Дама XVIII века, если ожидался «неудобный» младенец, знала проверенное средство – после того, как малыш появлялся на свет, его представляли ребёнком бедной родственницы. Или прислуги. Иногда настоящей матери позволяли выступить в роли крёстной, и тогда она могла на законных основаниях заботиться о малыше. И даже оставлять ему наследство. Получалась такая «мама понарошку». Делалось всё это, чтобы сберечь имя или избежать сплетен.
Элизабет Кортни Эллис принадлежала к самому высшему английскому обществу: её матерью была Джорджиана Кавендиш, герцогиня Девонширская. Красивая, знатная и очень обеспеченная дама однажды сделала шаг в сторону – и в результате, в феврале 1792 года, на свет появилась Элизабет. Оставить девочку в герцогской детской не позволил муж Джорджианы. Пришлось передавать малышку на попечение её настоящего отца, графа Чарльза Грея. Со временем герцогиня получила право общаться с дочерью и привозить ей подарки. Официально это представляли как «заботу о крестнице», хотя все понимали истинную подоплёку интереса Джорджианы. Но материнскую тоску редкие встречи излечить не могли. И герцогиня тайком писала очень грустные стихи:
Вдали от глаз цветок растёт…
В тени, без права на улыбку.
О, как же счастье было зыбко!
И как его недостаёт!
(перевод с англ. В.Шеиной)
К слову, у самой Элизабет в жизни всё сложилось преотлично: она получила великолепное воспитание и образование, вышла замуж по любви и стала матерью четверых детей. Одной из девочек дали имя Джорджиана, в честь «бабушки».
Столетием ранее французская маркиза Атенаис де Монтеспан была вынуждена скрывать сразу пятерых детей. Причём их отцом был король Франции, Людовик XIV! Но ситуация при Дворе сложилась такая непростая, что некоторое время государь предпочитал не афишировать правду. Во-первых, много хлопот доставлял муж маркизы. Во-вторых, у короля была официальная дама сердца – Луиза де Лавальер. Только в 1674 году Атенаис могла вздохнуть свободно: наконец-то её положение признали. Вскоре в Версаль привезли детей, и всем дали титулы. Но неопределённый статус маркизы сохранялся почти шесть лет! И всё это время её дети имели очень смутное представление, кто их настоящая мать.
Красавица графиня Харрингтон, прославившаяся при Дворе короля Георга III своим безупречным поведением, с негодованием описывала, как в 1781 году в часовне Сент-Джеймсского дворца крестили сразу нескольких младенцев. Кем они были – не говорилось, но фрейлины английской королевы Шарлотты одна за другой с радостью вызывались стать крёстными. Конечно же, графиня Харрингтон догадалась о происхождении малышей. Да и кто бы не догадался!
Крёстной своего собственного сына стала и Ольга Калашникова, крепостная Пушкиных. В 1826 году у Ольги родился мальчик, названный Павлом, которого исследователи считают сыном поэта. Проливают свет на этот эпизод биографии Пушкина и письма самого Александра Сергеевича к его другу, князю Петру Вяземскому:
«Видел ли ты мою Эду? Не правда ли, она очень мила?» — пишет Пушкин в мае 1826 года. И чуть позже, уже о ребёнке: «Отсылать его не хочется… а нельзя ли отдать в какую-нибудь деревню».
Мальчик Павел прожил всего 2 месяца. В его метрике против имени указано было, что родился он у крестьянина Иакова Иванова. А вот в качестве крёстной была записана… Ольга Калашникова. О поэте, разумеется, ни слова.
А вот мать писателя Ивана Тургенева свою дочь от домашнего врача не скрывала от других, но скромно представляла «воспитанницей». Девочку она искренне любила, наряжала, словно куклу, и отношение к ней заметно отличалось от поведения Тургеневой с сыновьями.
Были мамы понарошку, но были и папы. Князь Петр Иванович Репнин, как считали в обществе, являлся отцом прославленного художника Федора Рокотова. Дело в том, что крепостной Рокотов очень рано получил вольную, без каких-либо особенных причин, и ему представилась возможность учиться в Академии художеств. Содержание выплачивал Репнин, что тоже вызывало вопросы. Когда учат за свой счёт крепостных — это понятно. Но свободного и совершенно постороннего человека? Вряд ли.
А другой художник, Александр Агин, был сыном дворянина Елагина и его крепостной. И даже фамилию впоследствии получил почти, как у отца. По-другому придумали дать фамилию бастарду основателя Одессы, Иосифа Дерибаса. Мальчик значился в документах как Иосиф Сабир. Получилась фамилия отца, но только наоборот. Перовскими, в честь подмосковной вотчины отца, назывались «воспитанники» графа Алексея Разумовского. В том, что Разумовский был для них отцом, никто не сомневался.
Явление встречалось часто, и когда кто-то говорил «моя воспитанница» или «мой крестник», у многих появлялись понимающие улыбки на устах. Может быть, и литературная крёстная Золушки не просто так одаривает бедную девушку туфельками, платьем и каретой? Шарль Перро написал сказку в 1697 году, когда при французском Дворе было немало «крёстных», мам понарошку. Дитя вырастало у чужих людей, но со временем приходилось платить по счетам — устраивать «воспитанниц», выдавать их замуж, обеспечивать приданым. Или хлопотать о титуле для «крестника».
Мама понарошку могла быть близко к своему ребёнку, или находиться за сотни миль. Отношения с ребёнком могли сложиться самыми тёплыми, а иногда они едва знали друг друга. Строгий этикет предписывал свои правила. Так что тем, кто оказался в таком же положении, как герцогиня Девонширская, приходилось только смиряться.
