— Катя, ну что ты как маленькая? Где мы ещё такой шанс найдём? — Фёдор нервно постукивал пальцами по столу, глядя на жену. — Вон, флигель стоит недостроенный. Ну и что, что маленький? Зато СВОЙ будет!
Екатерина молча помешивала остывающий чай. За пятнадцать лет совместной жизни она научилась чувствовать, когда муж что-то задумал. Вот и сейчас… Началось всё как обычно — с разговора ни о чём, а закончилось предложением, от которого у неё внутри всё похолодело.
— Федь, ты сам подумай. Какие у нас деньги? — она подняла на мужа усталые глаза. — Я в школе уборщицей работаю, ты на заводе… Еле концы с концами сводим.
— Зато материалы дешёвые достать можно! — Фёдор оживился, придвинулся ближе. — У меня на заводе списанное берут за копейки. А руки-то у меня есть! Да и Данька поможет, он уже большой.
В соседней комнате что-то грохнуло, послышался смех и возня. Их дети — шестнадцатилетний Данил и восемнадцатилетняя Света — опять затеяли какую-то возню.
— Тихо там! — крикнула Екатерина. — Бабушку разбудите!
Раиса Петровна спала в своей комнате после обеда. Вот уже пятнадцать лет они делили с ней крышу над головой. Пятнадцать лет постоянных компромиссов, уступок и молчаливого недовольства.
— Кать… — Фёдор взял её за руку. — Ну сколько можно так жить? В тесноте, да не в радости. Вон, Светка замуж собралась — и правильно делает, что к жениху переезжать хочет. А Данька в армию пойдёт через год. Самое время начать…
Екатерина закрыла глаза. Перед внутренним взором промелькнули все эти годы: вечное недовольство свекрови, постоянные намёки на то, что они живут на её территории, бесконечные споры из-за коммунальных платежей… Может, и правда? Может, пора?
— А во сколько это встанет? — спросила она наконец.
Фёдор просиял: — Ну, смотри. Фундамент там уже есть, стены начаты. Крышу перекрыть, окна-двери поставить, отделку сделать… — он начал загибать пальцы. — Если экономить, то года за два-три осилим.
— За два-три года?! — Екатерина даже привстала. — Федь, ты в своём уме? А жить как?
— А как все живут? — он пожал плечами. — Потуже затянем пояса. Зато потом… — он мечтательно улыбнулся. — Представь: своя ванная, своя кухня. Никто над душой не стоит, не указывает…
В этот момент в кухню заглянула заспанная Раиса Петровна: — Чего расшумелись? — она недовольно поджала губы. — От вас на весь дом грохот.
— Да вот, мам, с Катей обсуждаем… — начал было Фёдор, но Екатерина его перебила: — Ничего, Раиса Петровна, мы уже заканчиваем.
Когда свекровь ушла, Екатерина повернулась к мужу: — Хорошо, давай попробуем. Только учти — если что, я на тебя всю оставшуюся жизнь жаловаться буду.
— Да ладно тебе! — Фёдор притянул её к себе. — Всё будет хорошо, вот увидишь!
Екатерина уткнулась носом в его плечо. От рубашки пахло машинным маслом и потом — запах, такой родной за эти годы. Может, и правда всё будет хорошо?
Первые месяцы дались особенно тяжело. Каждая копейка шла на стройматериалы. Света помогала экономить — старательно штопала одежду, готовила простые блюда из самых дешёвых продуктов. Данил после школы пропадал с отцом во флигеле — таскал кирпичи, месил раствор, учился класть стены.
— Вы что, с ума сошли? — возмущалась Раиса Петровна, глядя на их «макароны по-флотски» без мяса. — Довели детей до голодовки!
— Мам, ну какая голодовка? — отмахивался Фёдор. — Нормально всё. Зато смотри, как дело движется!
А дело действительно двигалось. Медленно, со скрипом, но двигалось. К концу первого года флигель уже стоял под крышей. Правда, без окон и дверей, с голыми стенами, но всё же…
Сын ушёл в армию, Света вышла замуж. В доме стало просторнее, да и расходов поубавилось. Екатерина устроилась подрабатывать по вечерам — мыла полы в супермаркете. Уставала страшно, но каждый дополнительный рубль приближал их к мечте.
Однажды вечером, когда они сидели во флигеле, разглядывая свежеоштукатуренные стены, Екатерина вдруг спросила: — Федь, а ты не думал… ну, как бы это сказать…
— Чего? — он повернулся к ней.
— Ну, участок-то мамин. И флигель, получается, тоже на её земле строим. А если… — она замялась. — Ну, мало ли что…
— Ты что несёшь?! — Фёдор аж подскочил. — Ты на что намекаешь?
— Да ни на что я не намекаю! — она тоже встала. — Просто думаю… Может, как-то оформить всё? Чтобы по закону…
— По закону?! — он побагровел. — Ты мне не доверяешь, что ли? Думаешь, я помру и оставлю тебя без угла?
— Да при чём тут это? — она всплеснула руками. — Просто…
— Нет уж, договаривай! — он навис над ней. — Сколько лет живём, а ты… Да я до восьмидесяти лет проживу, не дождёшься!
Он выскочил из флигеля, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка. Екатерина осталась стоять посреди недостроенной комнаты, глядя на белые разводы на полу.
«И правда, что это я? — подумала она. — Накаркаю ещё…»
Новоселье решили справлять, когда до конца было уже недалеко — оставалось на кухне обои доклеить, да в санузле потолок побелить, но Фёдор настоял: — Хватит уже в долгострой играть! Надо и праздник устроить.
Екатерина накрыла стол прямо на строительных козлах. Старенькая клеёнка, дешёвая колбаса, картошка с селёдкой — скромно, но от души. Фёдор с утра бегал по соседям, приглашал всех на «новую жизнь посмотреть».
Раиса Петровна, против обыкновения, не ворчала. Даже салат оливье приготовила — по старому рецепту, с докторской колбасой. — Ну что, — сказала она, оглядывая комнату, — жить можно. Со временем можно и второй этаж сделать.
Федор раскраснелся от волнения и выпитого: — Сделаем, мам! Ещё как сделаем! Вон, Данька из армии вернётся — такой терем забабахаем!
Соседи подтягивались постепенно. Тётя Валя из дома напротив принесла соленья, дядя Коля с женой — бутылку «Советского» шампанского. Набралось человек пятнадцать.
— А помнишь, Федь, как ты поначалу кирпичи клал? — смеялся сосед Витёк. — Криво-косо!
— Зато теперь ровно! — Фёдор стукнул кулаком по свежевыкрашенной стене. — Учимся помаленьку…
Он всё подливал себе и другим, хвастался планами на будущее. Щёки его пылали, глаза блестели. — Эх, заживём теперь! Внуков тут нянчить будем…
И вдруг осёкся на полуслове. Схватился за грудь, открыл рот, словно хотел что-то сказать — и стал медленно оседать на пол.
— Федя! ФЕДЯ! — Екатерина бросилась к нему. — Господи, да что ж такое?!
Скорая приехала быстро — минут через десять. Но было уже поздно. «Тромб», — коротко бросил врач. И добавил потише: «Мгновенная смерть. Он даже не мучился…»
Как прошли похороны, Екатерина помнила смутно. Вроде кто-то распоряжался, готовил, звал… Она сидела в углу большой комнаты, глядя в одну точку, и всё ждала, что сейчас хлопнет входная дверь и войдёт Федя — уставший, пропахший заводской смазкой, но живой.
Даня приехал на второй день — отпустили из части. Осунувшийся, повзрослевший, он теперь был так похож на отца, что у Екатерины сжималось сердце.
Раиса Петровна держалась неожиданно твёрдо. Командовала на поминках, принимала соболезнования, раздавала указания. Только по ночам иногда доносились из её комнаты глухие рыдания.
А потом… Потом начался кошмар.
Всё случилось как-то незаметно. Сначала приехала Марина — сестра Фёдора. Екатерина никогда особо с ней не общалась: та жила в соседнем городе, наезжала редко. А тут вдруг зачастила.
— Ой, мамочка, как же ты тут одна? — причитала она. — Надо что-то решать…
Решение нашлось быстро. У Марининой дочки — той самой, что была на сносях — муж грозился уйти, если не получит отдельное жильё. — Ну а что, — рассуждала Марина, — флигель-то всё равно пустует. Молодым самое то будет!
— Как это — пустует? — не поняла Екатерина. — А мы с Даней?
— А вы к своим поезжайте, — отрезала Раиса Петровна. — У тебя, чай, мать жива-здорова. Там и живите.
Екатерина не поверила своим ушам: — То есть как… к своим? А как же… Мы же строили…
— Что строили? — Раиса Петровна прищурилась. — Где бумаги? Договор есть? Расписки? Нету? Ну так о чём разговор?
— Мама! Вы же нас на улицу выгоняете! — только и смогла выдохнуть Екатерина.
— Я тебе не мама! — отрезала свекровь. — Был у меня сын — и нету. А ты… что ж ты думала? На готовенькое въехать? Не выйдет!
— Нет, ну вы видели? ВИДЕЛИ?! — Екатерина металась по маленькой кухне в материнской квартире. — Пятнадцать лет… ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ я для неё невесткой была! А теперь — нет, не мама!
Её мать, Анна Васильевна, только вздыхала. В двухкомнатной хрущёвке и так ютились впятером — она сама, младшая дочь с мужем и двое их детей. А теперь ещё Катя…
— Доченька, может в суд подать? — осторожно предложила она. — Там же ваши деньги вложены…
— Подала уже, — Екатерина рухнула на табуретку. — Знаешь, что адвокат сказал? Без документов — труба. Только если свидетели подтвердят…
Но свидетели молчали. Тётя Валя только глаза прятала: «Ой, Катюш, не помню я ничего…» Дядя Коля разводил руками: «А кто его знает, чьи там материалы были?» Даже Витёк, с которым Фёдор столько водки выпил, тот самый Витёк, что на новоселье байки травил — и тот отмалчивался.
Вчера пришло письмо от Данила из армии. Сердце сжалось, когда увидела знакомый почерк… «Мама, — писал сын, — я всё знаю. Сестра написала, что там у вас творится. Только ты не переживай — я уже всё решил. Здесь ребята говорят, на Кавказе по контракту хорошо платят. Как срочку закончу — сразу туда. Заработаю, вот увидишь! На квартиру накоплю, будет у нас с тобой свой угол…»
Екатерина смяла письмо, прижала к груди. Господи, да разве для этого они его растили? Чтобы под пули лез из-за угла?
Суд назначили на конец месяца. Екатерина готовилась к нему как к битве — составляла речь, собирала фотографии стройки, высчитывала потраченные суммы.
Но в день суда все заготовки полетели к чёрту. Когда Раиса Петровна встала и начала говорить, Екатерина поняла — это конец.
— Да, строили они. Кто ж спорит? — свекровь говорила спокойно, с достоинством. — Только ведь на моей земле строили, с моего разрешения. А теперь что ж получается? У меня дочка есть, внучка скоро родит, а я должна с невесткой в ванную очередь занимать? — Она повернулась к судье: — У них же там удобства, а у меня в доме только умывальник. Что ж я, не человек? На старости лет по морозу в туалет на улицу бегать?
— Мама, — Екатерина даже задохнулась от возмущения, — так мы же вас приглашали!
— Не надо мне ваших подачек! — отрезала Раиса Петровна. — У меня своя родня есть. Вон, Мариночка как обо мне заботится…
Судья — молодая женщина с усталыми глазами — разглядывала бумаги. — Значит, говорите, документов никаких нет? — спросила она. — Ни договоров, ни расписок?
— Нет, — прошептала Екатерина. — Не думали мы…
— Ну как же так, не думали? — судья покачала головой. — В наше время без бумаг никуда…
Приговор был предсказуем. По закону флигель принадлежал владелице участка — Раисе Петровне. А та уже успела переписать всё имущество на дочь.
После заседания судья задержала Екатерину в коридоре: — Простите, — сказала она тихо. — Я всё понимаю, но закон есть закон…
Домой Екатерина не пошла. Бродила по городу, пока не стемнело. Нужно было написать Дане, отговорить его от этой затеи с контрактом. Но какими словами? «Сынок, не надо, мы как-нибудь…» А как? В тесноте, да не в обиде — так, кажется, говорят?
Через неделю она пошла устраиваться сиделкой к парализованной старушке. Та предложила комнату в трёхкомнатной квартире — без права наследования, конечно. — Мне недолго осталось, — прошамкала старушка беззубым ртом. — А так хоть не одной помирать…
Екатерина согласилась. Выбора всё равно не было. Теперь оставалось только молиться, чтобы у Дани всё сложилось. И ждать — как ждут все матери, чьи сыновья уходят защищать родину. Пусть даже от этой родины им самим достался только угол в чужом доме…
Говорят, Раиса Петровна теперь каждый день ходит во флигель — мыться. А по вечерам сидит у окна и смотрит на дорогу. Может, ждёт кого? Хотя кого ей ждать — дочка рядом, внучка с правнуком под боком…
А Екатерина больше не плачет. Только иногда, меняя старушке пелёнки, думает: интересно, доживёт ли свекровь до того возраста, когда самой понадобится сиделка? И кто тогда будет носить её на руки в ту самую ванную, из-за которой всё и случилось?
Впрочем, какая теперь разница…
