Утро вторника начиналось для Елены Петровны с привычной суеты. Солнце еще не успело толком подняться над крышами пятиэтажек, а она уже суетилась на кухне, готовя овсянку для внука Андрюшки.
Каждое утро было похожим на предыдущее: подъем в шесть, завтрак, сбор внука в школу, потом магазины, готовка, уборка. Ее жизнь, казалось, была расписана по минутам, и в этой рутине она находила своеобразный покой.
Сегодня, правда, покой был нарушен. Светлана, дочь, вошла с видом человека, который готовится к серьезному разговору. На ее лице играли тени, а губы были плотно сжаты. Елена Петровна сразу почувствовала неладное.
— Мам, нам нужно серьезно поговорить, — Светлана села напротив, отодвинув в сторону газету.
Елена Петровна поставила на стол чашку с чаем, стараясь выглядеть невозмутимой.
— Слушаю тебя, Света. Что случилось?
— Мы тут с Димой, — Светлана кивнула в сторону комнаты, где спал ее муж, — посоветовались и решили… В общем, нам надо расширяться. Андрюшка растет, ему нужна своя комната. А нам с Димой тоже хочется иметь свой уголок, не ютиться в гостиной.
Елена Петровна кивнула. Это не было новостью. Они жили в ее квартире уже почти десять лет, с тех пор как Светлана вышла замуж и родила Андрюшку. Двухкомнатная квартира, в которой они с ныне покойным мужем растили Светлану, казалась теперь тесной для троих взрослых и ребенка.
— И что вы решили? — голос Елены Петровны был спокойным, но внутри что-то екнуло. Она знала, что последует дальше.
— Мы подумали… У Димы есть своя квартира, студия. Мы могли бы ее продать и эту квартиру тоже продать. Добавить наши накопления, взять ипотеку и купить что-то побольше. Трехкомнатную, а может, даже четырехкомнатную.
Елена Петровна почувствовала, как по спине пробежал холодок. Ее квартира, ее символ независимости.
— И куда же я денусь? — спросила Елена Петровна, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Светлана быстро заговорила, словно ожидала этого вопроса и заранее подготовила ответ.
— Ну, мам, не волнуйся. Мы тебя не бросим. Мы подумали, что можно снять тебе комнату где-нибудь. Может даже в доме престарелых. Там за тобой будут хорошо ухаживать, ты будешь общаться с людьми своего возраста…
Елена Петровна почувствовала, как кровь приливает к лицу. Дом престарелых? Она? В свои 65, когда она полна сил и энергии, когда она сама ухаживает за ними, готовит, стирает, сидит с внуком?
— Светлана, ты что такое говоришь? — ее голос прозвучал жестче, чем она ожидала. — Какой дом престарелых? Я что, немощная? Я тебе мешаю?
— Да нет, мам, что ты! — Светлана тут же начала оправдываться. — Ты нам, конечно, не мешаешь. Просто… нам тесно. И это очень выгодное вложение. Твоя квартира сейчас стоит хорошо. Мы получим отличный первоначальный взнос.
— Моя квартира — это моя квартира, — Елена Петровна взяла себя в руки. — Это мое. Мой дом. Моя память.
— Ну нам же надо как-то размещаться, тут мы все не влезаем, сама ведь понимаешь, — Светлана не сдавалась. — А так мы будем жить как люди.
— Мы и так живем как люди. В моей квартире, — напомнила Елена Петровна.
На этом разговор зашел в тупик. Светлана ушла, а Елена Петровна осталась на кухне, глядя в окно. За окном начинался обычный день, но для нее он уже никогда не будет прежним. Предложение Светланы ударило по ней больнее, чем любая ссора. Это было не просто предложение продать квартиру, это было покушение на ее независимость, на ее чувство собственного достоинства.
Дни потянулись один за другим, наполненные неловким молчанием и скрытой напряженностью. Светлана то и дело возвращалась к этой теме, пытаясь убедить мать в «выгодности» сделки. Она приводила аргументы, рисовала схемы, рассказывала, как чудесно им будет жить в новой, просторной квартире, а Елене Петровне — в «уютном» пансионате или в снятой комнате.
— Мам, ну ты пойми, — тихо говорила Светлана как-то вечером, когда Дима и Андрюшка уже спали, — нам очень нужно это. Мы хотим для Андрюшки хорошее детство. Чтобы у него была своя комната, чтобы он мог заниматься, играть. А тут… Ну, сама видишь.
Елена Петровна слушала ее, а в голове у нее проносились воспоминания. Как они с мужем покупали эту квартиру, как они радовались, как обустраивали ее, как здесь росла Светлана. Эта квартира была наполнена ее жизнью, ее историей. И теперь ее предлагали продать, чтобы «пристроить» ее куда-нибудь.
— Света, ты понимаешь, что ты предлагаешь? — Елена Петровна наконец заговорила. — Ты предлагаешь мне отказаться от своего, чтобы вам было хорошо. А как же я? Я что, должна сидеть на чемоданах? Или жить в казенных стенах, среди чужих людей?
— Ну, мам, не драматизируй, — Светлана пожала плечами. — Это же не на всю жизнь. Потом, может быть, мы и тебе купим что-то.
— Потом, Светлана, потом… — Елена Петровна грустно улыбнулась. — Потом, когда я уже не смогу жить самостоятельно, когда буду действительно нуждаться в уходе. Тогда, наверное, вам и правда будет удобно «пристроить» меня в дом престарелых.
Разговор снова закончился ничем. Светлана обиделась, Елена Петровна чувствовала себя опустошенной.
Каждое утро она смотрела на свою дочь, на внука, и в душе боролись любовь и обида. Она любила их, но не могла простить этого посягательства.
Однажды вечером, когда Андрюшка спал, а Дима смотрел телевизор, Елена Петровна сидела в своей комнате. Она давно уже не чувствовала себя там по-настоящему дома. Все вещи были Светланы и Димы, ее же были только несколько фотографий на комоде, пара книг и шкатулка с украшениями. Она чувствовала себя гостьей в собственном доме.
Вдруг в дверь постучали. Это была Светлана. Она вошла, села на кровать, молча. Словно хотела поговорить, но не знала, с чего начать.
— Мам, — она тихо начала, — я понимаю, что тебе тяжело. Но… что нам делать? Мы же не можем так жить. Мы постоянно с Димой ругаемся из-за этого.
— Может быть, вы снимете квартиру? — предложила Елена Петровна. — На время, пока не накопите на первоначальный взнос. А я тут поживу одна, как и раньше.
Светлана тяжело вздохнула.
— Ну, мам, ты же знаешь, как сейчас дорого снимать. Ипотека — это единственный вариант.
— И продать мою квартиру — это единственный вариант? — Елена Петровна посмотрела на дочь.
— Ну… да, — Светлана отвела взгляд.
Наступило долгое молчание. Елена Петровна понимала, что эта ситуация не разрешится сама собой. Напряжение росло, и она чувствовала, как это влияет на всех. Андрюшка стал замкнутым, Дима избегал ее, а Светлана была постоянно раздраженной.
— Хорошо, — сказала Елена Петровна, и слова дались ей с трудом. — Я подумаю. Но у меня есть условие.
Светлана подняла голову, на ее лице появилась надежда.
— Какое?
— Если я продам свою квартиру, я живу с вами. И я тоже буду собственником. Вы покупаете квартиру, в которой у меня будет своя отдельная комната. Не гостиная, не проходная, а моя собственная комната, куда никто не будет заходить без моего разрешения. И я не поеду ни в какой дом престарелых.
Светлана кивнула, но ее взгляд был настороженным.
— А как же площадь? — спросила она. — Мы ведь хотели трешку. А с твоей комнатой это уже четыре нужно.
— Значит, ищите четыре, — спокойно ответила Елена Петровна. — Или придумывайте другой способ.
Светлана задумалась. Видно было, что она просчитывает варианты в уме.
— Хорошо, мам, — наконец сказала она. — Мы подумаем.
Следующие несколько недель были наполнены поисками. Светлана и Дима ездили по городу, осматривали квартиры. Елена Петровна намеренно не вмешивалась. Она решила, что раз уж ей приходится идти на такие жертвы, то они должны хотя бы выполнить ее условие.
Однажды вечером Светлана пришла домой сияющая.
— Мам! Мы нашли! — она чуть ли не прыгала от радости. — Четырехкомнатная квартира! На окраине, конечно, но там тихо, парк рядом. И Андрюшке школа хорошая есть близко. И… там есть комната, которая идеально тебе подойдет! С балконом!
Елена Петровна почувствовала небольшой укол сомнения. Окраина? Она всю жизнь прожила в центре. Но потом она подумала о своей собственной комнате, о балконе, о своем уголке. И согласилась поехать посмотреть.
Квартира действительно оказалась неплохой. Большая, светлая, с просторной кухней и, главное, с отдельной комнатой для нее. Комната была небольшой, но уютной, с окном, выходящим во двор, и отдельным балконом. В этот момент Елена Петровна почувствовала, как камень с души упал. Может быть, это и есть выход.
Продажа квартиры Елены Петровны заняла около двух месяцев. Это было непросто. Она прощалась с каждым уголком, с каждой стеной, которые хранили столько воспоминаний.
В день сделки, когда она подписала все бумаги и получила деньги, она почувствовала себя опустошенной. Вроде бы все шло по плану, но почему-то было так грустно.
— Ну что, мам, теперь мы богаты! — Светлана попыталась ее приободрить.
Елена Петровна только кивнула. Богатство ли это? Или потеря?
Переезд был хаотичным и изнурительным. Коробки, мебель, бесконечная суета. Новая квартира казалась огромной и пустой. Андрюшка был в восторге от своей новой, просторной комнаты. Дима был доволен, что у них наконец-то «своё жильё». А Светлана носилась по квартире, расставляя мебель, развешивая шторы, создавая уют.
Елена Петровна, хоть и устала, но тоже помогала. Она тихонько обустраивала свою комнату. Расставила свои книги, повесила фотографии, принесла из старой квартиры любимый цветок. Она чувствовала, как с каждым новым предметом, расставленным в ее комнате, в ней снова зарождается чувство дома.
Однажды вечером, когда все уже улеглись, Елена Петровна сидела на своем балконе. Было тихо, только издалека доносился шум машин. Она смотрела на звезды, и ей казалось, что она наконец-то снова обрела покой. Она не могла сказать, что решение было простым или безболезненным. Но оно было принято, и теперь она должна была жить дальше.
На следующий день, когда Светлана собирала Андрюшку в школу, Елена Петровна приготовила завтрак. Она поставила на стол любимые Андрюшкины сырники.
— Бабуль, это так вкусно! — Андрюшка, уплетая сырники, улыбнулся ей.
Светлана тоже улыбнулась.
— Спасибо, мам. Ты у нас такая замечательная хозяйка.
Елена Петровна взглянула на дочь. В ее глазах не было уже той настороженности, того давления. Была только усталость, но и какая-то новая, спокойная радость.
— Ну что, Светлана, — сказала Елена Петровна, — что будем делать с моим балконом? Может, там цветы посадим?
Светлана оживилась.
— О, да! Давай! У нас тут будет настоящий сад!
Они вместе сели за стол, обсуждая, какие цветы посадить, как обустроить балкон. В этот момент Елена Петровна поняла, что, несмотря на все трудности, они справились. Они нашли компромисс. Она не потеряла свою независимость, она просто переместила ее в новое, хоть и непривычное, пространство.
И хотя в ее душе еще оставался отголосок грусти по старой квартире, она знала, что теперь у нее есть свой уголок, где она может быть собой. А рядом — ее семья, которая, хоть и с трудом, но все же смогла понять ее. Жизнь продолжалась, и в ней, кажется, снова воцарился порядок.
Прошло еще несколько месяцев. Жизнь в новой квартире вошла в привычное русло. Андрюшка без проблем адаптировался к новой школе, у него появились новые друзья. Дима, после работы, стал чаще проводить время с сыном, чему Елена Петровна была очень рада.
Светлана, наконец-то, расслабилась. Она перестала быть такой напряженной, как раньше, и снова стала той доброй, заботливой дочерью, какой ее помнила Елена Петровна.
Ее комната стала ее гнездышком. Она проводила там вечера, читая книги, слушая радио. На балконе, как и договаривались, появились цветы. Герань, петунии, бархатцы — все цвело и радовало глаз. Елена Петровна чувствовала себя намного свободнее. Она могла закрыть дверь и наслаждаться тишиной, не чувствуя себя виноватой за то, что ей хочется побыть одной.
Однажды, когда Елена Петровна сидела в своей комнате и шила что-то для Андрюшки, в дверь постучали. Это была Светлана. Она вошла и села на стул, который стоял у окна.
— Мам, — она замялась, — я хотела… Хотела еще раз сказать спасибо. За то, что ты согласилась. Я знаю, как тебе было тяжело. Но нам здесь так хорошо. И Андрюшке так нравится своя комната.
Елена Петровна отложила шитье и посмотрела на дочь.
— Я рада, что вам хорошо, Света. Это самое главное.
— А ты? — тихо спросила Светлана. — Тебе хорошо?
Елена Петровна улыбнулась.
— Мне… мне тоже хорошо. У меня есть своя комната, мой балкон. И вы рядом. Это то, что нужно.
Светлана встала, подошла к матери и обняла ее. Это был неловкий, но искренний жест.
— Мы тебя очень любим, мам, — прошептала она.
Елена Петровна обняла дочь в ответ. В этот момент она почувствовала, что все было не зря.
