— Проходите, Екатерина Ивановна, не стойте на пороге. Денис, к сожалению, сегодня дольше обычного на работе, предупреждал, что совещание у них затянется, — Настя постаралась, чтобы её голос звучал как можно приветливее, хотя лёгкое волнение всё же присутствовало. Визит будущей свекрови, да ещё и такой внезапный, под предлогом «познакомиться поближе, пока Дениски нет», застал её врасплох.
Екатерина Ивановна, женщина лет пятидесяти пяти, с цепким, оценивающим взглядом вошла в небольшую, но уютную квартиру, которую Настя с Денисом снимали уже почти год. Она окинула быстрым взглядом обстановку, задержавшись на секунду на фотографиях, где Настя и Денис улыбались, обнявшись, на фоне осеннего парка. На лице её при этом не дрогнул ни один мускул.
— Ничего, Настенька, мы и без него найдём, о чём поговорить, — произнесла она тоном, не допускающим возражений, и проследовала на кухню, будто бывала здесь уже не раз. — Чаю бы выпить. С дороги, знаешь ли.
Настя поспешила поставить чайник. Неловкое молчание, пока вода закипала, она попыталась заполнить дежурными фразами о погоде и работе Дениса. Екатерина Ивановна отвечала односложно, кивала, но чувствовалось, что мысли её заняты чем-то другим. Она сидела за небольшим кухонным столом, прямо, не облокачиваясь на спинку стула, и её поза выражала скорее готовность к деловым переговорам, нежели к душевной беседе с будущей невесткой.
Когда чай был разлит по чашкам, и перед Екатериной Ивановной оказалось блюдце с пирожным, та сделала маленький глоток, поставила чашку и внимательно посмотрела на девушку. Взгляд её стал жёстким, почти стальным, и вся показная любезность моментально испарилась.
— Значит так, деточка, — начала она без предисловий, и Настя невольно напряглась, почувствовав, как по спине пробежал неприятный холодок. — Я вижу, ты за моего Дениску крепко взялась. Мальчик он хороший, перспективный, всё при нём. Но ты должна понимать, что я, как мать, могу сильно повлиять на его решение. Очень сильно. Могу так всё повернуть, что он на тебе никогда не женится. Никогда, запомни. А могу и помочь. Сделать так, чтобы всё было гладко, как по маслу. Чтобы свадьба состоялась, и жили вы душа в душу. Ну, по крайней мере, чтобы он так думал.
Настя молча смотрела на неё, пытаясь осознать услышанное. Это было похоже на какой-то дурной сон. Атмосфера на кухне мгновенно стала тяжёлой, гнетущей. Запах свежих пирожных, ещё минуту назад казавшийся таким уютным, теперь вызывал тошноту.
— И что же от меня требуется… для вашего содействия? — Настя с трудом заставила себя произнести эти слова, стараясь, чтобы голос не выдал её внутреннего смятения и подступающего гнева. Она чувствовала, как холодеют кончики пальцев.
Екатерина Ивановна криво усмехнулась, отчего её лицо приобрело хищное выражение.
— Немного, деточка, совсем немного, — протянула она, наслаждаясь произведённым эффектом. — Скажем, пятьсот тысяч рублей. Единовременно. За моё молчание и, так сказать, невмешательство в вашу молодую семью. Понимай это как плату за спокойную семейную жизнь. Инвестиция в будущее, если хочешь.
— Что? Инвестиция? Да вы…
— Хочешь замуж за моего сына? Значит плати мне, чтобы я не вмешивалась в ваши отношения! А иначе ни мужа у тебя не будет, ничего!
— Екатерина Ивановна, вы вообще понимаете, что говорите?
— Я умею быть очень убедительной, поверь мне на слово. У меня большой опыт в таких делах.
Настя смотрела на эту женщину с плохо скрываемым отвращением. Слова застревали в горле. Перед ней сидела мать её любимого человека и без тени смущения, с циничной усмешкой вымогала у неё деньги, угрожая разрушить их будущее.
— Вы… вы мне угрожаете? И вымогаете деньги? — каждое слово давалось с трудом, но она заставила себя их произнести, глядя прямо в холодные глаза будущей свекрови.
— Я предлагаю сделку, деточка, выгодную сделку, — отрезала Екатерина Ивановна, её голос стал ещё более резким и деловым. — Ты получаешь Дениса и моё благословение, вернее, моё полное отсутствие в вашей жизни, если тебе так будет угодно. А я получаю небольшую компенсацию за моральные, так сказать, издержки. Ведь вырастить такого сына, знаешь ли, дело непростое. Думай, девочка. Время у тебя до возвращения Дениса. Не заплатишь – пеняй на себя. Я слов на ветер не бросаю. И поверь, я найду способ сделать вашу совместную жизнь невыносимой, если ты решишь проявить глупость и упрямство. Денис свою мать любит и всегда будет слушать. Всегда.
Екатерина Ивановна поднялась со стула с видом человека, успешно завершившего важную сделку. Она даже не притронулась к пирожному, которое так и остался сиротливо стоять на блюдце, источая теперь уже не уютный, а какой-то издевательский аромат. Не прощаясь, она проследовала к выходу, оставив за собой шлейф дорогих духов и ощущение липкой паутины, в которую Настя, казалось, угодила с головой.
Когда щелчок замка возвестил об уходе «благодетельницы», Настя ещё несколько минут сидела неподвижно, глядя в одну точку. Кухня, их уютное гнёздышко, вдруг показалась чужой и враждебной. Слова Екатерины Ивановны, её холодный, расчётливый тон, циничная усмешка – всё это навалилось разом, вызывая приступ дурноты. Пятьсот тысяч. За то, чтобы её оставили в покое. За право быть рядом с любимым человеком. Это было настолько дико, настолько за гранью её представлений о человеческих отношениях, что мозг отказывался принимать это как реальность.
Она встала и прошлась по кухне, потом по комнате. Взгляд упал на ту самую фотографию, где они с Денисом были такими счастливыми. Тогда, всего полгода назад, им казалось, что весь мир у их ног, что никакие преграды не смогут помешать их любви. Как же она ошибалась! Преграда явилась собственной персоной, с уложенной причёской и ценником на счастье.
Что делать? Рассказать Денису? Но как он отреагирует? Он боготворил свою мать. В его рассказах Екатерина Ивановна всегда представала мудрой, заботливой, пусть иногда и строгой, но неизменно любящей женщиной. Сможет ли он поверить, что эта самая женщина способна на такой низкий, отвратительный поступок? Скорее всего, нет. Он решит, что Настя всё выдумала, что она пытается очернить его мать, настроить его против неё. И тогда… тогда Екатерина Ивановна действительно победит. Она разрушит их отношения, даже не прикладывая особых усилий.
А если заплатить? Мысль эта была унизительной, но она мелькнула. Пятьсот тысяч – сумма немаленькая, но, возможно, это действительно цена за спокойствие? Купить себе право на счастье… Но даже если она найдёт эти деньги, где гарантия, что аппетиты Екатерины Ивановны не вырастут? Что через полгода она не потребует ещё, найдя новый предлог? Нет, это путь в никуда, это добровольное рабство.
Настя подошла к окну. Город жил своей обычной жизнью, спешили по своим делам люди, ехали машины. А у неё внутри всё замерло. Она чувствовала себя пойманной в ловушку, из которой не было очевидного выхода. Каждый вариант казался проигрышным.
Время тянулось мучительно долго. Она пыталась заняться какими-то домашними делами, чтобы отвлечься, но руки не слушались, мысли постоянно возвращались к утреннему разговору. Она вспоминала разные эпизоды, связанные с Екатериной Ивановной. Её непрошеные советы по поводу ведения хозяйства, её критические замечания относительно Настиной работы («Что это за работа, деточка, дома сидеть за компьютером? Вот у меня в своё время…»), её настойчивые расспросы о Настиных родителях и их материальном положении. Тогда это казалось просто проявлением властного характера, некоторой бестактностью, свойственной людям старшего поколения. Теперь же все эти детали складывались в единую, удручающую картину.
Наконец, послышался звук ключа в замочной скважине. Денис. Настя вздрогнула. Сердце заколотилось чаще. Она быстро подошла к зеркалу, поправила волосы, попыталась придать лицу спокойное выражение. Получилось плохо.
— Привет, любимая! — Денис вошёл в квартиру, как всегда, немного уставший, но с улыбкой. Он обнял Настю, поцеловал в щёку. — Что-то ты бледная сегодня. Всё в порядке? Мама, кстати, звонила, сказала, что заходила к тебе познакомиться. Как всё прошло? Понравилась она тебе? Она у меня, знаешь, женщина с характером, но справедливая.
Настя почувствовала, как к горлу подкатывает ком. «Справедливая»… Если бы он только знал, в чём заключается её «справедливость».
— Да, заходила, — Настя постаралась, чтобы её голос звучал ровно. — Попили чаю, поговорили.
— Ну и как? Нашла общий язык? Она бывает резковата, но это она не со зла, просто привыкла всё контролировать, — Денис говорил это с лёгкой усмешкой, не замечая внутреннего напряжения Насти. — Она очень за меня переживает, хочет, чтобы у меня всё было хорошо.
«Хочет, чтобы у неё всё было хорошо», — мысленно поправила Настя, но вслух сказала другое:
— Денис, а… твоя мама… она сильно влияет на твои решения? Ну, в важных вопросах?
Он удивлённо посмотрел на неё.
— В смысле? Ну, я всегда прислушиваюсь к её мнению, она же мать, плохого не посоветует. Но окончательное решение, конечно, за мной. А почему ты спрашиваешь? Она что-то сказала?
Настя колебалась. Вот он, момент истины. Сказать ему всё как есть, рискнув всем? Или промолчать, попытавшись справиться с ситуацией в одиночку? Взгляд Дениса был открытым, любящим, но в нём читалась и та сыновья преданность, которая сейчас казалась Насте непреодолимой стеной. Она представила, как его лицо изменится, если она расскажет правду, как в его глазах появится недоверие, возможно, даже обвинение. И не решилась.
— Да нет, ничего особенного, — она заставила себя улыбнуться. — Просто интересно стало. Всё-таки, скоро свадьба, хочется, чтобы у нас со всеми были хорошие отношения.
Денис обнял её крепче.
— Не переживай, всё будет отлично! Мама тебя обязательно полюбит. Ей просто нужно время, чтобы привыкнуть. Ты же знаешь, как матери ревностно относятся к выбору своих сыновей. Пойдём ужинать, я голодный как волк!
Он направился на кухню, а Настя осталась стоять посреди комнаты, чувствуя, как её охватывает ледяное отчаяние. Она выбрала молчание. Но это молчание давило на неё невыносимым грузом, и она понимала, что это только начало. Начало чего-то очень неприятного и, возможно, разрушительного.
Ужин прошел в напряженной тишине, по крайней мере, для Насти. Денис, казалось, ничего не замечал, увлеченно рассказывая о своих рабочих делах, о планах на предстоящие выходные, которые они хотели провести за городом. Настя кивала, улыбалась невпопад, механически ковыряла вилкой в тарелке, а сама лихорадочно прокручивала в голове утренний разговор с Екатериной Ивановной. Каждое её слово, каждая интонация въелись в память, как клеймо. Угроза «иначе ни мужа у тебя не будет, ничего» звучала в ушах набатом.
Ночь почти не принесла облегчения. Настя долго ворочалась без сна, прислушиваясь к ровному дыханию Дениса рядом. Ей отчаянно хотелось разбудить его, рассказать всё, выплакаться на его плече. Но страх, что он ей не поверит, что это станет началом конца их отношений, был сильнее. Она представляла себе его реакцию: сначала недоумение, потом недоверие, потом, возможно, раздражение и обвинения в её адрес. Он слишком идеализировал свою мать, чтобы допустить мысль о её такой неприглядной сущности.
К утру Настя чувствовала себя совершенно разбитой, но внутри зрела какая-то холодная решимость. Она больше не могла носить этот груз в одиночку. Что бы ни случилось, Денис должен был знать правду. Пусть он сам решит, как ему поступить, кому верить. Если он выберет мать, значит, такова её судьба, и лучше узнать это сейчас, чем потом, когда их свяжет нечто большее, чем просто любовь и совместная аренда квартиры.
Дождавшись, когда Денис выпьет утренний кофе и соберётся уходить на работу, Настя, собрав всю свою волю в кулак, остановила его у двери.
— Денис, нам нужно серьезно поговорить, — её голос был непривычно твёрдым, и он удивлённо обернулся.
— Что-то случилось, Настюш? Ты сама не своя со вчерашнего дня. Мама всё-таки что-то сказала тебе?
Настя глубоко вздохнула.
— Да, сказала. И это не то, что ты думаешь. Денис, пожалуйста, выслушай меня внимательно и постарайся поверить. Вчера, когда твоя мама приходила… она… она потребовала у меня деньги. Пятьсот тысяч рублей. За то, чтобы она не вмешивалась в наши отношения и не мешала нашей свадьбе.
Денис замер, его рука так и осталась на дверной ручке. На его лице отразилось крайнее недоумение.
— Что? Деньги? Настя, ты о чём? Мама? Потребовала деньги? Ты, наверное, что-то не так поняла. Этого просто не может быть. Может, она пошутила как-то неудачно? Она иногда бывает… своеобразной.
— Нет, Денис, это была не шутка, — Настя смотрела ему прямо в глаза, стараясь передать всю серьёзность ситуации. — Она была абсолютно серьезна. Она сказала, цитирую: «Хочешь замуж за моего сына? Значит плати мне, чтобы я не вмешивалась в ваши отношения! А иначе ни мужа у тебя не будет, ничего!». Она дала мне время подумать до твоего возвращения. Она угрожала, что если я не заплачу, она всё сделает, чтобы мы расстались.
Денис отступил на шаг от двери, его лицо помрачнело. Он провёл рукой по волосам, пытаясь осмыслить услышанное. Видно было, что слова Насти его шокировали, но верить в них он явно не спешил.
— Настя, это… это какая-то чушь, — он покачал головой. — Моя мама никогда бы так не поступила. Зачем ей это? У неё всё есть. Она просто… она очень любит меня и, возможно, боится, что ты… ну, не знаю… не подходишь мне или что-то в этом роде. Может, она просто хотела тебя проверить, посмотреть на твою реакцию?
— Проверить? Шантажом и вымогательством? Денис, ты сам-то в это веришь? — в голосе Насти зазвучали нотки отчаяния. — Она говорила совершенно серьёзно, с холодным расчётом. Она назвала это «платой за спокойную семейную жизнь». Она сказала, что умеет быть очень убедительной и что у неё «большой опыт в таких делах».
Денис нахмурился ещё больше. Он ходил по прихожей из угла в угол, явно пытаясь сопоставить услышанное с образом своей матери, который жил в его сознании.
— Я не понимаю… Я просто не могу в это поверить, — наконец произнёс он. — Мама всегда была для меня образцом порядочности. Да, она властная, да, она любит, чтобы всё было по её, но чтобы вот так… деньги вымогать… Настя, ты уверена, что всё правильно расслышала? Может, ты была взволнована её приходом, и тебе что-то показалось?
— Денис, я не сумасшедшая и не глухая! — Настя почувствовала, как внутри неё закипает обида. Он ей не верил. Он искал оправдания для своей матери, вместо того чтобы хотя бы допустить мысль, что она говорит правду. — Я передала тебе её слова практически дословно. Ты думаешь, я стала бы такое выдумывать? Зачем мне это? Чтобы поссорить тебя с матерью?
— Я не знаю, зачем, — устало ответил Денис. — Но это всё звучит слишком… дико. Я должен с ней поговорить. Я сейчас же ей позвоню и всё выясню.
Он достал телефон и быстро набрал номер матери. Настя стояла рядом, сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Она слышала обрывки фраз Дениса: «Мам, привет… Тут Настя говорит… что ты вчера… деньги… пятьсот тысяч… Мам, это правда?.. Ты уверена?.. А она говорит…» Разговор длился недолго, минуты три-четыре. Денис больше слушал, его лицо становилось всё более напряжённым. Наконец, он отключился и посмотрел на Настю тяжелым взглядом.
— Она всё отрицает, — сказал он глухо. — Говорит, что вы просто мило поболтали, попили чаю. Что она действительно сказала, что я хороший мальчик и что она рада нашему выбору. Сказала, что ты, видимо, её неправильно поняла или что-то себе нафантазировала. Сказала, что ты, возможно, просто очень мнительная и переволновалась перед свадьбой. И ещё… она сказала, что ты, кажется, не очень её взлюбила и пытаешься настроить меня против неё.
Настя смотрела на него, и у неё не было слов. Екатерина Ивановна сделала именно то, чего она и опасалась: выставила её лгуньей, интриганкой, истеричкой. И Денис, судя по его виду, склонялся к тому, чтобы поверить матери.
— И ты ей веришь? — тихо спросила Настя, чувствуя, как её покидают последние силы.
— Настя, я… я не знаю, кому верить, — Денис выглядел растерянным и несчастным. — Но это моя мать. Я знаю её всю жизнь. И я не могу представить, чтобы она была способна на такое. А ты… мы вместе всего полтора года. Может быть, действительно произошло какое-то недоразумение?
— Недоразумение ценой в пятьсот тысяч рублей? — горько усмехнулась Настя. — Денис, она мне прямо угрожала. Она сказала, что если я не заплачу, она разрушит нашу жизнь.
— Мама сказала, что ты всё преувеличиваешь, — повторил Денис, как заведённый. — Она сказала, что готова приехать и поговорить со всеми нами вместе, чтобы прояснить эту… нелепую ситуацию. Она очень расстроена, что ты так о ней подумала.
«Расстроена», — мысленно передразнила Настя. Какая великолепная актриса!
— Хорошо, — сказала она холодно. — Пусть приезжает. Посмотрим, что она скажет мне в лицо, при тебе. Но я от своих слов не откажусь, Денис. Ни от одного. И если ты выберешь верить ей, а не мне… что ж, тогда мне всё станет ясно.
Первая трещина в их отношениях дала о себе знать. И Настя с ужасом понимала, что эта трещина может очень скоро превратиться в пропасть.
Ожидание было недолгим. Не прошло и часа, как в дверь позвонили. На этот раз настойчиво, требовательно. Денис пошёл открывать, а Настя осталась в комнате, чувствуя, как леденеют руки. Она была готова к этой встрече, готова отстаивать свою правду, но всё равно ощущала, как нарастает внутреннее напряжение.
Екатерина Ивановна вошла в квартиру с видом оскорблённой добродетели. На её лице была написана скорбь, смешанная с праведным гневом. Она даже не поздоровалась с Настей, сразу обратившись к сыну.
— Денис, сынок, я так расстроена, так обижена! — голос её дрогнул, но это была дрожь опытной актрисы, а не искреннего переживания. — Чтобы эта… эта девушка посмела обвинить меня в таком! Меня, твою мать! В вымогательстве! Да как у неё язык повернулся!
Она картинно приложила руку к сердцу, искоса бросив на Настю уничтожающий взгляд.
— Мама, успокойся, пожалуйста, — Денис выглядел измученным. Он явно метался между двумя огнями, не зная, как себя вести. — Мы просто хотим разобраться. Настя говорит…
— Я знаю, что она говорит! — перебила Екатерина Ивановна, повышая голос. — Она говорит ложь! Наглую, бесстыдную ложь! Я пришла вчера, чтобы познакомиться с ней поближе, чтобы по-матерински дать ей несколько советов, поддержать перед свадьбой! А она… она всё перевернула, всё извратила! Наверное, решила, что таким образом сможет настроить тебя против меня, сынок! Чтобы ты целиком и полностью принадлежал только ей!
— Екатерина Ивановна, это неправда, — спокойно, но твёрдо произнесла Настя. Она решила не поддаваться на провокации и не опускаться до крика. — Вы прекрасно знаете, о чём мы с вами говорили. И о какой сумме шла речь. Вы предложили мне сделку: пятьсот тысяч рублей за ваше невмешательство. И пригрозили, что иначе не дадите нам пожениться.
— Какая наглость! — всплеснула руками Екатерина Ивановна. — Денис, ты слышишь? Она продолжает клеветать! Я?! Требовала деньги?! Да я бы скорее руку себе отрубила! Деточка, ты, наверное, не в себе! Может, тебе к врачу обратиться? Такие фантазии… это ненормально!
— Мама, Настя, пожалуйста, давайте без оскорблений, — Денис попытался вмешаться, но его голос звучал неуверенно. Он посмотрел на Настю с мольбой. — Насть, может, ты действительно что-то не так поняла? Мама говорит, что ничего подобного не было.
Это был тот самый момент. Момент, когда Денис сделал свой выбор. Настя увидела это в его глазах, в его интонациях. Он выбрал мать. Он не просто не поверил Насте – он фактически обвинил её во лжи или невменяемости.
— Денис, я всё поняла правильно, — холодно ответила Настя. — И я не сумасшедшая. Я прекрасно помню каждое слово вашей матери. И её угрозы тоже.
— Ах, так это я тебе ещё и угрожала? — Екатерина Ивановна перешла в наступление. — Да что ты себе позволяешь, девчонка! Ты пришла в нашу семью, и уже пытаешься установить свои порядки, оклеветать меня, рассорить с сыном! Да кто ты такая вообще?
— Мам, ну хватит! — Денис повысил голос, но скорее от растерянности, чем от желания защитить Настю. — Настя, ну извинись перед мамой. Я уверен, что это какое-то ужасное недоразумение. Ты просто неправильно её слова истолковала. Мама никогда бы…
И тут Настя поняла, что всё кончено. Не будет ни свадьбы, ни совместного будущего. Потому что рядом с ней был не мужчина, способный защитить свою женщину, а маменькин сынок, полностью подчинённый воле своей родительницы. И эта родительница была готова на любую низость, чтобы сохранить свою власть над ним. Она посмотрела сначала на Дениса, потом на Екатерину Ивановну. В её взгляде больше не было ни обиды, ни гнева – только холодное, всепоглощающее презрение.
— Извиниться? — она произнесла это слово так, будто пробовала его на вкус, и оно оказалось отвратительным. — За то, что я сказала правду? За то, что твоя мать, Екатерина Ивановна, пыталась меня шантажировать? Нет, извиняться я не буду. Потому что мне не за что извиняться.
Она повернулась к Екатерине Ивановне. — Вы добились своего. Можете праздновать победу. Вы сохранили своего сына при себе. Вы разрушили не только мои надежды, вы, по сути, сломали жизнь и ему. Хотя, возможно, он этого пока не понимает.
Затем она снова посмотрела на Дениса. Его лицо было бледным, он смотрел на неё с каким-то испугом и непониманием.
— А ты, Денис… ты сделал свой выбор. И он очень красноречив. Ты выбрал не меня и не наше будущее. Ты выбрал свою мать и её ложь. Живи с этим. И с ней. Только не удивляйся потом, когда поймёшь, что она точно так же будет разрушать любую твою попытку построить отношения с кем-то ещё. Потому что такие, как она, не меняются. Им нужна абсолютная власть и контроль.
Настя глубоко вздохнула, но голос её оставался ровным и твёрдым.
— Мне здесь больше делать нечего. Собирать вещи я буду позже, когда вас здесь не будет. Надеюсь, вы не станете этому препятствовать.
Екатерина Ивановна хотела что-то возразить, на её лице мелькнула злобная усмешка победительницы, но Настя уже не смотрела на неё. Она смотрела на Дениса, который стоял, опустив голову, не в силах вымолвить ни слова. В его позе было что-то жалкое, сломленное. Возможно, в глубине души он и понимал, что произошло что-то непоправимое, что Настя говорит правду, но признать это, пойти против матери он не мог.
В квартире повисла тяжёлая, давящая атмосфера. Но это уже не была Настина проблема. Она развернулась и молча вышла из комнаты, направляясь к входной двери. Она не хлопнула дверью, не стала устраивать истерик. Она просто ушла, оставив Екатерину Ивановну наслаждаться своей пирровой победой, а Дениса – смутно осознавать, что он только что потерял нечто очень важное, возможно, самое важное в своей жизни, променяв это на иллюзию материнской заботы, которая на деле оказалась удушающим контролем и циничной манипуляцией.
Настя же, выйдя на улицу, вдохнула свежий воздух и, несмотря на боль от предательства, почувствовала странное, горькое, но всё же облегчение. Она избежала будущего, которое было бы пропитано ложью, унижениями и вечной борьбой с женщиной, для которой собственный сын был лишь средством удовлетворения её эго…
