Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда я гасила чайник, прижимая плечом окно, которое никак не хотело закрываться. На экране — «Даша». Я ответила на втором гудке, и в ухо мне буквально ворвалось:
— Лена! Через месяц я выхожу замуж. И ты — моя подружка невесты. Я уже подала заявление. Всё! — и какой-то звонкий смех, такой, какой бывает только у человека, который внезапно нашёл свой правильный пазл.
Я замолчала на секунду. Пар из чайника ударил в лицо, окна вспотели. Снаружи дворник стучал лопатой по льду.
— Подожди… — выдохнула я. — Это сейчас прозвучало так, как будто ты купила билет в один конец и даже не подумала оглянуться. Кто он?
— Роман. Солидный, уверенный, смешной и очень спокойный. Я тебе потом обо всём расскажу. Но главное — я не представляю свадьбу без тебя, слышишь? И, пожалуйста, без геройств. Я тебя знаю: начнёшь там копить на золотую статуэтку. Ничего не надо. Просто будь рядом.
Я кивнула в пустую кухню, хотя она меня не видела.
— Буду, — сказала. — Конечно, буду.
Мы знали друг друга с детского сада. Тогда Даша приносила в песочницу свой оранжевый совочек, а я — зелёный.
Мы обе подбирались к тридцатнику, обе работали и жили отдельно. У нас было много общего: усталость по вечерам, бесконечные планы «начать с понедельника», редкие кино по акции «два билета по цене одного», кофе в субботу.
И все эти годы мы шли как две параллельные линии — рядом, но каждая на своей дороге.
После звонка я долго стояла с телефоном в руке, пока чайник не пискнул второй раз. Окно наконец захлопнулось, и вместе с ним, казалось, захлопнулась старая привычная жизнь: «мы обе», «наши выходные», «наша болтовня».
Теперь была «она и он». И где-то рядом — «я», приглашённая свидетельницей в новый мир.
Вечером мы встретились в кофейне. Даша пришла в светлом свитере, с розовыми щёками и сиянием в глазах, которое сложно подменить даже самым дорогим хайлайтером.
— Он не похож на никого из тех, кого я знала, — с порога сказала она, едва успела расстегнуть куртку. — Роману сорок, он занимается логистикой, у него сеть складов, офис, какие-то вечные переговоры. Но при этом он шутит так, будто ему двадцать, и умеет слушать. Представляешь — слушать! Не ждать, когда можно будет вставить свою реплику, а прямо всерьёз слышать, что ты говоришь.
— И как вы познакомились? — спросила я и поймала себя на трогательном ощущении, словно мы снова студентки и она рассказывает о мальчике с третьего курса.
— Через общих знакомых. И знаешь что? — Даша наклонилась. — Я не думала, что так скажу, но с ним спокойно. Без карусели в голове, без «ответил/не ответил». Просто спокойно. И я решила: хватит ждать идеального момента. Мы подали заявление. Свадьба через месяц. Маленькая, но классная. И ты рядом со мной. Обещаешь?
— Обещаю, — сказала я, и мы столкнули чашки.
Дальше всё понеслось. Я открыла список дел в телефоне: платье, туфли, визаж, причёска, поздравление, конверт. Обычная предсвадебная математика.
На работе у нас как раз намечалась зарплата, и я прикидывала: если взять платье на распродаже, то на подарок останется нормально. Даша просила ничего не дарить, но… нет. Она была моим человеком, и я хотела положить в конверт деньги, от которых не будет стыдно.
В понедельник с утра бухгалтер собрал нас в переговорке и сказал голосом, из которого хотелось вычерпать хоть каплю хороших новостей:
— Коллеги, аванс задерживается. Счета фирмы временно арестованы. Идёт проверка. Ситуация неприятная, но мы надеемся, что к концу месяца всё наладится.
У меня на карте было три тысячи. Заначек не было. Кредит на ремонт никуда не делся, коммуналка никуда не делась, продукты вообще не планировали исчезать.
Я вернулась на рабочее место, открыла банковское приложение и долго смотрела на цифры. Три тысячи — это платье чистки после химчистки, два похода в магазин, три поездки на такси, если сильно прижмёт и автобус опять сломается. Подарок? Смешно.
Вечером я ходила по квартире из комнаты в комнату и спорила с собой.
— Можно занять, — шептала одна часть меня. — У кого? — спрашивала другая. — У мамы? У неё пенсия на лекарства уходит. У коллег? Они сами ждут аванс. У знакомых? Ну, не настолько близких, чтобы просить. У Даши? На её же свадьбу? Ты в своём уме?
В конце концов я набрала Дашу. Она ответила сразу.
— Лен, привет! Как ты?
— Если честно… — я набрала воздуха. — У нас аванс задержали. Счета арестованы. Я очень хотела сделать тебе подарок, но… не получается. Я, наверное, не смогу прийти. Я не хочу позориться. Я же подружка невесты… — голос предательски дрогнул.
На том конце трубки стало тихо. Потом Даша сказала так твёрдо, как редко говорила:
— Не вздумай. Слышишь? Не вздумай. Я тебя зову не из-за конверта. Мне нужна ты. Приходи. Можешь ничего не дарить вообще. Я серьёзно.
— Но…
— Никаких «но». Я лучше сама куплю тебе колготки в тон, если у тебя их нет. Но ты будешь рядом. Обещай.
Я кивнула в темноту кухни.
— Обещаю, — прошептала.
Когда я положила трубку, стало чуть легче. Я вытащила из ящика белый конверт и положила туда две тысячи.
Себе оставила тысячу — на хлеб, молоко, пару яблок и проезд. Это был крошечный жест, смешной на фоне чужих роскошных подарков, но я приду не с пустыми руками. Остальное — как-нибудь.
День свадьбы выдался солнечным. Ресторан оказался светлым и тихим, с белыми скатертями и стеклянными сферами под потолком. У входа я чуть не споткнулась о ковёр — столько нервов было в ногах.
Даша — в тонком кружеве с рукавами до запястий, волосы собраны, в глазах — смешинка и какой-то глубочайший мир. Роман рядом с ней держался просто и уверенно, без показной важности. Я вручила Даше букет, мы обнялись.
— Ты пришла, — прошептала она мне в ухо. — Спасибо.
— Куда я денусь, — ответила я, и почувствовала, как тёплое что-то расправляется между рёбрами.
Гости со стороны жениха были сплошь солидные: дорогие костюмы, манжеты, разговоры про тендеры и логистику, а также те самые улыбки, которыми улыбаются люди, привыкшие считать крупно.
Женщины — в платьях как с обложки. Я немного стеснялась своего простого голубого — хотя оно сидело отлично — и ловила себя на том, что сжимаю в пальцах клатч, будто он спасательный круг.
Тосты полились один за другим. Роман сказал коротко и в точку, Даша расплакалась на слове «семья», кто-то из дядей шутил про «здоровых пацанов», кто-то вспомнил, как Даша в детском саду привязывала банты девочкам, и весь зал хохотал.
Я в какой-то момент забыла про деньги и про конверт. Я просто танцевала с Дашей, держала её фату, поправляла локон, который выскочил, и радовалась, что «мы обе» — не исчезло, а просто перекроилось.
Когда настал момент подарков, я положила свой конверт в общую коробку, тихо, без фанфар. Никакой мурашки стыда по спине не пробежало. В тот вечер мне казалось: ну правда, рядом такие капитаны бизнеса, что мои две тысячи растворятся в их степях как капля.
Прошёл месяц. Потом ещё один. На работе всё наладилось как по взмаху невидимой палочки: проверка закончилась, нам выплатили не только аванс, но и приличные премии за всё, что зависло.
Мой старый ноутбук окончательно превратился в тыкву и гудел так, будто собирался в космос. Я взяла и купила новый. Долго выбирала, ловила скидки, сравнивала характеристики — и всё равно вышло почти на сотню тысяч. Я принесла коробку домой, аккуратно вскрыла, провела пальцами по холодному корпусу и испытала то самое тихое счастье, которое даже не хочется никому объяснять.
С Дашей мы виделись реже. Это было понятно: новый быт, поездки, Романовы родители, новые друзья, какой-то странный график. Мы переписывались, иногда созванивались. И всё чаще разговоры выглядели так:
— Представляешь, Рома привёз мне серьги «просто так». Так трогательно… — рассказывала она.
— Классно, — искренне говорила я.
— А ещё мы заказали шкаф в спальню, итальянский. Долго выбирали, но оно того стоит. И поедем весной в Стамбул, я мечтала увидеть Голубую мечеть. — И смех, и восторг, и эта волна, накрывающая с головой.
Я радовалась за неё, правда. Но иногда, отключая телефон, ловила себя на тупой тяжести под рёбрами. Наверное, так и выглядит зависть, когда она не зелёная и злобная, а удушливо-серая.
В один из таких вечеров мы созвонились поздно. Я как раз устанавливала программы на новый ноутбук, экран переливался синим, а чай остывал, забытый на подоконнике.
— У меня новости! — сказала Даша. — Можешь за меня порадоваться прямо сейчас?
— Всегда готова, — улыбнулась я.
— Рома купил мне путёвку… Лена, неделю на море зимой! Представляешь? Я никогда зимой не летала. Будем греться и есть манго.
— Вау. — Я действительно улыбнулась. — Супер.
— А у тебя как? — спросила она легко. — Что нового?
— Купила новый ноутбук, тот что хотела всегда. Наконец-то. Старый еле дышал.
Пауза. Не длинная, но такая, в которую проваливаешься, как в щель в полу.
— Ноутбук? — переспросила Даша. — Почти за сотню?
— Почти, — честно сказала я. — Нам выплатили премии, те, старые, помнишь, когда задерживали? Я долго думала, но он правда нужен для работы.
— Понятно, — произнесла она так ровно, что ровность эта отозвалась льдинкой. — На себя, значит, деньги нашлись.
— Подожди, это что сейчас было? — я растерялась. — Ты же знаешь, как было. Тогда у нас счета арестовали, у меня на карте было три тысячи. Я тебе честно сказала…
— Помню, — перебила она. — Помню, как ты сунула мне в конверт две тысячи. Две, Лена. Подружка невесты. А теперь оказывается, почти сто тысяч на ноутбук ты легко находишь.
— Я не легко нашла, — я заметила, что сжимаю чашку так, что побелели пальцы. — Я копила, ловила скидки, мы получили премии. И тогда… тогда у меня не было ничего. Я ведь даже хотела не приходить, чтобы не позориться, но ты сама сказала: «Приходи».
— Из вежливости, — в голосе Даши хрустнул лёд. — Если у человека нет денег, можно было найти способ. Занять. Продать что-то. Не приходить и правда. А так — я сидела перед мужем и его роднёй и открывала твой конверт. Было очень неловко.
Я смотрела на мерцающий экран и молчала. Потом сказала:
— Это нечестно. Ты знала всё. Я сказала «как есть». Я пришла, потому что ты просила. И я не должна была брать кредит ради красивого числа в чужой коробке.
— Я не про число, — отмахнулась она. — Я про уважение.
— Уважение? — переспросила я, и вдруг что-то горячее и злое подскочило к горлу. — Уважение — это когда ты веришь, что друг не хочет тебя унизить. Что он сделал всё, что мог. Что он, возможно, неделю будет есть гречку, но всё равно придёт и будет держать твою фату, потому что ты попросила. А не про сумму. Даш, ты правда об этом?
Секунда, ещё одна. Потом она произнесла, уже жёстко:
— Не знаю. Я устала. Давай потом.
Я не сказала «хорошо». Я просто нажала «отбой». В комнате стало так тихо, что было слышно, как за стеной кто-то двигает табурет. Я сидела и смотрела на свои ладони. В них не было ни золота, ни жемчугов, ни билетов на море. Только мелкая дрожь и липкий осадок.
В нашем чате на фоне — фотография, где мы смеёмся в старом кинотеатре, держась за бумажные стаканы с попкорном. Я открывала переписку и закрывала, как дверцу холодильника без еды: просто по привычке.
Однажды я решила написать. Стерла десять вариантов и отправила простой:
«Ты правда считаешь, что дружба — это сумма в конверте?»
Ответ пришёл быстро:
«Я считаю, что близкий человек чувствует границы приличия. Даже если у него проблемы».
«Мои проблемы были не придуманы», — набрала я. «Ты знала». «Я предупреждала». «Ты сказала — приходи».
«Я помню, что говорила», — пришло в ответ. «И я помню, как чувствовала себя после».
Я закрыла чат.
Сытый правда не всегда понимает голодного. Но голодный вполне может понять сытого — и просто отойти в сторону, чтобы не стоять у чужого стола с тарелкой.
А вы бы как поступили на моем месте? Пошли бы на свадьбу?
