— …так что завтра идём покупать билеты! Представляешь, мам? Наконец-то! Прямые, до самого океана, — голос Вики звенел от неподдельного счастья. Она поставила на стол коробку с пирожными из любимой кондитерской матери — маленький ритуальный дар, призванный смягчить новость и разделить радость. Андрей, её муж, сидел рядом, молчаливо улыбаясь. Он обнимал её за плечи, и в этом простом жесте была вся история их последних трёх лет: бесконечная работа, экономия на всём, отказы от мелких удовольствий ради одной большой мечты. И вот, она была почти осязаема.
Мать, Валентина Петровна, до этого момента сдержанно улыбавшаяся, замерла с чашкой в руке. Улыбка не просто исчезла — её будто стёрли с лица ластиком, оставив после себя жёсткую, непроницаемую маску. Она медленно поставила чашку на блюдце, и сухой стук фарфора прозвучал в уютной кухне неуместно громко.
— Какой ещё отпуск? — её голос был лишён всякой теплоты, он стал плоским и металлическим. — Вы что, с ума сошли оба?
Вика с Андреем переглянулись. Предвкушение праздника начало испаряться, уступая место знакомому, тягучему напряжению, которое всегда возникало, когда речь заходила о деньгах или планах, не вписывающихся в картину мира Валентины Петровны.
— Мам, мы же тебе рассказывали. Мы три года копили. Мы заслужили, — осторожно начала Вика, всё ещё надеясь, что это просто минутное помутнение.
— Заслужили? — Валентина Петровна медленно поднялась из-за стола, опираясь на него костяшками пальцев. Она была невысокой, но в этот момент казалось, что она заполняет собой всё пространство кухни. — Твоя сестра, Лера, в долговой яме задыхается! У неё кредиты, проценты капают каждый день! Она ночами не спит, думает, как из этого выбраться, а ты тут про океан мне рассказываешь? У тебя совесть вообще есть, Вика? Она — твоя кровь! А ты собираешься тратить деньги на песок и пальмы, когда твоя сестра на грани пропасти?
Обвинения летели, как камни. Каждое слово было выверено, чтобы ударить побольнее. Валентина Петровна не кричала. Она говорила с давлением, с силой пресса, превращая воздух в вязкую, удушающую массу. Андрей напрягся, его рука на плече Вики стала твёрже, превратившись из нежного жеста в опору. Он знал, что сейчас его роль — быть скалой, о которую разобьются волны.
Вика молчала, давая матери выговориться. Она не перебивала, не оправдывалась. Она просто смотрела на неё, и в её взгляде не было ни обиды, ни вины. Там был холодный, аналитический интерес, как у учёного, наблюдающего за предсказуемой химической реакцией. Когда поток слов иссяк, и Валентина Петровна тяжело выдохнула, ожидая слёз, раскаяния или хотя бы спора, Вика сделала то, чего никто не ожидал.
Она спокойно, без малейшей суеты, наклонилась, открыла свою сумку и достала оттуда небольшой блокнот в твёрдой обложке и дорогую перьевую ручку. Щелчок колпачка прозвучал в наступившей тишине как выстрел. Она открыла чистую страницу.
— Хорошо, мама. Я поняла, — её голос был абсолютно ровным, лишённым каких-либо эмоций. — Ты предлагаешь нам с Андреем выступить инвесторами в проекте по финансовому оздоровлению Леры. Это серьёзное предложение, и к нему нужно подойти ответственно.
Валентина Петровна опешила, её рот приоткрылся от изумления. Она была готова к скандалу, к слезам, к чему угодно, но не к этому ледяному, деловому тону.
— Чтобы мы рассмотрели вашу заявку, — продолжала Вика, водя ручкой по бумаге, словно делая пометки, — предоставьте, пожалуйста, следующие документы. Первое: полную выписку по всем кредитам Леры с указанием точных сумм, процентных ставок и наименований кредиторов. Второе: подробный отчёт о её доходах и расходах за последний календарный год. И третье: бизнес-план по выходу из кризисной ситуации, подписанный лично Лерой. Мы должны видеть, как именно и в какие сроки она собирается возвращать нам деньги.
Она подняла глаза на мать.
— Мы не занимаемся благотворительностью для финансово безграмотных. Как только полный пакет документов будет готов, мы его рассмотрим в течение трёх рабочих дней и дадим свой ответ. А пока, извини, нам пора. Билеты сами себя не купят.
Глянцевые, пахнущие типографской краской билеты лежали на кухонном столе — два прямоугольника плотного картона, символизирующие победу над рутиной. Вика и Андрей сидели друг напротив друга, пили утренний кофе и молчали. Слов было не нужно. После вчерашнего визита к матери они действовали как единый, слаженный механизм. Заехали в турагентство, без лишних обсуждений выбрали отель, оплатили и вот теперь смотрели на материальное воплощение своей цели. Это было их общее достижение, выстраданное и оттого ещё более ценное.
Настойчивый, требовательный трезвон домофона разорвал утреннюю идиллию. Андрей вопросительно посмотрел на Вику. Они никого не ждали. Вика подошла к трубке.
— Да?
— Это я, открой, — голос сестры, Леры, был намеренно жалок и надломлен.
Вика нажала кнопку, не меняясь в лице. Она вернулась за стол как раз в тот момент, когда в дверь позвонили. Андрей пошёл открывать. Через минуту в кухню вошла Лера. Она выглядела как актриса, играющая роль мученицы в малобюджетном спектакле: чуть припухшие глаза, скорбная складка у губ, поникшие плечи. При этом маникюр был свежим, а от волос пахло дорогим салонным уходом. Она остановилась на пороге, её взгляд упал на билеты, и лицо исказилось так, словно она увидела змею.
— Я не верила маме. Думала, она преувеличивает, — проговорила Лера, её голос был полон трагизма. — Но вы и правда это сделали. Купили.
— Сделали что, Лера? Купили билеты в отпуск, на который сами заработали? — Вика отпила кофе, её тон был спокойным, почти безразличным. Она не предложила сестре сесть или выпить кофе. Она просто ждала.
Лера прошла в кухню, опустилась на стул, картинно уронив руки на колени. Она явно рассчитывала на сочувствие, на эмоциональную реакцию, но наткнулась на стену вежливого равнодушия. Андрей молча встал и начал демонстративно мыть свою чашку, показывая всем своим видом, что он лишь сторонний наблюдатель в этом представлении, но наблюдатель, целиком и полностью находящийся на стороне своей жены.
— Ты хоть представляешь, каково мне? — начала Лера, переходя к основной части своей миссии. — Я сплю по три часа в сутки. Телефон разрывается от звонков коллекторов. Я боюсь выходить из дома. Я думала, ты моя сестра, моя поддержка. Думала, мы — семья. А ты… ты покупаешь билеты на море. Как ты можешь радоваться, зная, что я в таком положении?
Она говорила, тщательно подбирая слова, пытаясь уколоть побольнее, вызвать чувство вины. Она апеллировала к детству, к общим воспоминаниям, к родственным узам — ко всему, что обычно работало безотказно. Но Вика оставалась непробиваемой.
— Где документы? — спросила она, когда Лера сделала паузу, чтобы перевести дух.
Лера замерла, не сразу поняв вопрос.
— Что? Какие ещё документы?
— Которые я просила у мамы. Выписки со счетов, отчёт о доходах и расходах, бизнес-план. Ты же пришла обсудить инвестиции в твою финансовую стабильность? Я жду пакет документов для анализа. Без них разговор не имеет смысла.
Это был удар ниже пояса. Лера ожидала чего угодно: криков, упрёков, слёз, споров. Но эта холодная, отстранённая деловитость выбивала у неё почву из-под ног. Она пришла манипулировать чувствами, а её встретили как коммивояжёра с сомнительным товаром.
— Ты издеваешься? — её голос потерял просящие нотки и налился ядом. — Какой бизнес-план? Я твоя сестра, а не стартап! У меня проблемы, а ты ведёшь себя как чёрствая, бездушная кукла! Это он тебя такой сделал? — она метнула полный ненависти взгляд в сторону Андрея, который как раз ставил сушиться идеально вымытую чашку.
— Это мои деньги, Лера. И деньги моего мужа, — Вика аккуратно отодвинула свою чашку в сторону, её движения были точными и выверенными. — Мы не будем оплачивать твои ошибки из своего кармана только потому, что у нас общие родители. Ты взрослый человек. Ты принимала решения, когда брала эти кредиты. Теперь прими решение, как их отдавать. Хочешь нашей помощи — докажи, что ты этого достойна. Предоставь документы.
Лера поняла, что проиграла. Спектакль провалился. Она резко встала, опрокинув стул.
— Ты ещё пожалеешь об этом, Вика, — прошипела она. — Я сделаю так, что ты пожалеешь. Мама этого так не оставит.
Она вышла из кухни, не потрудившись поднять стул. Андрей молча поставил его на место. Вика взяла в руки один из билетов, провела пальцем по глянцевой поверхности, по строчкам с их именами и пунктом назначения. Её решение только что стало ещё твёрже.
Звонок от матери раздался через два дня. Голос в трубке был пропитан фальшивым, елейным радушием, которое Вика научилась распознавать с детства. Оно всегда было предвестником какой-то масштабной манипуляции.
— Викуля, доченька, привет. Слушай, тётя Галя с дядей Мишей в субботу приезжают, сто лет их не видели. Я хочу стол собрать, посидим по-семейному. Ты же придёшь с Андреем? Они так по вам соскучились.
Вика прикрыла трубку ладонью и посмотрела на Андрея, который как раз вошёл в комнату. Она беззвучно произнесла: «Тётя Галя». Андрей всё понял и едва заметно кивнул. Он знал, что это ловушка. Вика знала, что это ловушка. Но отступать сейчас — значило проявить слабость, дать им повод говорить о трусости.
— Да, мам, конечно. Во сколько быть? — ответила она ровным, спокойным голосом.
В субботу они вошли в материнскую квартиру, как на вражескую территорию. Воздух был густым от запаха запечённой курицы и лицемерия. Тётя Галя, полная женщина с вечно сочувствующим выражением лица, и её молчаливый муж дядя Миша уже сидели за накрытым столом. Лера, с видом побитой собаки, разливала по бокалам сок. Весь её облик кричал о страданиях и несправедливости мира.
Первый час прошёл в вязкой, тягучей беседе о здоровье, ценах и соседях. Это была артподготовка. Вика и Андрей отвечали односложно, не давая ни малейшего повода зацепиться за их жизнь, планы или настроение. Они были вежливы, непроницаемы и чужеродны на этом празднике спланированной скорби.
Наступление начала тётя Галя, как и было задумано режиссёром этого спектакля, Валентиной Петровной.
— Вот смотрю я на вас, детки, и радуюсь, — начала она, промокнув губы салфеткой. — А вот у моей Светки-то беда была. Муж работу потерял, кредит за машину платить нечем. Так мой Витька, её брат, ни слова не сказал. Снял свои сбережения, всё погасил. Говорит: «Мы же семья, кто ей ещё поможет?». Вот это я понимаю, родня!
Валентина Петровна тут же подхватила, картинно вздохнув:
— Золотые слова, Галочка. Семья — это самое главное. Это когда ты последнюю рубашку снимешь, чтобы родного человека из беды вытащить. А не о себе только думаешь. Нынче молодёжь другая пошла, эгоистичная. Только свои удовольствия на уме.
Взгляд её был направлен прямо на Вику. Дядя Миша согласно промычал, насаживая на вилку кусок курицы. Лера опустила глаза, и её плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Спектакль достиг своей кульминации.
— Да, мам, ты права. Эгоизм — это ужасно, — вдруг громко и отчётливо произнесла Вика. Все взгляды тут же обратились к ней. Она невозмутимо взяла со стола салфетку, промокнула губы, в точности повторив жест тёти Гали, и полезла в сумочку. — Особенно когда он маскируется под несчастье.
Она достала аккуратную стопку бумаг и положила её на стол рядом со своей тарелкой. Это были распечатки на хорошей, плотной фотобумаге. Андрей отодвинул свой бокал, давая ей больше места.
— Я тут, готовясь к нашим инвестиционным переговорам, провела небольшое исследование. Финансовый аудит, так сказать, — Вика взяла верхний лист. На нём была яркая фотография Леры с подругами в дорогом ресторане. — Вот, например. Ресторан «Облака», средний чек — пять тысяч рублей на человека. Дата — две недели назад. Как раз в тот день, когда, по твоим словам, Лера, тебе звонили коллекторы.
Она отложила первый лист и взяла второй. На нём был скриншот со страницы интернет-магазина с новым телефоном последней модели.
— А это — покупка нового смартфона. Стоимость — сто двадцать тысяч рублей. Дата — месяц назад. За три дня до просрочки по первому кредиту. Интересное вложение средств в период финансового кризиса.
Лера вскинула голову, её лицо залила густая, уродливая краска. Мать застыла с вилкой в руке. Тётя Галя и дядя Миша перестали жевать.
— А вот моё любимое, — Вика взяла третий лист, на котором были скриншоты заказов такси бизнес-класса. — Поездки по городу исключительно на повышенном комфорте. Потому что в автобусе, видимо, слишком много напоминаний о тяжёлой жизни.
Она аккуратно сложила фотографии в стопку и посмотрела поочерёдно на каждого из сидящих за столом.
— Это тот самый кризис, на который мы с Андреем должны пожертвовать своим единственным за три года отпуском? Это та «пропасть», из которой мы должны вытаскивать человека, который даже не пытается перестать в неё прыгать?
За столом стояла абсолютная, мёртвая тишина. Слышно было только, как тикают старые часы в коридоре. Вика встала. За ней поднялся Андрей.
— Спасибо за ужин, было очень познавательно, — сказала она, глядя прямо в глаза побагровевшей от ярости и унижения матери. — Думаю, на этом наш вечер окончен.
День перед отъездом был наполнен тихой, сосредоточенной суетой. В гостиной на полу стояли два полупустых чемодана. Андрей методично сворачивал футболки в аккуратные валики, Вика раскладывала по косметичкам тюбики с кремом от загара и аптечку. Они почти не разговаривали, обмениваясь лишь короткими фразами: «Ты взял переходник?», «Посмотри прогноз погоды». После ужина у родственников они оба поняли — это было затишье перед последней, решающей бурей. И они были к ней готовы.
Атака началась ровно в семь вечера. Сначала — долгий, истеричный звонок в дверь, потом — серия сильных, глухих ударов, будто в неё били кулаком. Андрей посмотрел на Вику, та лишь кивнула. Он пошёл и открыл.
На пороге стояли мать и Лера. Их лица были искажены неприкрытой яростью. Никаких следов вчерашней скорби или фальшивого радушия. Перед ними стояли две фурии, доведённые до последней черты отчаяния и унижения. Они ворвались в квартиру, не дожидаясь приглашения, и их взгляды тут же впились в раскрытые чемоданы — неопровержимое доказательство их поражения.
— Значит, вы всё-таки собрались, — выплюнула Валентина Петровна, её голос дрожал от злости. Она обвела комнату диким взглядом, будто искала, за что зацепиться, что разрушить. — Вы решили, что можете просто так улететь, оставив нас здесь с нашими проблемами?
Вика медленно выпрямилась, закрыв крышку косметички. Она не повышала голоса, не делала резких движений. Её спокойствие было главным раздражителем для матери.
— Какие у тебя могут быть проблемы, мама? Это проблемы Леры, — поправила она.
И тут плотину прорвало. Валентина Петровна шагнула вперёд, её лицо налилось кровью.
— Какой отпуск?! Какой?! Вика, твоя сестра погрязла в кредитах! Так что, пока ты со своим мужем не поможешь ей со всем расплатиться, вы никуда не поедете! Точка!
Это был уже не упрёк и не просьба. Это был приказ, ультиматум, вынесенный с уверенностью человека, считающего, что он имеет на это полное право.
— Это всё он! — подхватила Лера, ткнув пальцем в сторону Андрея. — Он тебя настроил против собственной семьи! Ты бы никогда такой не стала!
Вика посмотрела на сестру, потом на мать. Она дала им выплеснуть первую волну яда, дождалась, пока они замолчат, чтобы набрать в лёгкие воздуха для новой тирады. И в эту паузу она нанесла свой удар.
— Я ждала, когда вы придёте, — её голос прозвучал тихо, но в наступившей тишине он резал как стекло. — Я думала, после нашего ужина вы всё поняли. Но, видимо, нет. Дело ведь не в ресторанах и такси, мама. Это всё мелочи, пыль в глаза для родственников. Дело в ставках на спорт.
Лицо Леры мгновенно стало белым как бумага. Валентина Петровна замерла, её рот приоткрылся.
— Ты врёшь… — просипела Лера.
— Вру? — Вика усмехнулась без тени веселья. — Пятьдесят тысяч, проигранные на матче две недели назад. Ещё семьдесят — в начале месяца. Мне продолжать? Я нашла человека, которому ты должна самую крупную сумму. Он был очень разговорчив, когда узнал, что я не собираюсь платить за тебя.
Вика перевела взгляд на окаменевшую мать.
— Но даже это не главное. Главное — это деньги. Те самые деньги, которые вы с отцом откладывали мне на первый взнос на квартиру. Два миллиона. Куда они делись, мам? Ты ведь сказала, что положила их на депозит под хороший процент.
Валентина Петровна молчала, глядя на дочь с ужасом.
— Ты отдала их ей, — это был не вопрос, а утверждение. — Ты отдала ей мои деньги, чтобы она закрыла свои долги по ставкам. И она проиграла и их тоже. И после этого ты пришла ко мне требовать деньги на отпуск? Ты пришла требовать, чтобы я заплатила за то, что ты украла моё будущее и отдала его ей на растерзание?
В комнате повисла такая тяжесть, что казалось, воздух можно резать ножом. Вся их семейная ложь, все недомолвки и тайны вывалились наружу, обнажая уродливую правду о фаворитизме и предательстве.
— Так вот, мама. Помощи не будет. Денег не будет. И нас в вашей жизни больше не будет, — произнесла Вика с ледяным спокойствием.
Она молча прошла мимо них к входной двери и открыла её настежь.
— Уходите.
Мать и сестра стояли как вкопанные, глядя на неё, не в силах поверить в происходящее.
— Уходите. И не возвращайтесь. Никогда.
Первой очнулась Лера. Она бросила на сестру взгляд, полный чистой, незамутнённой ненависти, и выскочила на лестничную клетку. Мать постояла ещё несколько секунд, её лицо превратилось в серую маску. Она хотела что-то сказать, но изо рта вырвался лишь сдавленный хрип. Потом она медленно развернулась и пошла к выходу, сгорбившись, словно постарев на двадцать лет.
Вика смотрела им вслед, пока они не скрылись за поворотом лестницы. Затем она закрыла дверь. Щёлкнул замок. Ещё один щелчок — провернулся ключ в скважине. Она обернулась. Андрей стоял у чемоданов и смотрел на неё. Он ничего не сказал, просто подошёл и крепко обнял. Вика уткнулась ему в плечо. На полу лежали их билеты в новую жизнь. И теперь им никто не мог помешать…
