсем забыла, кто я, Кира? Я бизнесмен. Мне нужен стартовый капитал, а не подачки.

Его тон стал жестче, он наклонился вперед, понизив голос.

— Ты сидишь тут, вся такая правильная. Думаешь, я не знаю, как ты его получила? Рассказала ему, какой я монстр, а ты — бедная овечка? А про то, как ты мне звонила за неделю до знакомства с ним, выла в трубку, умоляла вернуться, рассказала? Думаю, ему будет любопытно.

Каждое его слово было рассчитанным ударом. Он бил по ее самому большому страху — что Дмитрий увидит в ней ту, прежнюю. Слабую, зависимую, раздавленную.

Кира молча достала из сумки чековую книжку. Она надеялась на этот компромисс. Она все еще пыталась решить все «хорошо», как привыкла.

— Я выпишу тебе чек на миллион, — ее голос был глухим. — Это все, что я могу сделать. Возьми его и исчезни из нашей жизни. Пожалуйста.

Она протянула ему вырванный листок.

Глеб взял чек двумя пальцами, поднес к глазам. Изучал его с преувеличенным вниманием, будто это был какой-то редкий артефакт.

А потом медленно, с наслаждением, разорвал его на четыре части.

— Ты меня унизить решила, да? — прошипел он. — Миллион? Это твоя благодарность за годы, что я на тебя потратил? За детей?

Он бросил обрывки ей на стол. Они упали на глянцевую поверхность, как мертвые бабочки.

— Пять миллионов, Кира. Или я не исчезну. Я стану вашим семейным проклятием. Я буду везде.

Звонить, писать, встречать детей из школы. Рассказывать им, какой у них замечательный новый папа и какая у них мама… интересная женщина. У тебя неделя.

Он встал, бросив на стол несколько мятых купюр за свой сок, и ушел, не оборачиваясь.

Кира сидела неподвижно, глядя на разорванный чек. Музыка орала, люди смеялись.

А она чувствовала, как внутри нее что-то твердеет, превращаясь из страха в холодную, тяжелую глыбу. Попытка договориться провалилась. Унизительно. Окончательно.

Неделя превратилась в пытку. Кира почти не спала, прислушиваясь к каждому звуку, вздрагивая от телефонных звонков.

Она пыталась придумать план, найти выход, но все мысли упирались в вязкий, липкий страх. Она боялась не за себя. Она боялась за ту жизнь, которую подарил ей и детям Дмитрий. За их покой.

На седьмой день он нанес удар.

Вечером, когда она забирала детей с занятий по рисованию, Полина была необычно молчаливой. Уже дома, укладывая ее спать, Кира заметила в руках у дочери яркую конфету на палочке, которую она точно не покупала.

— Полечка, откуда это у тебя?

Девочка посмотрела на нее испуганными глазами и прошептала.

— Меня сегодня дядя угостил. Он сказал, что он мой настоящий папа. И что он скоро заберет нас от плохого дяди Димы. Мама, мы ведь не уедем от папы Димы?

Что-то щелкнуло. Громко, оглушительно. Весь страх, вся паника, что мучили ее последние дни, испарились, оставив после себя звенящую пустоту, которая быстро заполнялась чем-то другим. Твердым. Несгибаемым.

Он подошел к ее детям. Он посмел их напугать. Он использовал их.

Всё. Хватит.

В этот вечер, когда Дмитрий вернулся с работы, его встретила не встревоженная жена, а совершенно другая женщина. Ее глаза были сухими, а взгляд — прямым и жестким.

— Нам нужно поговорить, — сказала она без предисловий, усаживая его в кресло в кабинете.

И она рассказала все. Не плача, не жалуясь. Она рассказала, как Глеб выгнал ее с детьми. Как она ночевала в подъезде. Как звонила ему и унижалась. Как боялась все эти годы, что ее прошлое разрушит ее настоящее. И как сегодня он посмел подойти к Полине.

Дмитрий слушал молча, его лицо каменело с каждой фразой. Когда она закончила, он не задал ни одного вопроса. Он просто взял ее руку.

— Что ты хочешь сделать? — спросил он. Его голос был спокоен, но в этом спокойствии чувствовалась сила.

— Я хочу, чтобы он исчез. Навсегда. Но не так, как он думает. Я не буду ему платить. Я хочу, чтобы он сам понял, что совершил самую большую ошибку в своей жизни.

Она посмотрела мужу прямо в глаза. И впервые увидела в них не только любовь и заботу, но и полное, безоговорочное одобрение ее самой темной стороны.

Через десять минут она набрала номер Глеба. Ее руки больше не дрожали.

— Я согласна, — сказала она ровным голосом. — Пять миллионов. Завтра в полдень. Я пришлю адрес. Приезжай один.

Глеб в трубке самодовольно хмыкнул.

— Вот и умница, стрекоза. Давно бы так.

Она повесила трубку. Адрес, который она ему отправит, был не банком и не рестораном. Это был адрес главного офиса корпорации Дмитрия Орлова.

Глеб вошел в стеклянный небоскреб с видом победителя.

Он расправил плечи в своем лучшем костюме и самодовольно оглядел холодную роскошь холла. Он шел за своими деньгами. За своей справедливостью, как он ее понимал.

Его проводили на сороковой этаж, в переговорную с панорамным окном во всю стену, из которого город казался игрушечным.

Кира уже была там. Она сидела во главе длинного стола, прямая и спокойная. На ней было строгое темно-синее платье. Рядом с ней сидел Дмитрий, а чуть поодаль — незнакомый мужчина с лицом, не выражающим никаких эмоций.

— Садись, Глеб, — Кира указала на стул напротив.

Самоуверенность Глеба слегка пошатнулась. Он ожидал увидеть ее одну, испуганную, с готовым чемоданом денег.

— А это еще что за цирк? — он дернул подбородком в сторону Дмитрия. — Семейный совет? Я вроде с тобой договаривался.

— Ты договаривался с моей семьей, — ровно ответил Дмитрий, не отрывая от него тяжелого взгляда. — А это немного другое.

Кира пододвинула к нему толстую папку.

— Пять миллионов, Глеб. Ты их хотел. Но мы решили, что просто отдать их тебе — это слишком скучно. Мы решили их в тебя… инвестировать.

Глеб недоуменно уставился на папку.

— Это что?

— Это твой бизнес, — пояснил мужчина с бесстрастным лицом, оказавшийся начальником службы безопасности Дмитрия.

— Точнее, то, что от него осталось. Долги, пара уголовных дел за мошенничество, которые вот-вот должны были возбудить. Очень рисковые активы.

Он открыл папку. На Глеба смотрели копии расписок, выписки со счетов, фотографии его встреч с очень неприятными людьми. Его лицо медленно меняло цвет.

— Мы погасили твои самые… срочные долги, — продолжила Кира. — Тем людям, которые не стали бы ждать решения суда. Считай это нашим подарком. Но взамен…

Дмитрий положил на стол несколько листов бумаги и ручку.

— Взамен ты подписываешь вот это. Полный отказ от родительских прав. И трудовой договор. На три года.

Глеб истерично рассмеялся.

— Вы с ума сошли? Я? Работать на тебя?

— Не на меня, — уточнил Дмитрий. — На одну из наших подрядных организаций.

В Якутии. Бригадиром на стройке. Зарплата хорошая. Условия… рабочие. Вернешься через три года. Без долгов и с чистой биографией.

— Да пошли вы! — взвизгнул Глеб, вскакивая. — Да я… да я вас уничтожу! Я всем расскажу!

— Расскажешь, — кивнул начальник безопасности и постучал пальцем по папке.

— Вот только после этого разговора твои слова будут стоить меньше, чем бумага, на которой они написаны. А вот эти документы… Эти документы лягут на стол следователю. Прямо сегодня. Выбор за тобой, Глеб.

Глеб обвел взглядом их лица. Спокойное лицо Киры. Железное — Дмитрия. Безразличное — охранника. Ни капли сомнения. Ни единого шанса. Он был в ловушке.

Он рухнул обратно на стул. Вся его напускная бравада слетела, как дешевая позолота. Перед ними сидел не хищник, а загнанный в угол, жалкий шакал.

Он дрожащей рукой взял ручку.

Когда последняя подпись была поставлена, Кира встала. Она обошла стол и остановилась напротив него.

— Ты говорил, что если мужчина через год приползет на коленях просить денег, значит, у него дела совсем плохи, — тихо сказала она.

— Ты не на коленях, Глеб. Но это только потому, что пол здесь слишком дорогой. Ты получил свой стартовый капитал. Начинай новую жизнь.

Она развернулась и пошла к выходу, не оборачиваясь. Дмитрий последовал за ней, положив ей руку на плечо.

В огромной переговорной, под взглядом бесстрастного охранника, остался сидеть сломленный человек. Победитель, который проиграл все.

Оцените статью
— Муж выбросил меня на улицу с двумя детьми, но через год он упал на колени и просил у меня денег…
Актрисы, которые отказываются раздеваться перед камерой