Марина проснулась от звука поворачивающихся в замочной скважине ключей. Семь утра субботы. Она еще не успела открыть глаза, а свекровь уже стояла на пороге спальни с пакетами из магазина.
— Мариночка, я принесла пирожки! Сама пекла с утра, думаю, вам с Димочкой понравится.
Марина натянула одеяло до подбородка. Димочка — ее муж Дмитрий — продолжал безмятежно спать, отвернувшись к стене.
— Валентина Петровна, мы же договаривались, что вы будете предупреждать…
— Да ладно тебе! Все ж свои, чего там церемониться. Давай вставай, пока горячие. Я чаю заварю.
Свекровь удалилась на кухню, напевая что-то под нос. Марина закрыла лицо руками. Три года назад она сама настояла, чтобы у родителей Дмитрия были ключи от их квартиры — на случай экстренной ситуации. Только экстренные ситуации случались у Валентины Петровны каждую неделю: то принести пирожки, то проверить, не текут ли трубы, то просто зайти поболтать.
— Дим, — Марина потрясла мужа за плечо. — Твоя мама пришла.
— М-м-м, хорошо, — пробормотал он, не открывая глаз.
— Дим, я серьезно. Каждую субботу, каждую чертову субботу! У меня один выходной, когда я могу выспаться!
Дмитрий перевернулся на спину, зевнул.
— Ну мама же старается, печет для нас. Ты могла бы быть благодарнее.
Марина встала и молча пошла в душ. Под струями горячей воды она давала себе ровно пять минут на злость. Потом нужно было взять себя в руки, выйти, улыбнуться свекрови, съесть пирожок и выслушать длинный монолог о том, как соседка Зинаида неправильно воспитывает внуков.
За завтраком Валентина Петровна развила бурную деятельность.
— Мариночка, у вас тут в углу паутина. Дать веник? И шторы надо бы постирать, видишь, уже серые стали. Я б сама, но знаешь, спина болит. Кстати, о спине! Врач сказал, мне нужен свежий воздух. Постоянно. Говорит, в городе мне только хуже становится.
Марина почувствовала, как напряглась. Она знала, к чему идет разговор.
— Так вот я думаю, — продолжала свекровь, намазывая масло на третий пирожок, — может, дачу купите? Небольшую, я там буду летом жить, воздухом дышать. А вы приезжать будете, шашлыки…
— Мам, ты чего, — неуверенно начал Дмитрий. — Дача — это ж деньги большие.
— Да ладно тебе! У Мариночки зарплата хорошая. И у тебя тоже ничего. Вдвоем накопите.
Марина медленно отложила вилку. У Дмитрия зарплаты не было уже четыре месяца. Он работал дизайнером в маленькой студии, которая закрылась летом. С тех пор он «искал хорошие варианты» — просматривал вакансии, ходил на собеседования, но ничего не подходило. То зарплата маленькая, то коллектив не тот, то далеко ехать. Все счета последние месяцы оплачивала Марина. Все продукты покупала Марина. Даже сигареты, которые он выкуривал у компьютера, разглядывая новости, покупала Марина.
— Валентина Петровна, мы сейчас не можем себе позволить дачу, — ровным голосом сказала она.
— Как это не можете? — свекровь выпрямилась. — Дмитрий мне рассказывал, что тебя повысили! Теперь ты начальница отдела, зарплата наверняка выросла.
— Мне нужно откладывать на…
— На что? — перебила Валентина Петровна. — У вас детей нет, квартира уже есть, машина есть. На что откладывать? Человек умирает, а ему свежий воздух нужен, а вы откладываете!
— Мам, не преувеличивай, — вяло заступился Дмитрий.
— Я не преувеличиваю! Доктор так и сказал — срочно нужен воздух. Я вот Лариске рассказала, она говорит, надо обязательно купить. Ее-то вы свадьбу оплатили, а матери дачу пожалели!
Марина сжала кулаки под столом. Свадьба сестры Дмитрия обошлась в семьсот тысяч рублей. Семьсот тысяч из ее, Мариных, сбережений. Лариса — двадцатидвухлетняя студентка, которая работала три месяца промоутером и считала это достаточным основанием для пышного торжества почти на сотню человек. Когда Марина осторожно предложила скромнее отметить, Дмитрий посмотрел на нее так, будто она предложила сестре выйти замуж в мешке.
— Валентина Петровна, я пойду оденусь, — Марина встала из-за стола.
— Постой, мы еще не закончили разговор!
— Я закончила.
В спальне Марина начала собирать вещи в спортивную сумку. Руки дрожали, и она специально замедляла движения, чтобы взять себя в руки. Она поедет в спортзал, потом в кафе с ноутбуком, доделает отчет. Вернется вечером, когда свекровь уже уйдет.
Дмитрий зашел через десять минут.
— Марин, ну куда ты собралась? Мама расстроилась.
— У меня работа.
— В субботу? Опять?
— Да, опять. У меня дедлайн в понедельник, и я не могу сидеть дома, пока твоя мать обсуждает мою жадность.
— Она не обсуждает твою жадность, она просто…
— Что? — Марина повернулась к нему. — Просто что? Просто хочет дачу за мои деньги? Как она хотела машину для твоего отца? Как она хотела новую кухню в их квартире? Как Лариса хотела свадьбу?
— Это семья, Марина. В семье помогают друг другу.
— Твоя семья только берет. Я не видела, чтобы кто-то из них что-то давал.
— Мама тебе пирожки испекла!
Марина расхохоталась. Истерично, громко. Она не могла остановиться.
— Пирожки! Господи, пирожки за два миллиона, которые я потратила на вашу семью за три года! Отличная сделка!
Дмитрий побледнел.
— Два миллиона? Ты что, считала?
— Да, Дима, я считала. Машина отцу — пятьсот. Ремонт родителям — четыреста. Свадьба Ларисе — семьсот. Мелочи — лечение, подарки, «дай взаймы» — еще четыреста. Два миллиона из моей зарплаты. И знаешь что самое смешное? Я ни разу не услышала спасибо. Зато каждый раз слышу, что я жадная, что я не умею ценить семью, что я недостаточно стараюсь.
— Марина, ты преувеличиваешь…
— Я ухожу, — она схватила сумку. — Вернусь поздно.
В спортзале она пробежала двенадцать километров. Потом еще пять. Мышцы горели, в боку кололо, но она не останавливалась. Ей нужно было выбежать из себя всю злость, всю обиду, все слова, которые она глотала эти три года.
Вечером она действительно вернулась поздно. Свекрови уже не было, Дмитрий сидел в гостиной с ноутбуком. Он поднял на нее виноватые глаза.
— Прости за сегодня.
— Угу.
— Мама не хотела тебя обидеть.
Марина прошла мимо него на кухню, достала из холодильника йогурт. Дмитрий пошел за ней.
— Марин, ну поговори со мной.
— О чем говорить, Дим?
— Ну… насчет дачи. Может, правда присмотримся? Не обязательно прямо сейчас покупать, но хотя бы варианты посмотреть.
Марина положила ложку в раковину. Очень медленно повернулась к мужу.
— Дима, у тебя есть работа?
— Я ищу…
— Отвечай на вопрос. У тебя есть работа?
— Пока нет, но…
— Ты платишь за эту квартиру?
— Марина, к чему ты…
— Отвечай! Ты вносишь хоть какой-то вклад в наш общий бюджет?
— Я ищу нормальную работу, не хочу идти куда попало!
— Четыре месяца, Дима! Четыре месяца ты ищешь «нормальную работу», пока я оплачиваю все! И при этом твоя мать приходит сюда и требует дачу! Твоя сестра звонит и просит денег на медовый месяц! Твой отец намекает, что неплохо бы новый телевизор! А ты — ты просто сидишь и киваешь! «В семье помогают друг другу», да?
— Ты несправедлива…
— Я несправедлива? — голос Марины сорвался на крик. — Я работаю по десять часов в день! Я беру проекты на дом! Я остаюсь без премий, потому что отдаю их на нужды твоей семьи! Я последний раз покупала себе нормальную одежду год назад! А ты говоришь, что я несправедлива?
Дмитрий молчал, глядя в пол.
— Знаешь что, — Марина почувствовала, как внутри холодно и четко складывается решение. — У твоей матери скоро юбилей, да?
— В следующем месяце, шестьдесят…
— Хорошо. Я дам ей денег на дачу.
Дмитрий поднял голову, лицо его просветлело.
— Правда? Марин, я знал, что ты…
— Но с одним условием.
— Каким?
Марина подошла ближе, посмотрела мужу прямо в глаза.
— Хорошо, я дам твоей матери денег, но с одним условием. Завтра я меняю замки в этой квартире. Никто из твоей семьи больше не появится здесь без приглашения. Никто не будет приходить с ключами в семь утра. Никто не будет сидеть здесь часами, обсуждая, как я трачу свои деньги.
— Марина, это же семья…
— Я не закончила. Второе условие — у тебя есть месяц, чтобы найти работу. Нормальную работу, которая будет покрывать хотя бы половину наших общих расходов. Если через месяц у тебя не будет работы — я подаю на развод.
— Что?! Ты с ума сошла!
— Нет, Дима. Я наконец-то пришла в себя. Я три года была удобной дойной коровой для твоей семьи. Три года я молча терпела и давала деньги. Но знаешь, что я поняла сегодня? Вы даже не уважаете меня. Вы считаете, что я обязана. Что это норма — работать на всех вас. Но я больше не хочу так жить.
— Ты не можешь просто выгнать мою семью! Это неправильно!
— Я не выгоняю. Они могут приходить, когда их пригласят. Как нормальные гости. Как мои родители, которые всегда предупреждают, прежде чем приехать. Как любые адекватные люди.
— Мама обидится…
— Пусть обижается. Если она хочет дачу — получит дачу. Но за эту дачу я покупаю свое спокойствие и твою взрослость. Либо так, либо я ухожу прямо сейчас. И без дачи, и без тебя.
Дмитрий смотрел на нее так, будто видел впервые. Растерянно, почти испуганно.
— Ты серьезно? Про развод?
— Абсолютно.
— Но я… я люблю тебя, Марин.
— Тогда докажи. Найди работу. Проведи границы со своей семьей. Стань мужем, а не маменькиным сыночком, за которым я подчищаю все последствия.
Она вышла из кухни, оставив его стоять в полной тишине. В спальне Марина легла на кровать, не раздеваясь. Сердце колотилось так, что казалось, слышно во всей квартире. Она только что поставила ультиматум. Она, которая всю жизнь избегала конфликтов, которая всегда шла на компромисс, которая считала, что в семье главное — терпение.
Но терпение кончилось. Точнее, она кончилась в этом терпении, растворилась, превратилась в функцию «зарабатывать деньги для всех».
Дмитрий не пришел в спальню в ту ночь. Марина слышала, как он говорил по телефону в гостиной — сначала с матерью, судя по интонациям, потом с кем-то еще. Голос у него был растерянный, почти детский.
Утром она проснулась от запаха кофе. Дмитрий стоял у кровати с чашкой в руках.
— Я подумал. Ты права.
Марина приподнялась на локте.
— Что?
— Ты права. Во всем. Я повел себя как идиот. Нет, даже хуже. Я позволил своей семье сесть тебе на шею, а сам… сам даже не защитил тебя. Прости.
Она взяла чашку. Кофе был слишком крепким, но она сделала глоток.
— И что теперь?
— Я позвонил матери. Сказал, что ключи мы забираем. Она орала полчаса, но я не сдался. Потом позвонил Ларисе, сказал, что больше не будем давать деньги просто так. Она тоже орала. Потом отцу позвонил…
— И?
— И я понял, что мне тридцать один год, а я до сих пор боюсь расстроить маму. Это же абсурд, да?
Марина промолчала.
— Я начну искать работу нормально. Не выбирая, не привередничая. Любую хорошую работу. И я найду, Марин. Обещаю.
— У тебя месяц.
— Мне хватит, — он попытался улыбнуться.
Следующие недели были странными. Валентина Петровна не звонила — видимо, дулась. Лариса написала длинное гневное сообщение о том, что Марина разрушает семью, на которое Дима даже не ответил. Свекор один раз позвонил, начал что-то говорить про «бабу, которая командует мужиком», но Дима спокойно попросил его больше так не говорить о его жене и повесил трубку.
А еще Дима начал искать работу. По-настоящему. Он встал в пять утра, отредактировал резюме, разослал его в двадцать компаний. Договаривался о собеседования, даже если вакансия казалась не совсем подходящей. Звонил сам, узнавал результаты, не ждал ответа.
Через три недели он пришел домой с бумагами.
— Контракт, — сказал он. — Большое рекламное агентство, зарплата на двадцать процентов больше, чем на прошлой работе. Полный соцпакет. Начинаю в понедельник.
Марина взяла бумаги, пробежала глазами. Действительно, серьезная компания, хорошие условия.
— Ты молодец.
— Я испугался, — Дмитрий сел рядом. — Когда ты сказала про развод, я впервые по-настоящему испугался. Не за комфорт, не за то, что буду один, а за то, что потеряю тебя. И я понял, что не имею права тебя терять. Что я еще ничего не сделал, чтобы заслужить тебя.
— Дим…
— Дай договорю. Эти три года я был эгоистом. Я пользовался тем, что ты сильная, что ты можешь тянуть все сама. Я прикрывался семьей, но на самом деле просто боялся взять ответственность. Было проще позволить тебе решать все, а самому быть мальчиком, которому мама печет пирожки.
Марина молчала.
— Про дачу матери, — продолжил он. — Я съезжу, посмотрю варианты. Но мы купим ее вместе, из моей зарплаты тоже. И это будет последний такой подарок. Дальше — только если мы оба решим, что можем себе это позволить. Договорились?
— Договорились, — она взяла его за руку.
Они сидели молча, держась за руки, и Марина впервые за три года почувствовала, что это действительно «они». Не она одна, тянущая за собой чужую семью, а именно они — пара, команда.
Юбилей Валентины Петровны прошел в ресторане. Дима сам организовал и оплатил большую часть из своей первой зарплаты. Марина оплатила вторую половину — не потому что должна была, а потому что захотела. Когда они вручили конверт с деньгами на дачу, свекровь расплакалась.
— Спасибо, детки. Спасибо.
— Мам, — Дмитрий положил руку ей на плечо. — Мы любим тебя. Но у нас своя семья, и у нас свои правила. Ты понимаешь?
Валентина Петровна посмотрела на сына, потом на Марину. Кивнула.
— Понимаю. Я… я была не права. Я думала, что если вы молодые, здоровые, зарабатываете, то должны нам помогать. Но это не так работает, да?
— Не так, — мягко сказала Марина. — Мы помогаем, когда можем. Но не обязаны жить для вас.
— Я просто боялась, — призналась свекровь. — Боялась, что вы забудете про нас, что мы станем не нужны. Вот и лезла, лезла постоянно, чтобы чувствовать, что мы вам еще важны.
— Вы важны, — Дмитрий сжал ее руку. — Но по-другому. Не как обуза, а как семья.
Через полгода Дмитрий получил повышение. Еще через три месяца они впервые за три года поехали в отпуск — вдвоем, без родственников, в Италию, которую Марина мечтала увидеть.
Валентина Петровна иногда приходила в гости — но теперь всегда звонила заранее, приносила угощение и редко задерживалась дольше часа. Лариса нашла работу и даже один раз сама пригласила их в кафе — и сама же заплатила по счету.
А однажды утром Марина проснулась, и Дима лежал рядом, гладил ее по волосам.
— О чем думаешь? — спросила она.
— О том, что чуть не потерял тебя. И о том, как мне повезло, что ты оказалась достаточно сильной, чтобы меня остановить.
— Это ты оказался достаточно сильным, чтобы измениться.
— Нет, — он покачал головой. — Это ты была сильной. А я просто перестал быть слабым. Наконец-то.
За окном занимался рассвет. Суббота. Их суббота — без непрошеных гостей, без чужих требований, без необходимости быть кем-то, кроме самих себя.
Марина закрыла глаза и улыбнулась. Впервые за долгое время она чувствовала себя дома. В своем собственном доме, со своим мужем, в своей жизни.
Это было стоящим каждого сложного разговора, каждого страха, каждой минуты, когда ей хотелось сдаться и вернуться к привычному терпению.
Потому что терпение без уважения — это не добродетель. Это просто медленное самоуничтожение.
А она больше не собиралась себя уничтожать.
