— Слушай, я всё пытаюсь понять: зачем тебе каждое воскресенье устраивать кулинарный марафон, как будто Новый год на носу? — Алексей лениво облокотился на стол, подперев подбородок рукой, и смотрел, как мать ловко орудует скалкой.
— А что, семейный обед — не повод? — Мария Ивановна подняла глаза и тепло улыбнулась сыну.
Кухня в тот июльский день купалась в солнечном свете. Лучи пробивались сквозь занавески, рассыпая по выцветшим обоям золотистые блики.
Мария Ивановна распахнула окно, и в комнату тут же ворвались звуки двора: звонкий смех детей, скрип ржавых каруселей, обрывки соседских разговоров. Аромат дрожжевого теста смешивался с лёгким ветром, доносящим запах скошенной травы.
Квартира семьи Смирновых стояла в сердце маленького городка, где каждый житель знал друг друга в лицо, а сплетни разносились быстрее голубиной почты.
Просторная трёшка с высокими потолками была их крепостью: потёртая мебель, пожелтевшие фотографии в рамках, полки с книгами, которые никто не открывал годами, но выбросить рука не поднималась.
— Мам, у тебя мука на щеке, — хмыкнул Алексей, потягиваясь.
— А у тебя лень в глазах, — тут же отозвалась Мария Ивановна, не отрываясь от теста. — Хватит валяться, иди лучше приборы расставь.
Алексей нехотя поднялся, зевнул и потянулся к шкафу за тарелками. В свои тридцать три он всё ещё жил с родителями, подрабатывал дизайнером на удалёнке и любил повторять, что «ищет своё призвание».
Высокий, с вечно растрёпанной шевелюрой, он считал себя человеком искусства. Его комната напоминала творческий хаос: ноутбук, синтезатор, гора sketchbook’ов и старый фотоаппарат, покрытый слоем пыли.
В этот момент входная дверь загудела звонком.
— Это, наверное, Ленка, — бросил Алексей, направляясь к серванту.
Мария Ивановна отряхнула руки о фартук и поспешила в прихожую. Оттуда донеслись радостные возгласы, шорох пакетов и чмоканье.
— Вы не поверите, я полчаса кружила, чтобы машину поставить! Всё занято, пришлось бросить её через два двора, — Елена шагнула на кухню, поставив на стол коробку с пирогом. — Привет, лентяй.
— Я не лентяй, я свободный художник, — парировал Алексей, обнимая сестру.
Елена, в свои тридцать шесть, была полной противоположностью брата. Всегда собранная, с идеальной укладкой и выглаженной одеждой, она выглядела так, будто только что сошла с обложки журнала. «Как из-под пресса», — шутила про неё мать.
Окончившая медуниверситет с красным дипломом, она работала в престижной клинике и уже обзавелась собственной квартирой в новостройке.
— Папа где? — спросила Елена, стягивая лёгкий плащ.
— В гараже, как обычно, с машиной колдует, — ответила Мария Ивановна, доставая телефон. — Сейчас наберу его.
Она быстро набрала номер мужа. Иван Сергеевич откликнулся не сразу, голос звучал раздражённо — явно оторвали от дела.
— Ваня, Лена приехала. Обед скоро, давай домой.
— Минут через двадцать буду, — буркнул он и отключился.
Елена взяла нож и принялась шинковать овощи для салата, ловко нарезая помидоры идеальными ломтиками. Алексей, звеня тарелками, неуклюже двигался по кухне.
— У нас в клинике вчера такой аврал был, — начала Елена, не поднимая глаз от разделочной доски. — До десяти вечера задержалась. Привезли пациента с приступом прямо перед закрытием.
— Ну, зато у тебя всё по полочкам, — заметил Алексей. — Не то что у меня. Клиент третий раз макет завернул, сижу, перерисовываю.
— Может, меньше мечтать, больше делать? — поддела его Елена.
— О, пошла классика, — закатил глаза Алексей. — Ты прям как мама.
Дверь в прихожей хлопнула — вернулся Иван Сергеевич. Он вошёл на кухню, поцеловал дочь в лоб, хлопнул сына по спине и тяжело плюхнулся на стул.
В свои шестьдесят шесть он держался бодро: крепкий, с густой сединой и ясным взглядом, он всё ещё оставался главой семьи.
— Ну, как дела у вас, молодёжь? — спросил он, потирая ладони.
За столом разговор лился сам собой: о жаре, о соседских сплетнях, о подорожавших запчастях. Мария Ивановна хвалила тётю Любу, что напротив, за её розы, которые взяли приз на местной выставке.
Иван Сергеевич ворчал про цены на бензин. Алексей делился планами на новый дизайн-проект, а Елена рассказывала про странного пациента, который требовал укол «от всего».
Когда подали пирог, Мария Ивановна кашлянула и посмотрела на мужа.
— Мы с отцом хотели вам кое-что сказать, — начала она, поправляя волосы.
Елена и Алексей замолчали, насторожившись.
— Мы составили завещание, — продолжила мать. — Квартира, дача под Анапой и машина — всё достанется Алексею.
Елена замерла, ложка в её руке дрогнула.
— А мне что? — тихо спросила она.
— У тебя же своя жилплощадь, дочка, — ответил Иван Сергеевич, глядя в тарелку. — А Лёха — парень, ему семью заводить пора. Нужна база.
— База? — переспросила Елена, голос её стал резче. — То есть я, которая три года маму на обследования возила, папу после больницы выхаживала, каждые выходные тут с вами — я базы не заслужила? А наследник ваш, который только и делает, что «ищет себя», — он прям опора рода?
Тарелка звякнула — Елена бросила ложку на стол. Её лицо вспыхнуло.
— Леночка, ну ты же знаешь, Лёша у нас такой… творческий, — мягко сказала Мария Ивановна. — Ему сложнее.
— А мне, значит, легко? — Елена резко встала. — Спасибо, что просветили.
— Лен, ты куда? — растерянно спросил отец.
— Домой, — отрезала она, хватая сумку. — Устала быть вашей запасной шиной.
Дверь хлопнула, и в кухне стало тихо.
Елена гнала машину через город, сжимая руль до побелевших костяшек. Слёзы застилали глаза. На светофоре она ударила ладонью по баранке.
— Опора рода! Как в сериале про дворян! — выкрикнула она в пустоту салона.
Дома её встретила тишина маленькой, но уютной квартиры. Цветы в горшках, пара полок с книгами, диван с мягкими подушками — всё здесь было её. Она кинула сумку на пол, налила воды и выпила одним глотком. Часы показывали пять вечера. Обычно в это время она была бы у родителей.
Телефон трещал от звонков: мать, отец, снова мать. Елена выключила звук и ушла в спальню. Включила музыку погромче и принялась за уборку — протирать полки, разбирать шкаф, лишь бы занять руки.
К вечеру позвонила подруга Катя.
— Лен, ты где? Я тебе с трёх часов дозвониться не могу!
— Прости, телефон на беззвучке, — ответила Елена, перекладывая стопку свитеров. — Тут такое… даже не знаю, с чего начать.
Она выложила всё: про обед, завещание, про «опору рода».
— Серьёзно? — протянула Катя. — Я бы на твоём месте тоже взорвалась. Слушай, а может, это шанс? Ты сколько лет на них пашешь? Каждые выходные — у них, все проблемы — твои. Пора и о себе подумать.
— Да не в наследстве дело, — вздохнула Елена. — А в том, что я для них — как мебель. Есть — и ладно. А Лёха — принц на белом коне.
— Вот именно! Пусть теперь принц и бегает, — хмыкнула Катя. — Давай в воскресенье в баню сходим? Давно тебя зову.
— Знаешь, а давай, — улыбнулась Елена.
В воскресенье утром, пока она собиралась, позвонила мать.
— Леночка, у нас труба на кухне лопнула. Лёша на какой-то выставке до конца недели. Не могла бы ты приехать, сантехника вызвать?
Елена стояла с тушью в руке, глядя в зеркало. В груди боролись привычка и обида.
— Мам, у меня идея, — спокойно сказала она. — Зови своего наследника. Пусть приезжает и чинит. Я теперь в отставке.
— Но он же в другом городе! А вода уже по полу! — запаниковала Мария Ивановна.
— А я теперь далеко от ваших планов, — отрезала Елена. — Это ваш выбор. Я его уважаю. Но теперь мне пора жить своей жизнью.
Она положила трубку. Сердце колотилось, но в душе было легко.
В бане Елена не могла расслабиться. Массажистка просила её не напрягать спину, но плечи всё равно каменели.
— Лен, ты как на допросе, — заметила Катя, лёжа в сауне. — О родителях думаешь?
— Нет, о работе, — соврала Елена.
Телефон снова зазвонил: отец, мать, снова отец. Сообщение: «Лена, соседей затопило. Это не шутки».
— Иди уже, — вздохнула Катя. — Вижу же, как тебя корежит.
— Нет, — упрямо сказала Елена. — Они мной пользовались. Пора им понять, что я не вечный костыль.
— А вдруг это ты без них не можешь? — тихо спросила Катя. — «Дочь на все руки», «спасительница семьи» — это ведь тоже твоя роль.
Елена промолчала, глядя на пар, поднимавшийся от камней.
Дома вечером она увидела десяток пропущенных. Наконец, сообщение от отца: «Сантехник приехал. Всё уладили. Не переживай».
В понедельник вечером в дверь постучали. На пороге стояли родители — тихие, с виноватыми лицами.
— Можно поговорить? — начал Иван Сергеевич.
Елена молча пропустила их внутрь. Они сели на диван, непривычно ссутулившись.
— Чаю хотите? — предложила она.
— Нет, мы ненадолго, — ответила мать. — Лена, мы с отцом… мы виноваты.
— В чём именно? — уточнила Елена, скрестив руки.
— Что не ценили тебя, — сказала Мария Ивановна. — Всё твоё время, твою заботу — мы принимали как должное.
— А Лёшу жалели, — добавил отец. — Он с выставки не вернулся. Сказал, там заказ подвернулся. Мы остались одни — и поняли, как много ты для нас делала.
— Я устала быть единственной взрослой, — тихо сказала Елена. — Не из-за денег или дачи. А потому, что вы меня вычеркнули, будто я не часть семьи.
Мария Ивановна сжала её руку.
— Мы не хотели. Просто думали, ты сильная, справишься со всем.
— А Лёша слабый? Ему тридцать три, папа, — Елена посмотрела на отца. — Пора ему взрослеть.
— Ты права, — кивнул Иван Сергеевич. — Мы решили: квартиру поделим пополам, дачу продадим, деньги тоже разделим. А машина — тому, кто будет нас возить.
Елена усмехнулась:
— То есть за руль всё равно придётся драться?
— Ну, мы не молодеем, — развёл руками отец.
Они обнялись, и напряжение спало.
Елена встретилась с братом в кафе. Алексей сидел, хмурый, теребя салфетку.
— Добилась своего? — буркнул он.
— Я хотела справедливости, — спокойно ответила Елена. — Коль, тебе пора брать ответственность. Мне одной это надоело.
— Легко говорить, когда у тебя всё налажено, — огрызнулся он.
— Налажено, потому что я работала, — Елена наклонилась ближе. — А ты? Когда начнёшь жить своей головой?
Он промолчал.
— Давай делить обязанности, — предложила она. — Я вожу маму к врачу по чётным, ты — по нечётным. Уборка — раз в месяц каждому.
— График напишешь? — хмыкнул Алексей.
— Если надо, напишу, — серьёзно ответила Елена. — Главное, не срывай.
— Ладно, — кивнул он. — Пожалуй, ты права. Я привык, что ты всё тащишь.
— Все привыкли, — улыбнулась Елена. — Но теперь будем по-другому.
Они сидели в кафе, обсуждая детали, и впервые за долгое время говорили на равных — как брат и сестра, а не как «спасительница» и «вечный ребёнок».
