— Как я трачу свою зарплату ни ты, ни твоя мамаша указывать не смеете! Ясно?!

Марина стояла перед зеркалом в обувном магазине и не могла оторвать взгляд от своего отражения. Бордовые замшевые ботильоны на изящном каблуке преображали её — делали стройнее, моложе, увереннее. Она повернулась то влево, то вправо, любуясь линией ноги, и впервые за много месяцев почувствовала что-то похожее на восторг.

— Берёте? — продавщица смотрела выжидающе, держа в руках коробку.

Марина глянула на ценник и сглотнула. Двенадцать тысяч. Почти треть от прибавки к зарплате, которую ей наконец дали в прошлом месяце. Она работала бухгалтером в строительной компании уже шесть лет, и это повышение далось нелегко — пришлось взять на себя дополнительные обязанности, освоить новую программу, задерживаться допоздна.

— Я подумаю, — пробормотала она и быстро разулась, словно боясь, что ноги сами примут решение вместо неё.

По дороге домой Марина рассматривала витрины. Осень только началась, и город был полон соблазнов — яркие шарфы, элегантные пальто, сапоги, которые так и просились, чтобы их примерили. Последний раз она покупала себе что-то просто так, не из необходимости, было… Когда? Два года назад? Три?

Она вспомнила свои старые туфли, которые носила на работу, — потёртые, с поцарапанными каблуками, с трещинкой на носке левой, которую она периодически подкрашивала маркером. Или куртку, которой было уже пять лет, и которая давно вышла из моды. Или холодильник, который начал странно гудеть по ночам, но они с Андреем всё откладывали его замену — то на машину надо, то на ремонт у родителей Андрея, то ещё что-нибудь.

«А ведь повышение — это моя заслуга, — думала Марина, шагая по осенним листьям. — Моя. Почему я не могу побаловать себя?»

Дома Андрей уже накрывал на стол. Он работал инженером, приходил раньше, и обычно этот факт наполнял Марину теплотой — не во всех семьях мужья готовили ужин. Но сегодня, едва она переступила порог, по его лицу стало ясно, что что-то не так.

— Света звонила, — сказал он, не поднимая глаз от сковородки.

Марина сняла куртку и повесила её на крючок. Света. Его сестра. В последнее время каждый разговор о Свете предвещал неприятности.

— И что?

— Ей опять не перевели деньги. Юрка не платит уже третий месяц. Говорит, что у него проблемы с работой.

Марина прикрыла глаза. Света развелась с мужем полгода назад, и с тех пор их жизнь превратилась в череду финансовых кризисов. Юрий, бывший муж Светы, действительно потерял работу, но, похоже, совершенно не собирался искать новую. Зато у него всегда находились деньги на пиво с друзьями и на обновление телефона.

— Андрей, я понимаю, что Свете тяжело, но…

— У неё двое детей! — Он резко обернулся, и в его глазах было что-то отчаянное. — Максиму нужна спортивная форма для секции, а Алиса выросла из всех курток. Света не знает, как растянуть деньги до конца месяца.

Марина медленно опустилась на стул. Конечно. Конечно, дело дойдёт до этого. Так всегда было. Три месяца назад они отдали Свете двадцать тысяч на школьные принадлежности. Месяц назад — ещё пятнадцать на лекарства для Алисы, у которой было что-то хроническое. А до этого была сломанная стиральная машина, больной зуб у Максима, детский сад, который требовал оплату за дополнительные занятия…

— Сколько? — устало спросила Марина.

— Она не просит. Я сам хотел… Мы же получили прибавку.

— Я получила прибавку, — поправила она.

— Ну да. Ты. Мы же семья, разве не так? — Голос Андрея дрогнул. — Света не чужая нам. Это мои племянники.

— Я знаю, Андрей, — Марина потёрла лицо руками. — Я знаю. Но мы уже столько дали. А Юрий продолжает прятаться от алиментов, и конца этому не видно.

— Что ты предлагаешь? Бросить их? — В голосе мужа зазвучала обида.

— Я предлагаю, чтобы Света подала в суд и добилась принудительного взыскания. Пусть государство заставит Юрия платить. Почему мы должны закрывать его дыры?

Андрей отвернулся к плите, и Марина поняла, что он не хочет продолжать разговор. Они ужинали в тишине, прерываемой только звуком приборов о тарелки. Она думала о бордовых ботильонах, о том, как они остаются в магазине, ожидая другую покупательницу — кого-то, кто может позволить себе тратить деньги на красоту. На себя.

На следующий день на работе начальник отдела Вера Петровна поздравила Марину с повышением официально — при всех, в переговорной, с цветами и тортом.

— Ты молодец, Мариночка, — говорила она. — Заслужила. Теперь можешь себе позволить маленькие радости, правда?

«Маленькие радости», — повторяла про себя Марина весь день. Что это такое? Новые ботинки? Поездка на море, о которой она мечтала? Просто ужин в ресторане, а не дома на кухне? Когда она в последний раз была в ресторане с Андреем? Год назад, на годовщину свадьбы, и то они выбирали самые дешёвые позиции в меню.

Вечером, вернувшись домой, она застала на кухне не только Андрея, но и его мать — Галину Степановну. Свекровь сидела за столом с чашкой чая, и по её виноватому выражению лица Марина сразу поняла, зачем она пришла.

— Мариша, доченька, здравствуй, — Галина Степановна улыбнулась, но улыбка была натянутой. — Я тут Андрюше пирогов принесла, со сливами. Знаю, что ты любишь.

— Спасибо, — Марина сняла туфли и прошла на кухню, чувствуя, как напрягается всё тело.

— Слышала, тебе прибавку дали, — продолжала свекровь. — Молодец. Заслужила, конечно. Ты у нас труженица.

Марина налила себе чай и села. Андрей стоял у окна, глядя во двор, и было понятно, что именно он позвал мать.

— Я вот хотела с тобой поговорить, — Галина Степановна сложила руки на столе. — Ты ведь знаешь, как Светочке тяжело сейчас. Одна с детьми, этот негодяй Юрка бросил их, деньги не платит. Дети растут, им всё нужно — и одежда, и еда, и учёба. А у Светы зарплата маленькая, ты же знаешь. Она на полставки работает, чтобы с детьми больше времени проводить.

— Знаю, — коротко ответила Марина.

— Вот я и подумала — теперь, когда у вас с Андрюшей есть дополнительные деньги, может быть, вы поможете? Ну, регулярно так. Хотя бы по десять тысяч в месяц. Детям на самое необходимое. Это же семья. Мы должны друг другу помогать.

Марина медленно поставила чашку на блюдце. В горле вдруг пересохло.

— Галина Степановна, мы и так помогаем. Постоянно. Последние полгода мы отдали Свете больше ста тысяч.

— Ну, это разовые какие-то вещи были, — отмахнулась свекровь. — А тут надо регулярно. Понимаешь, на питание, на кружки. Максим в секцию ходит, там форма дорогая. А Алиса…

— Мама, — вмешался Андрей, всё ещё не оборачиваясь. — Может, не надо…

— Что не надо? — Галина Степановна посмотрела на сына с недоумением. — Племянники в нужде, а мы будем молчать? Света же гордая, сама не попросит. Вот я и решила с Мариной поговорить. Она ведь разумная женщина, понимает, что семья — это главное.

Разумная. Понимающая. Сколько раз она слышала эти слова? Сколько раз её разумность оборачивалась тем, что она жертвовала своими желаниями, своими мечтами, своими деньгами?

— Я думала съездить в отпуск, — тихо сказала она. — Мы с Андреем не были в отпуске три года. Я хотела на море. Или купить себе нормальную обувь, а не ходить в стоптанных туфлях.

Галина Степановна нахмурилась, словно Марина сказала что-то неприличное.

— Обувь? Отпуск? Мариша, ну что ты говоришь? У тебя и так всё есть. А у детей… У детей нет отца, который бы им помогал. Им нужна поддержка. Разве новые туфли важнее голодных племянников?

— Они не голодные! — Марина почувствовала, как голос становится громче. — Света получает зарплату. Получает пособие. У неё есть квартира, которую оставила ей бабушка. Она не на улице!

— Но ей тяжело, — упрямо повторила свекровь. — И если есть возможность помочь…

— А нам разве не тяжело? — Марина встала. — Мы живём в съёмной квартире, потому что не можем накопить на свою. Знаете почему? Потому что каждый раз, когда мы начинаем откладывать, находится причина эти деньги отдать. То на лекарства, то Свете на детей, то ещё что-нибудь.

— Мариша, — Андрей наконец повернулся, и в глазах его была мольба. — Не надо так.

— Надо! — Она чувствовала, как внутри поднимается что-то горячее, долго сдерживаемое. — Надо наконец сказать! Я устала! Устала экономить на всём. Устала ходить в старой одежде. Устала отказывать себе во всём, потому что «надо помочь семье». А когда поможем себе? Когда начнём жить?

— Мы и так живём, — возразил Андрей. — У нас есть крыша над головой, еда…

— Это не жизнь! — закричала Марина. — Это существование! Я не хочу просто выживать. Я хочу иногда чувствовать радость. Хочу купить себе красивые ботинки, не думая, что на эти деньги можно было купить Максиму куртку. Хочу поехать на море и не мучиться угрызениями совести. Это нормально!

Галина Степановна встала, вся напряжённая.

— Значит, туфли для тебя важнее детей, — её голос был ледяным. — Вот как. Я думала, ты другая. Думала, ты понимаешь, что такое семья.

— Я прекрасно понимаю! — Марина схватила сумку. — Но эти дети — не мои! Это дети Светы и Юрия. И если Юрий не хочет их содержать, пусть Света идёт в суд, пусть добивается алиментов через приставов. Пусть лишает его родительских прав, если он такой безответственный. Но почему мы должны платить вместо него?

— Потому что это правильно! — Свекровь схватила свою сумку. — Потому что это по-человечески. Но ты, видимо, не понимаешь таких простых вещей. Андрюша, я пошла. Не хочу больше здесь находиться.

Она выскочила из кухни, хлопнув дверью. Андрей и Марина остались вдвоём. Он смотрел на неё так, словно видел впервые.

— Как ты могла, — медленно проговорил он. — Это моя мать.

— И моя жизнь! — Марина почувствовала, что руки дрожат. — Моя зарплата! Мой труд! Или я не имею права распоряжаться тем, что заработала?

— Имеешь. Но когда семья нуждается…

— Какая семья? — Она шагнула к нему. — Света — твоя сестра, но она взрослая женщина. У неё есть бывший муж, который по закону обязан содержать детей. Почему вместо того, чтобы требовать от него алименты, она просит у нас?

— Потому что от него не добьёшься! Он весь в долгах, у него ничего не отнять.

— А у нас можно? — Голос Марины стал тише, но в нём звучала сталь. — У нас можно отнимать последнее? Ты знаешь, сколько я работаю? Сколько переработок у меня было в последние месяцы, чтобы получить это повышение? Я приходила домой в десять вечера, я пропускала встречи с друзьями, я отказывалась от всего, чтобы доказать, что я ценный сотрудник. И для чего? Чтобы эти деньги опять ушли кому-то ещё?

Андрей молчал. Он опустился на стул и закрыл лицо руками.

— Я не знаю, что делать, — пробормотал он. — Света — моя сестра. Максим и Алиса — мои племянники. Я не могу просто отвернуться.

— Я не прошу тебя отворачиваться, — Марина села напротив. — Я прошу найти другое решение. Пусть Света обратится в социальную службу. Пусть подаст на Юрия в суд и добьётся, чтобы алименты взыскивали принудительно. Пусть найдёт работу на полную ставку, а дети будут в продлёнке. Да, это тяжело. Но это её жизнь, её выбор. Она выбрала Юрия. Она родила от него детей. Я не виновата в её проблемах.

— Но мы можем помочь…

— Можем. Иногда. В критической ситуации. Но не постоянно. Не каждый месяц. Не за счёт нашей собственной жизни.

Они сидели в тишине. За окном спускались сумерки, и на кухне становилось темно. Марина встала, включила свет.

— Я люблю тебя, Андрей, — тихо сказала она. — Но если ты и дальше будешь требовать от меня, чтобы я отдавала всё, что зарабатываю, на твою сестру — не знаю, выдержу ли я это. Я не железная. Мне тоже хочется жить, а не только работать и отдавать.

Андрей поднял голову. В его глазах были слёзы.

— Я просто не знаю, как быть. Это моя семья.

— Я тоже твоя семья, — сказала Марина. — Или нет?

Он молчал.

На следующий день Андрей ушёл на работу рано, даже не позавтракав с ней. Марина понимала, что он зол, обижен, растерян. Вечером её ждал звонок от Светы.

— Марина, можно тебя на пару минут? — голос сестры мужа звучал натянуто.

— Слушаю.

— Андрей сказал, что ты против того, чтобы нам помогать. Я хотела объяснить… Мне правда тяжело. Я не требую, я не заставляю, но если бы вы могли хотя бы немного…

— Света, — перебила её Марина. — Ты подавала на Юрия в суд?

Пауза.

— Ну… Пыталась. Он же всё равно не платит.

— Ты требовала принудительного взыскания? Обращалась к приставам? Писала заявление на лишение родительских прав за уклонение от содержания детей?

Ещё одна пауза, длиннее.

— Нет, — наконец призналась Света. — Я думала, может, он сам одумается…

— За полгода? — Марина почувствовала, как внутри закипает раздражение. — Света, ты ждёшь, что он одумается, а тем временем сидишь у нас на шее. Знаешь, сколько мы тебе дали за последние месяцы? Больше ста тысяч. На эти деньги я могла бы купить себе нормальную одежду, съездить в отпуск, начать откладывать на квартиру. Но вместо этого мы затыкаем дыры, которые оставляет твой бывший муж.

— Я не просила столько…

— Просила! — Марина повысила голос. — Каждый раз. То форма, то лекарства, то ещё что-то. И каждый раз Андрей не может тебе отказать, потому что ты его сестра. А я — что? Я должна молчать и терпеть?

— Я думала, мы семья…

— Семья — это когда все друг другу помогают. А не когда один постоянно тянет, а другой только отдаёт. Ты хоть раз подумала о том, что у нас тоже есть планы? Что нам тоже на что-то нужны деньги?

Света всхлипнула в трубку.

— Я не хотела… Просто не знаю, как без вас…

— Иди в суд, — жёстко сказала Марина. — Сегодня же. Требуй алименты. Пусть государство заставит Юрия платить. Если у него нет денег — пусть продаёт свою машину, свой телефон, что угодно. Это его дети. Его обязанность. Не наша.

Она положила трубку, и руки тряслись. В дверях стоял Андрей. Он вернулся домой и слышал весь разговор.

— Ты была слишком жёсткой, — тихо сказал он.

— Нет, — Марина встала. — Я была честной. Первый раз за долгое время.

Они смотрели друг на друга. Между ними словно выросла стена.

— Моя мать считает, что ты эгоистка, — произнёс Андрей. — Света плачет. Вся семья против тебя. И я не знаю, на чьей стороне нахожусь.

— Вот и подумай, — ответила Марина. — Подумай хорошо, Андрей. Потому что, если ты на их стороне — значит, ты не со мной. А если не со мной… Тогда зачем мы вместе?

Она прошла в комнату и закрыла дверь. Села на кровать, обхватив руками колени. Сердце стучало так сильно, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Она не хотела ссориться. Не хотела становиться плохой в глазах свекрови и золовки. Но больше не могла молчать.

Через несколько дней Андрей снова заговорил первым. Они не обсуждали тему денег, ходили по квартире как тени, старались не пересекаться взглядами. Но в субботу вечером он постучал в комнату.

— Можно?

— Да.

Он вошёл и присел на край кровати.

— Я говорил со Светой, — начал Андрей. — Долго говорил. И с мамой. Они… Они на тебя обижены. Говорят, что ты чёрствая, что думаешь только о себе.

Марина сжала кулаки, готовясь к продолжению обвинений.

— Но я сказал им, что ты права.

Она подняла глаза, не веря услышанному.

— Что?

— Ты права, — повторил он. — Мы действительно отдавали слишком много. И Света действительно не сделала всё возможное, чтобы добиться от Юрия алиментов. Она… Она привыкла, что мы всегда поможем. И я привык. А мама привыкла, что так и должно быть. Но ты права — это не может продолжаться вечно.

Марина почувствовала, как внутри что-то разжимается.

— Серьёзно?

— Серьёзно. Я понимаю, что был не прав. Что давил на тебя. Что не думал о наших планах. Прости.

Она шумно выдохнула и закрыла лицо руками. Слёзы подступили к горлу.

— Я не хочу быть плохой, — прошептала Марина. — Не хочу, чтобы дети страдали. Но я так устала, Андрей. Так устала всё время отказывать себе.

— Я знаю, — он обнял её. — Знаю. И больше не буду требовать от тебя невозможного. Света подала заявление в суд. Будет добиваться алиментов через приставов. Мама, конечно, недовольна, но я сказал, что это наше с тобой решение. И оно окончательное.

Марина прижалась к его плечу и заплакала — от облегчения, от усталости, от всего сразу.

— Спасибо, — прошептала она.

В воскресенье они пошли в торговый центр. Андрей взял её за руку и повёл в обувной магазин — тот самый, где были бордовые ботильоны. Они всё ещё стояли на витрине, ожидая.

— Примерь, — сказал он.

— Но они дорогие…

— Примерь, — повторил Андрей твёрже. — Ты заслужила. Ты много работала, получила повышение, и эти деньги — твои. Мы купим тебе ботинки. А потом посмотрим турагентства. Может, успеем на море до холодов.

Марина смотрела на него, и в глазах стояли слёзы.

— Правда?

— Правда. И если кто-то будет против — я скажу, как есть. Скажу, что… — он запнулся, подбирая слова. — Как я трачу свою зарплату ни ты, ни твоя мамаша указывать не смеете! Ясно?!

Она рассмеялась сквозь слёзы. Это прозвучало странно в его устах — Андрей никогда не повышал голос на мать. Но сейчас в его словах была решимость.

— Ясно, — улыбнулась Марина. — Ясно.

Они вошли в магазин. Продавщица узнала её и улыбнулась.

— Вернулись?

— Да, — Марина кивнула, чувствуя, как щёки наливаются румянцем от волнения. — Вернулись.

Она примерила ботильоны, прошлась перед зеркалом, и снова почувствовала это — восторг, радость, ощущение, что она чего-то стоит, что она имеет право на красоту. Андрей смотрел на неё и улыбался.

— Берём, — сказал он продавщице.

По дороге домой, с коробкой в руках, Марина шла и не могла оторвать взгляд от неё. Такая простая вещь — новые ботинки. А казалось, что это целый мир. Мир, в котором она имела право тратить деньги на себя. В котором её труд ценился не только работодателем, но и мужем. В котором она не была обязана жертвовать всем ради чужих проблем.

Оцените статью
— Как я трачу свою зарплату ни ты, ни твоя мамаша указывать не смеете! Ясно?!
15 постыдных, скандальных и малоизвестных фактов о Ксюше Собчак