Ольга стояла у раковины, споласкивая последнюю тарелку, когда дверь хлопнула с такой силой, что задрожали стекла в серванте. Свекровь. Только она умела входить в чужой дом так, словно это был ее собственный замок.
— Что это такое? — Галина Петровна распахнула холодильник и уставилась на полупустые полки. — Где продукты? Где нормальная еда?
Ольга медленно обернулась. Внутри все сжалось в тугой узел раздражения. Пятничный вечер, она мечтала о спокойном отдыхе с мужем, а тут опять эти придирки.
— Галина Петровна, сегодня пятница, — спокойно ответила она, вытирая руки кухонным полотенцем. — За неделю все съели. Завтра с Борей большую закупку сделаем.
— А сегодня что есть будете? Воздух? — Свекровь захлопнула дверцу холодильника так резко, что банки внутри звякнули. — Я в твоем возрасте холодильник всегда полный держала!
Ольга крепче сжала полотенце в руках. Злость медленно поднималась по горлу жгучей волной. Всегда одно и то же — критика, сравнения, попытки показать ее несостоятельность.
— Мы с Борей что-нибудь закажем на вечер, — ровно проговорила она. — А завтра все купим и приготовим на неделю вперед.
— Закажете! — фыркнула Галина Петровна. — В мое время женщины готовили сами, а не заказывали еду непонятного происхождения!
— Времена изменились, — Ольга повесила полотенце на крючок, стараясь сохранить спокойствие. — Мы работаем оба, устаем. Иногда можно и заказать.
— Работаете! — передразнила свекровь. — А кто должен за домом следить? Разве не ты должна быть хозяйкой?
Что-то внутри Ольги оборвалось. Терпение кончилось. Она развернулась всем телом к свекрови, и в глазах появились стальные искры.
— Я и есть хозяйка! — четко произнесла она. — Хозяйка своего дома. И решаю сама, когда покупать продукты.
— Своего дома? — Галина Петровна выпрямилась, как струна. — Это дом моего сына!
— И мой тоже, — не отступила Ольга. — Я здесь живу, я здесь убираю, готовлю, создаю уют. И не позволю никому диктовать мне, как вести хозяйство.
Свекровь побледнела от возмущения. Ее руки задрожали, глаза сузились до щелочек.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать? — прошипела она. — Я старше, я опытнее!
— Опытнее в чем? — Ольга сделала шаг вперед. — В том, как портить настроение своими придирками? В том, как унижать невестку?
— Я хочу как лучше для сына!
— Нет, — твердо сказала Ольга. — Вы хотите показать свою власть. Но здесь вы не главная.
Галина Петровна открыла рот, но слова застряли в горле. Она не привыкла к такому отпору. Всегда Ольга молчала, терпела, извинялась. А сейчас стояла непреклонная, с поднятой головой.
Сквозь зубы свекровь процедила:
— Увидим еще, кто здесь главный. Увидим.
Она схватила сумочку, направилась к двери. На пороге обернулась:
— Борис узнает, как ты со мной разговариваешь!
Дверь хлопнула. Ольга осталась одна на кухне. Дрожь в руках постепенно утихала. Сердце колотилось, но внутри разливалось странное облегчение. Наконец-то она дала отпор.
Борис вернулся около восьми. Поцеловал жену в щеку, повесил куртку.
— Как дела? — спросил он, направляясь к холодильнику.
— Нормально, — Ольга наблюдала за мужем. — Твоя мама приходила.
— А, да, — Борис достал воду, усмехнулся. — Звонила мне. Жаловалась, что ты с ней грубо разговаривала.
Ольга напряглась. Вот оно. Сейчас начнутся упреки, лекции о том, как надо уважать старших.
Ольга осторожно спросила:
— И что ты ей ответил?
Борис открыл бутылку. Сделал глоток. И посмотрел на жену с неожиданной теплотой в глазах.
— Сказал, что впервые вижу, как кто-то переговорил мою мать. И что мне это нравится.
Ольга медленно выдохнула. Облегчение волной прокатилось по телу. Он не встал на сторону матери. Он понял.
— Правда? — тихо спросила она.
— Правда, — кивнул Борис. — Мама иногда перегибает палку. А ты молодец, что не стерпела.
Он подошел, обнял жену за плечи.
— Только в следующий раз предупреди меня заранее. Хочу посмотреть на это зрелище, — засмеялся он.
Следующие две недели Галина Петровна появлялась регулярно. Каждый визит превращался в попытку восстановить пошатнувшийся авторитет. Она критиковала Ольгину готовку, расстановку мебели, выбор штор. Но каждый раз получала спокойный, твердый отпор.
— У тебя суп пересоленный, — заявила свекровь во время одного из визитов.
— Мне и Борису нравится, — ответила Ольга, не поднимая глаз от тарелки.
— В мое время женщины умели готовить!
— А в наше время женщины умеют отстаивать свое мнение, — парировала Ольга.
Галина Петровна вскакивала, хватала сумку и уходила со словами: «Наглая девица!» Но каждый раз возвращалась, как будто надеясь наконец-то сломить сопротивление невестки.
В субботу свекровь напросилась на обед. Ольга приготовила котлеты с пюре, нарезала салат. Борис помогал расставлять тарелки, когда пришла его мать.
— Как аппетитно пахнет, — сказала Галина Петровна, усаживаясь за стол. — Хоть что-то получается.
Ольга промолчала. Она научилась пропускать мелкие уколы мимо ушей. Борис наливал компот, рассказывал о работе. Атмосфера была почти мирной.
— Кстати, — вдруг сказала свекровь, намазывая хлеб маслом. — Моя сестра поживет в твоей квартире месяц. Позаботься о ней в лучшем виде.
Ольга замерла с вилкой в руке. Внутри все оборвалось. Не просьба, не вопрос — приказ. Как будто она прислуга в собственном доме.
— Она не ест жирного, — продолжала Галина Петровна. — Молочка только обезжиренная. Мясо — только говядину, свинину не переносит. Овощи свежие каждый день. И никаких полуфабрикатов.
Ольга медленно положила вилку. Борис перестал жевать, внимательно посмотрел на жену.
— Нет, — тихо сказала Ольга.
— Что «нет»? — не поняла Галина Петровна.
— Нет. Ваша сестра здесь жить не будет.
Лицо свекрови изменилось. Брови сошлись к переносице, губы сжались в тонкую линию.
— Ты что себе позволяешь? — медленно проговорила она. — Это семья! Это родственники!
— Это мой дом, — не повысила голос Ольга. — И я решаю, кто здесь живет.
— Борис! — Галина Петровна повернулась к сыну. — Ты слышишь, как она разговаривает?
Борис отложил вилку, посмотрел сначала на мать, потом на жену. Ольга видела, как в его глазах происходит внутренняя борьба. Сердце екнуло — а вдруг он встанет на сторону матери?
— Мама, — медленно сказал он. — Хватит.
— Что «хватит»? — Галина Петровна выпрямилась на стуле.
— Хватит командовать в чужом доме, — твердо произнес Борис. — Хватит унижать мою жену. Я уже достаточно насмотрелся на твое поведение.
Муж защищает ее. Наконец-то.
— Я корю себя за то, что позволил этому зайти так далеко, — продолжал Борис. — Но больше не позволю.
— Борис! — вскрикнула мать. — Это я! Твоя мать! Я тебя растила!
— И я тебе за это благодарен, — он не отводил взгляд. — Но это не дает права вмешиваться в мою семейную жизнь.
— Значит, ты выбираешь ее? — Галина Петровна ткнула пальцем в сторону Ольги.
— Я выбираю справедливость, — ответил Борис.
Ольга нашла в себе силы говорить. Все накопленное за месяцы противостояния рвалось наружу жгучим потоком.
— Думаете, я не вижу, что вы делаете? — обратилась она к свекрови. — Каждый визит — попытка показать мне мое место. Каждое слово — упрек или сравнение.
Галина Петровна выкрикнула:
— Я хочу, чтобы мой сын был счастлив!
А Ольга повысила голос:
— Лжете! Вы хотите контролировать его жизнь! Хотите, чтобы я была удобной, молчаливой невесткой, исполняющей ваши прихоти!
— Как ты смеешь!
— Смею! — Ольга встала из-за стола. — Потому что это правда! Вы не можете принять, что у Бориса есть жена, которая любит его и которую любит он!
— Он меня любит больше! — закричала свекровь. — Я его мать!
— И поэтому разрушаете его семью? — Ольга шагнула ближе. — Поэтому пытаетесь поссорить нас?
— Я ничего не разрушаю!
— Разрушаете! Своими постоянными претензиями, попытками меня унизить! Но больше не получится!
Галина Петровна схватилась за сердце. Лицо ее покрылось красными пятнами. Дыхание стало прерывистым. А руки затряслись.
— Борис, — простонала она, голос срывался. — Неужели ты позволишь так со мной разговаривать? Неужели позволишь этой… этой выскочке оскорблять мать, которая всю жизнь тебе посвятила?
— Мама, Оля права, — устало сказал сын. — Ты действительно зашла слишком далеко.
— Слишком далеко? — Голос свекрови дрогнул, стал высоким, истеричным. — Я что, не имею права переживать за единственного сына? Не имею права видеть, как он живет?
— Имеешь, — твердо ответил Борис. — Но не имеешь права разрушать мою семью.
— Значит, так, — свекровь поднялась, качаясь. Слезы уже текли по щекам, размазывая косметику. — Выбирай: или я, или она. Или мать, которая тебя родила, выкормила, поднимала одна после того, как отец ушел… Или эта девица, которая даже борщ нормальный сварить не может!
— Мама, не надо…
— Выбирай! — закричала Галина Петровна, всхлипывая. — Кого ты любишь больше? Кто тебе дороже?
— Я уже выбрал, — спокойно ответил Борис. — Давно выбрал. Когда женился.
Эти слова прозвучали как приговор. Галина Петровна замерла, открыв рот. Лицо исказилось от боли, как будто ее физически ранили. Она смотрела на сына, как будто видела его впервые. В глазах блестели слезы. Слезы ярости, отчаяния и растерянности.
— Значит… значит, я для тебя больше никто? — прошептала она. — Значит, двадцать семь лет материнства ничего не значат?
— Значат, — тихо сказал Борис. — Но моя жена значит не меньше.
Галина Петровна качнулась, схватилась за спинку стула. Дыхание сбилось, в груди что-то сжималось болезненной судорогой.
— Ты меня предаешь, — выдохнула она. — Собственную мать… предаешь ради этой…
Она не договорила. Схватила сумочку дрожащими руками, направилась к двери, спотыкаясь. На пороге обернулась — лицо мокрое от слез, глаза красные.
— Когда она тебя бросит, — прошептала свекровь срывающимся голосом, — когда поймешь, что ошибся… не приходи ко мне. Никогда не приходи.
Дверь захлопнулась. В квартире повисла тишина.
Борис подошел к жене, обнял ее.
— Прости, — тихо сказал он. — Я должен был раньше это остановить.
— Главное, что остановил, — прошептала Ольга, прижимаясь к его плечу.
Галина Петровна шла по двору, спотыкаясь. Слезы текли по щекам, размазывая тушь. Сын выбрал жену. Единственный, любимый сын встал на сторону чужой женщины. Все рушилось. Все, что она строила годами — отношения, влияние, власть над его жизнью.
Она добралась до скамейки, рухнула на нее. Кругом было пусто. Даже собачники уже разошлись. Она осталась одна со своими амбициями и гордыней. Одна, потому что сама разрушила все связи, пытаясь подчинить, контролировать, властвовать.
А в квартире на четвертом этаже молодая семья наводила порядок после обеда. Впервые за долгие месяцы в доме царил мир.
